– Да-а, – протянул сосед, – сейчас такие дела, могут не зарегистрировать!

– Она студентка, обязаны…

– А-а… Ну, тогда конечно! А я вот, до сих пор не могу, нет оснований. Так что я без оснований в Москве уже несколько лет. Извозом занимаюсь. Спасибо, машиненка старая осталась, с прежних времен. Сын отучился и тоже – в никуда…

– Что ж так? – спросил Вовка.

– Да беженцы мы, из Таджикистана.

– А-а… А я из Казахстана, правда, не беженец. Отучился вот, женился, в аспирантуре сейчас…

– Так-то хорошо, – вздохнул сосед. – А я до развала директором АЭС работал, а теперь… – Он посмотрел на свои руки и замолчал.

«С ума сойти! – подумал Вовка, – специалисты со всего Союза, как мусор! Частный извоз. Без гражданства, без прав – рабы! А ведь свой, русский!»

– Сестра где учится?

– В Литинститут поступила…

– Писатель, что ли?

– Хочет…

– Хорошее дело…

Очередь медленно двигалась. Вовка начал смиряться с тем, что у него болит голова, и с тем, что противно ноет желудок, требуя пищи. Сосед уже ушел. Наконец, подоспела пора Вовкиной очереди. Он быстро вошел в кабинет, готовый к длинному разговору, состоящему из объяснений и вопросов.

– В чем дело?! – крикнул сердитый, полный мужчина, стоящий у окна. – Он был взбешен, и имел красный цвет лица. Вовка затоптался на месте от неожиданности.

– Я к Вам, на прием, – не совсем понимая, что происходит, ответил он.

– А времени сколько?! – Вовка опять глянул на часы и произнес:

– Без пятнадцати восемь.

– А у меня рабочий день до семи! Все, прием окончен! – взревел расстроенный всеобщей регистрацией чиновник.

– Там очередь, – растерянно взмахнул рукой Вовка и задом попятился к двери.

– Все! – Начальник был непреклонен. Вовка выскочил из кабинета, не глядя на ожидающих людей и быстро вышел на улицу.

Домой он вернулся злой и усталый. Ему было жаль потраченного времени, жаль себя, жаль сестру, жаль Катю, которая ждала его…

– Ну как? – спросила с порога Катя.

– Меня выгнали, – пожаловался Вовка.

– Как?

– У него рабочий день кончился.

– Сколько же ты там был?

– Три часа! А еще, у нас на работе сегодня авария была!

– Ох!

Вовка разделся, вымыл руки, прошел к столу:

– Поесть что есть?

Катя быстро положила плов в тарелки, поставила на стол, села рядом. Вовка обеими руками пододвинул к себе свою тарелку и, взяв ложку, стал есть так, как это делает его отец: низко наклонив голову. Насытившись и выпив чаю он продолжил свой рассказ:

– Свет отключился, мы 500 метров в полной темноте пробирались к выходу…

Катя всплеснула руками, и встав из-за стола, сбегала в коридор, оттуда она вернулась с фонариком:

– Вот, я купила тебе фонарик, как чувствовала! – Вовка закряхтел и заулыбался. Он взял фонарик в свои большие ладони, несколько раз включил его, и ему опять стало приятно от того, что вот – есть Катя, и она о нем помнит, и теперь, когда есть этот маленький огонек, с ним ничего не может случится…

На следующий день Вовкина сестра звонила по телефону страшному начальнику паспортного стола, который оказался вовсе не таким уж страшным. И он совершенно спокойно рассказал ей об условиях регистрации. Утро вечера мудренее, говорили наши предки…

«Каждому – свое!» – написано на воротах чистилища. Каждому – свое…

«Здравствуй, друг мой! Не удивляйся, что я пишу тебе. По телефону об этом нельзя, ты не поверишь, а еще хуже: сочтешь меня за сумасшедшего. Мы редко видимся, хотелось бы поговорить… Но, не знаю, застанешь ли ты меня… Таким образом, остается одна надежда: ты прочтешь это письмо и поймешь, что все, о чем я пишу – истинная правда!

Ты знаешь, как у меня плохи были дела в последнее время. Кстати, долг тебе я оплатил, деньги в банке, на твое имя, возьми их. Я очень благодарен тебе, но помочь выжить моему агентству могло только чудо, и оно случилось!

