Он перебирал все эти вероятности в течение дня, потом изложил их теплой компании, собравшейся за ужином в гостиной. Нина переоделась в черное платье, сняла дурацкие ушки, нацепила на белую шею бриллиантовое ожерелье и просто источала кокетство. Имс был как-то подозрительно беззаботен и шутил напропалую, да и Том улыбался самой широкой своей улыбкой, показывая все свои острые ослепительные зубы.

– Ну что ж, – сказал Имс весело в ответ на тираду Антона, и тот вопросительно поднял брови, услышав эту не к месту игривую интонацию. – Тони, ты, по-моему, уже обо всем подумал. Отступать некуда. Сначала будете тренироваться с Ниной и Томом, потом со мной, а затем – вперед, в неизвестность.

– У меня прямо мурашки по спине бегут, когда подумаю, что Тони позволит нам прикоснуться к своему таланту, – подмигнул Том.

Нина улыбалась и качала туфелькой, накручивая белый локон на тонкий пальчик.

Команда явно была не готова, но делать было нечего.

Впрочем, строить сны с Томом и Ниной оказалось захватывающе. Когда они впервые попали в общий сон, то оказались на какой-то каменной площадке, по всем сторонам которой расстилалась бесконечная, нагая, синяя даль. С краев площадки можно было видеть огромные ущелья, окружавшие ее кольцом, и тишина здесь обрела совершенно новое качество – казалось, было слышно, как плывут облака. Они стояли, оглушенные, всего-то несколько мгновений, но это короткое время впечаталось Спасскому в память намертво.

Потом Нина поманила их пальцем и вдруг кинулась со скалы вниз, как будто в воду, только воды там никакой не было: Антон ведь ясно видел это и потому закричал, бросился за девушкой, но снова был оглушен, ошарашен, потому что моментально все трое оказались именно под водой, и скалы обратились огромными рифами, белыми, коралловыми, страшными и прекрасными, а между ними резвились рыбы невероятных цветов и форм.

– Нельзя бояться, – крикнула Нина, выныривая и отплевываясь, мокрая, сама как маленькая гладкая рыбка. – Нельзя бояться ловушек, нужно сразу же менять под себя все! Он будет чувствовать, чего ты боишься – ты должен подменить стихию страха стихией комфорта. Только очень быстро, иначе эмоции тебя затянут! Страх как эпидемия!

Они поплыли к берегу и оказались в какой-то крошечной заброшенной гавани, где в воде колыхались старые, замшелые лодки, брошенные тут, казалось, лет сто назад.

– Твоя задача, Тони, – добавил Том, забираясь в одну такую лодку и садясь на банку, – не самому строить ответные пространства, а очень быстро следовать за Ниной, не отставать. Она тебя выведет. Ну и, конечно, следить за знаками. Все мы будем за ними следить. Это как игра в прятки и шарады одновременно. Захватывающе должно быть.

– Где ты так научилась? – пораженно спросил Антон.

– Я в цирке работаю, – усмехнулась Нина. – Там со всеми стихиями дело иметь приходится. А реакции не будет – умрешь. Сейчас цирк – это не то безопасное развлечение, что раньше.

И только Антон хотел спросить, что же сейчас цирк, как их выбросило.

***

Тренировались долго – до умопомрачения, до жестокой бессонницы, пили витамины, чтобы укрепить нервы, «Северус» выдавал из своей адской кухонной машины какое-то совершенно невероятное по вкусу и виду питье, уверяя, что нет ничего лучше для душевного и физического здоровья. Антону же казалось, что он поглощает сок из размельченных сырых ядовитых рыб.

Первый совместный сон не удался. Антону не удалось найти след Артура, хотя он изо всех душевных сил нацеливался именно на это. Может быть, ярость желания как раз блокировала возможности. В результате в общем сновидении они промаялись несколько часов среди черных заснеженных скал, наблюдая за тем, как по холодному синему небу быстро бегут закрученные в остроконечные белые шапки облака.

– Тут очень красиво, Тони, но, мне кажется, в этот раз пасьянс не сошелся, – заключил Имс уже перед самым выбросом.

И так было и потом: каждый раз они вместе оказывались на каких-то огромных пустынных пространствах, и каждый раз в этих пространствах было что-то слишком: то это была вымораживающая холодом снежная равнина, то пустыня, где ударило пятьдесят градусов жары по Цельсию, то голые острые скалы, то дремучий лес, такой мрачный, что средневековые сказки казались Диснейлендом в сравнении с ним, то вообще поверхность чужой, выжженной чем-то ужасным красной планеты, откуда им пришлось убираться, спешно поубивав друг друга, уж больно жутко там стало всего через несколько минут – напряжение зашкаливало до тошноты, до боли, до судорог.

Чем больше Антон переживал по поводу неудачи, тем больше напрягался, и это напряжение росло ото сна ко сну и выдавало все более психоделические ландшафты. Строить во сне у Ловца что-то было бессмысленно – они не знали, как может обернуться ситуация, они вообще не знали, чего ждать.

Через несколько недель Антон вымотался совершенно и так же совершенно потерял веру в то, что сможет выполнить свою миссию. Он не говорил ничего ни Имсу, ни Тому, не доказывал, не спорил, просто все больше мрачнел, сутулился и отгораживался. Те, в свою очередь, тоже не пытались выйти на разговор. Только раз в неделю с маниакальным упорством команда укладывалась в старинную кровать и опускалась в неизвестность. Постепенно спать нормальным сном перестали все – мозг был взбудоражен постоянно, сказывался невыносимый график снохождений, возбуждение перешло всякий предел.

В очередной раз устраиваясь на подушках, Спасский вымученно сказал:

– Если в этот раз ничего не случится, я беру самоотвод.

Том, бледный, с черными синяками под глазами, лишь устало вздохнул, Имс криво усмехнулся, тронув языком зубы, а Нина просто прикрыла воспаленные веки. И вдруг тихо проговорила:

– А может быть, ты просто не хочешь его найти, Тони? Не хочешь отдавать на растерзание?

– А может быть, не только я испытываю подобные чувства? – язвительно спросил Антон и выразительно взглянул на Имса.

– Нет уж, Тони, ты стрелки не переводи, дорогуша, – взглянул тот в ответ. – Если действительно так, то давай скажи. Сразу прекратим эти игры.

– Да хочу я, хочу! – огрызнулся Спасский. – Давайте уже, где эта кнопка подачи? Жмите.

Имс нажал на кнопку на его браслете почти яростно (сейчас Антон тоже носил на запястье ПЭСИВ, ибо только он со своим снотворным гарантировал моментальное погружение в сон), и в новую реальность все упали злыми и опустошенными.

Внезапно, как музыка, на них обрушился запахом каштанов и солнечной пыли, звоном колоколов и пронзительно голубым небом какой-то старинный город.

Некоторое время они смотрели по сторонам, снова оглушенные, слегка потерянные, но теперь совсем по-другому – мир, который их окружил, был неизъяснимо притягательным.

Имс присмотрелся к шагавшим по улице людям и внезапно заулыбался.

– Тони, ты молодец. Это одно из любимых сонных мест Артура. Оксфорд. Причем середины прошлого века.