– Самый честный типа, да? Значит, по-честному хочешь?! Ну-ну. Давай, приводи своих дурачков. Решим, чьё дерево. Давно пора, – одним глазом он смотрел как-то мимо Кешки, от этого было жутко. – Придёшь? Или слабо?

У Кешки вспыхнули уши.

– Ещё чего… Больно страшные, от горшка два вершка, – он старался не глядеть на Герцеля. – Давай через час, на этом же месте.

– Идёт, – сказал Герцель. – Скажи спасибо, что я такой сговорчивый.

И Кешка помчался. Страха не было. Он никогда ещё не дрался по-настоящему. Как это, интересно?! Папа рассказывал – вот они дрались… «Нежное поколение», – говорил он про Кешку. Ну-ну. Сейчас собрать всех – Тигра, обоих Мельников, здоровенного Прохора, мушкетёра Арсения, Егорку – ну, они им покажут! Они у них попляшут – эти пушкари недобитые…

Кешка с пылающими ушами влетел во двор. Пусто… Нет, не может быть! – он сначала даже не поверил. Помчался за дом, в соседний двор – пусто! В футбольной коробке – тишина… Куда же они делись, умерли, что ли, все?!

Кешка помчался по квартирам – собирать людей. Но где-то в животе уже шевелилось холодным червяком нехорошее предчувствие.

Ну да, у братьев Мельников никого нет дома. Куда вот они подевались? Прохора вообще заперли, наказали. (Сумасшедшая мамаша Прохорова – разве можно живого человека в доме запирать! А вдруг пожар?) Арсений тоже выступил – они с классом пошли в цирк. Это же надо, в цирк!

К Егорке Кешка уже не пошёл. Толку от него, щуплого маленького очкарика… Он, конечно, отчаянный, только побьют его, да и всё. Кешка понял – к пушкарям пойдут они с Тигром. Вдвоём.

Только бы Тигр оказался дома…

А, так вот же он сам – выходит из подъезда!

Кешка бросился к нему:

– Ох, Тигр! А я уж испугался, что тебя нет… Никого нет! Как хорошо, что ты… Ты мне нужен ужасно! Пойдём! Знаешь…

Но Тигр перебил его:

– Я, Кеныч, не могу сейчас. У меня сольфеджио. Давай потом, ладно? Ты чего такой – случилось что?

Земля, всегда такая надёжная, вдруг поплыла под Кешкиными ногами.

– Да нет, ничего не случилось… Ты иди на своё сольфеджио… Иди-иди!

– Кешка, ты чего?!

– А ничего! Ты иди, раз тебе так надо… Раз у тебя это, сольфеджио… И Тигр обиделся. Развернулся и ушёл со своей зелёной папочкой. Если бы Кешка только объяснил ему… Но… Друг, называется!

Он даже не стал ничего спрашивать! Он же сразу – сольфеджио! Фу, слово-то какое мерзкое. Что можно объяснить человеку, у которого сольфеджио!

А ведь должен был сразу понять, что да – случилось, что нужен, что… Ведь он раньше угадывал, всегда! А тут – не понял. Ничего он не понял.

И как же раньше Кешка не замечал! Ведь это уже давно – Тигр-то уже как бы и не с ним! Всё из-за этой музыки своей. «Мне, Кеш, заниматься надо». Вечно ему – заниматься. Тоже, великий музыкант нашёлся. И даже на уроках – он не слышит Кешку, не замечает! Всё о музыке своей, наверно, думает. Не видит, что у них с Кешкой ответы не совпадают. Не совпадают!

Весь вечер Кешка провёл на дереве, с Лёвкой Герцем. Он оказался очень даже ничего, этот Герцель – тоже растерял всех своих бойцов, пришёл один. Малышей разогнал по домам. Непонятное «Герцель» оказалось просто от фамилии, от Герца. Выпросил у Кешки «Капитана Немо» – книжки Лёвка любит, а мама ему не разрешает читать, из-за глаз. Ещё Лёвка рассказал, что у него отец – профессор, почему-то уехал в Голландию и там преподаёт математику. Но уж это он загнул, конечно. Лёшка Мельник говорил, что у Герцеля и отца-то никакого вообще нет.

Всё равно хороший парень оказался этот Лёвка Герц, хотя и сочиняет много. Здорово, что они подружились.