С месяц назад, я сидел в своей конторе, перебирал счета и с тоской ожидал судебного исполнителя. В нашем городе, видимо, у людей все было хорошо: никто ничего не терял, никто никого не шантажировал, никто никому не изменял. Хотя, я лично думаю, что наши обыватели просто махнули на все рукой. Так грустно размышлял я в пустой комнатенке с единственным письменным столом, (помнишь, как я гордился, покупая его?) и стулом, на котором я сам же и сидел. Телефон отключили за неуплату, секретаршу я отпустил в бессрочный отпуск. Да, такова жизнь!

Вдруг, слышу – звонок! «Ну, – думаю, – пришли! Имущество описывать». Усмехнулся и пошел открывать. На пороге стояла пожилая женщина, дорого и со вкусом одетая. Она посмотрела на меня какими-то больными, выплаканными глазами, комкала в руках ремешок сумки. Я сразу внутренним чутьем понял: тут горе! Большое горе! Я учтиво поклонился посетительнице и спросил:

– Чем могу помочь, сударыня?

Она испуганно обернулась по сторонам и молча протиснулась мимо меня в дверь. Я посторонился, пропуская ее. В коридоре она опять глянула на меня как-то…

– Итак? – переспросил я.

– Пройдемте в Ваш кабинет, пожалуйста, – тихим голосом попросила она. Я указал на дверь кабинета, и мы вошли: она, и я следом. Я застеснялся своей бедности, но посетительница, казалось, не замечает ничего вокруг. Засуетившись, я предложил ей единственный стул, а сам уселся на край стола. Женщина опустилась на стул, и некоторое время молчала, отрешенно глядя в стену. Я кашлянул, чтобы привлечь ее внимание. Она вздрогнула, подняла голову, и я встретился с ее взглядом. «Боже мой, она безумна! Этого только не хватало!»

– Сударыня, обратился я к ней, – чем могу?

– Ах, простите меня! Я несколько дней не в себе… Вы ведь частный детектив, да?

Я кивнул.

– Мне порекомендовала Вас моя подруга. Вы когда-то избавили ее от шантажиста… Я вспомнил, мерзостная была история…

– Видите ли, не так давно у меня умер муж. Мы были очень близки. Конечно, для меня эта потеря – большой шок, нервное потрясение! Я даже обращалась к врачам… Когда я немного пришла в себя, знаете, начала что-то делать по дому, Однажды, перебирая вещи мужа, я обнаружила странную записку: «»Дорогая, это вопрос жизни и смерти! В потайном ящике моего стола найди деревянную шкатулку, сожги ее не открывая! Боюсь, я уже не успею…» – Вот и все, это дословно. Я удивилась, но шкатулку все-таки нашла, а с ней ключик. Женщины любопытны, я открывала шкатулку…

– И что там было? – встрепенулся я.

– Ничего, несколько старых фотографий. Я стала запирать шкатулку и сломала ключ.

– Вы сожгли ее?

– Нет, знаете, я через несколько дней о ней забыла. Муж ведь очень тяжело умирал. Он был без сознания, бредил. Врачи так и не поставили конкретный диагноз. Я подумала, что это просто страхи больного человека.

– И что же? Спросил я.

– А потом, через два дня, или не помню точно, ко мне неожиданно приехала молоденькая девушка, дальняя родственница моего мужа. Какая-то племянница. Она представилась, показала документы, сообщила, что сирота, и никого, кроме дяди у нее нет, а теперь нет и дяди… Мы с ней поплакали, и я оставила девушку у себя. Я привязалась к ней, как к дочери. Наши дети уже давно живут отдельно, у них свои семьи, а я осталась совсем одна… вот тогда-то все и началось!

– Что? Подробнее, пожалуйста! – я почувствовал, что не должен упустить ни одной детали из ее рассказа.

– Мой муж стал приходить ко мне по ночам. Он был таким молодым, с такими свежими губами и шелковистой кожей. Он был так нежен со мной, как бывало в дни нашей молодости! Мы занимались с ним любовью… как я была счастлива! Я жила от ночи, к ночи, я ждала его. И он приходил, и был ненасытен! Конечно, я чувствовала, что слабею, что просыпаюсь с головной болью, вся разбитая. Но наступала следующая ночь, и она компенсировала все! Я снова и снова была в объятиях моего помолодевшего мужа…