Только никто и никогда не заменит Кешке Тигра. Уж лучше бы Кешку сегодня побили…

Он шёл к музыкальной школе. Уроки давно закончились. Огромные пустые окна, гулкая тишина. Кешка поднял с земли небольшой гладкий булыжник.

Зазвенело, брызнуло стекло. Кешка ждал – завоет сигнализация, прибежит сторож, поднимется шум. Нет, ничего не случилось – в маленьком скверике рядом со школой ни души. В свете фонаря смотрела на Кешку из аккуратного чёрного треугольника тишина.

Легче не стало. Возле самого дома Кешка аккуратно наступил в лужу и, хлюпая мокрым ботинком, зашёл в подъезд.

А через неделю у Кешки был день рождения. Он так его ждал, так хотелось праздника! Но день почему-то оказался не праздничный, а какой-то обыкновенный. Кешка ходил хмурый и злился непонятно на что.

Заскочил Тигр, подарил «Таинственный остров» в дурацкой обложке. Кешка рассказывал ему, конечно, эту историю с пропавшей папиной книгой. Выходит, Тигр запомнил! Кешка кивнул, подержал подарок в руках и равнодушно поставил на полку. Тигр всё понял и довольно быстро ушёл.

Были и другие ребята, Арсений всё пытался Кешку растормошить, но Кешка засел в углу с Егоркой за шахматами и даже с каким-то удовольствием впервые в жизни ему проиграл. Разошлись рано.

– Не заболел? Чего ты скучный такой? – спросила мама.

Кешка помотал головой, мол, и сам не знаю, праздник, а грустно.

– Взрослеешь, – вздохнул папа и потрепал Кешку по макушке.

А мама как-то странно посмотрела на него и вдруг спросила:

– Кешка, а ты помнишь дедушку Иннокентия Михалыча?

Кешка кивнул.

Он родился, когда деду исполнилось шестьдесят – день в день. И тогда дедушка стал Иннокентием Михалычем-старшим, а Кешка – младшим, у них даже отчество совпало. Он был не родной Кешкин дед – какой-то мамин дядя. Но мама его очень любила, и Кешка тоже. Хотя они виделись очень давно – Кешка ещё маленький был. Помнил, как дедушка учил его играть в шахматы. Особенные, дедушкины – вырезанные из какого-то необыкновенного дерева, и у каждой фигурки своё личико, даже у пешек. Кешке-маленькому очень нравилось складывать их специальным способом, чтобы ящичек закрывался. Дедушка показал один раз – и Кеша сразу запомнил, как надо. Ему тогда лет пять было… А потом Иннокентий Михалыч уехал в Америку.

Кешка почти совсем не помнил его лица, только круглые очки и маленькую бороду, тоже круглую. Он ждал, что дед когда-нибудь вернётся. Что они познакомятся поближе. Но не дождался – Иннокентий Михалыч умер в Америке два года назад.

Неудивительно, что мама про него спросила. Ведь у него тоже сегодня день рождения!

Но почему же она так волнуется, и папа тоже?

– Так вот, Кеша, дедушка оставил тебе наследство. Ты знаешь, у него много было родственников. Но эту вещь он завещал именно тебе – Иннокентию Михайловичу-младшему, когда ему исполнится десять лет. Это большая ценность, ты её береги. Ну вот – теперь она твоя!

Вот это да! Наследство из Америки… Ну и дедушка! Что же это может быть? Неужели шахматы, волшебные живые шахматы?! Конечно! И они будут его, Кешкины, насовсем?! Вот это дед! Умница, догадался!

А папа уже раскрывал старый, потёртый футляр очень странной формы… Кешка оторопел. Он даже не понял сначала, что это. «Это не шахматы, не шахматы», – тупо стучало у него в голове. А папа уже как-то неловко разворачивал из тёплого шерстяного платка…

Кешка замер. Пересохло горло, руки и ноги сделались чужими, деревянными. Да этого просто быть не могло! Завёрнутый в одеяло уродец – ни ручек, ни ножек, – щурил на него щёлочки-глазки: «Ага, попался!»

Скрипка, вот же чёрт. Скрипка.

– Это очень дорогая вещь, сынок. Береги… Не знаю, почему дед выбрал именно тебя. Может, потому, что вы с ним так похожи… Он сам играл на скрипке с десяти лет. А хочешь, научим и тебя? Пойдёшь в музыкальную школу, вместе с Тигром, – как-то неуверенно предложила мама.