Том только зыркнул с ответной злостью на Эмиля, быстро поднялся из кресла, где полулежал, сцепленный с Антоном силовым полем «сонного» браслета (работа традиционного сновидческого прибора все еще требовала от участников находиться довольно близко друг от друга, чтобы поле могло синхронизировать их мозговую деятельность и сделать сновидение общим). Что последует после, когда эти двое останутся наедине, Антон сейчас представлял слишком хорошо, и от этого его щеки, и так загоревшиеся от стыда, вспыхнули еще сильнее.
– А ты! – наконец, прорвало Эмиля – дышал он тяжело, с присвистом, как разъяренный бык, разве что пар из раздувавшихся ноздрей не шел. – Тони, блядь! Ты повелся, как школьница! Забылся! А если бы я не вернулся вовремя?
– Том был уверен в себе, – попытался оправдаться Спасский.
– Ну и что, черт тебя подери? У тебя голова на плечах или тыква?
– Разве я здесь не для этого? – вдруг тоже разозлился Антон. – Разве меня не должны провести через все риски и соблазны, как через темный лес? Разве я вообще – не Мальчик-с-Пальчик среди людоедов, а? Я побывал в лимбе, я понял, в чем опасность. Задача выполнена.
– Где гарантия, что, снова попав в лимб, ты снова не забудешь себя?
– Если ее нет даже для профессионального извлекателя, для меня ее нет тем более, – огрызнулся Антон. – Ее ни для кого нет, Эмиль.
– Да я ему башку сверну за то, что он туда тебя потащил… – пробормотал Эмиль и зашарил по ящикам стола.
– Наверное, ему понадобилось свежее мясо, раз уж мы проводим сравнения с людоедами, – ввернул Антон.
– Это ты проводишь такие сравнения, а не мы, – подчеркнул Эмиль. – Вот они!
– Сигареты? У вас тут еще курят? – отвлекся Спасский.
– Крайне немногим это разрешено. На улицах, курить запрещено в принципе. Но здесь, в доме, можно, у меня есть свои привилегии.
– Конечно. Старичок с зеленью на велосипеде – и возможность дымить. Хороши нынче привилегии у аристократов. Ах да, и еще настоящий виски.
– Чему смеешься? Не всем сегодня это позволено.
– Я начинаю хотеть вернуться в Питер, – сказал Антон – просто так сказал, не подумав, но Имс вдруг застыл с сигаретой в одной руке и какой-то чудной круглой крошечной зажигалкой без огня в другой – и внимательно на него посмотрел.
– Правда, хочешь? Ты же понимаешь, что я не могу тебе позволить.
– Я отлично понимаю, что я тут у вас вроде дрессируемой ищейки, – кивнул Антон. – Можете творить со мной все, что хочется. Во всех смыслах. И от властей меня скрываете, и вообще – меня же здесь, в этом мире, словно бы и нет вовсе.
– А там ты был? Там ты был, Тони? Ну, скажи мне!
Эмилю даже и не надо было спрашивать: он-то ведь знал, что Спасский в прошлой жизни был будто бы случайным негативным силуэтом на чьей-то испорченной фотографии и проявился только тогда, когда в красно-зеленом ресторанчике увидел полупьяного Эмиля – смотревшего на него так, как весна смотрит на лед.
В Петербурге по-прежнему, вероятно, шла жизнь: пасмурные отражения величавых домов в воде, серые тени в глубоких дворах, старушки в кофейнях, отщипывающие крошки от безе, приближение холодов – река, наверное, уже совсем остыла, и ветра стали пронизывающими…
– Сколько там прошло времени? – безжизненно спросил он.
– Столько же, сколько здесь, – ответил Эмиль. – Месяц, около того.
– Ты не возвращался туда?
– Нет, а зачем?
– А где ты был в этот раз?
– В Лондоне, – недовольно проговорил Эмиль. – В Лондоне твоего времени. Туда любят сбегать детки из королевской семьи.
– Так ты еще и вроде няньки для принцев и принцесс?
– Заткнись, Тони.
– А вы с Артуром много работали вместе? – вдруг спросил Спасский. – Когда и где? Ты мне должен это показать, Эмиль. Свои воспоминания, свои проекции, его самого – как ты его помнишь. Если я ищейка, вы должны дать мне понюхать платок жертвы. Я должен знать, как он может чувствовать, где его слабости, какие у него пунктики…
– У него нет слабостей, – сказал Эмиль. – И вообще, я не думаю, что это хорошая идея.
– Да неужели? – раздался от двери тягучий голос Тома. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и попивал кофе как ни в чем не бывало. – А мне кажется, малыш прав. Ему надо начать изучать Артура, и архивы здесь мало что дадут – большую часть информации Каллахан стер отовсюду. Но вот из твоей головы – вряд ли. Ты и сам не смог этого сделать, правда, Имс?
Эмиль сел в кресло, устроился поудобнее и затянулся сигаретой.
– Тебе не понравится, что я скажу, Том, но тогда, в нашем общем сне, куда Тони умудрился затащить свою жену и какую-то адски страшную башню, Артур появился вовсе не в виде проекции.
Светлые брови Тома поползли вверх, и казалось, этот процесс не имеет окончания.
– Что-о?
– Он, конечно, пытался пудрить нам мозги, вернее… ладно, ладно, каюсь, это я чуть с катушек не слетел и доказывал ему, что он – моя проекция. Но, к сожалению, нет. Он явился ко мне в сон лично. И, конечно, никаких следов. Кроме того, что он всадил нам каждому в грудь по старинному кинжалу.
– Артур всегда был парнем с фантазией, – поддел Том, и Эмиль скривился. – Но эти кинжалы ничего нам не дают, он мог бы и топором первобытным кинуть, и волшебной палочкой вас на атомы разнести. Меня волнует другое: он, выходит, видел Тони?
– Да, – кивнул Эмиль и сжал челюсти.
– Вот чертов сукин сын! Как же его занесло?
– Очевидно, у него по городу развешены камеры. В Центре – точно, но и на платформах Внешнего края тоже. Засек. Заинтересовался. Пока не понял, но… Когда-нибудь поймет.
– А, может быть, наш загадочный Каллахан бывает в городе собственной персоной?
– Вряд ли, – сразу отмел эту мысль Эмиль. – Зачем ему это, он и так все прекрасно контролирует. Кроме камер, думаю, у него и так везде есть глаза и уши. Вполне, так сказать, живые.
– Думаешь, он не бывает во дворце? Думаешь, наш министр не ведет двойной игры? А королева? А лорд Кавендиш?
– Меня в это никто не посвящал, Том, – процедил Эмиль сквозь зубы. – Я подозреваю, что правая рука вообще не подозревает, что делает левая.
– А раньше… раньше Артур разве не наведывался к тебе во сны? – вкрадчиво спросил Том.
– Нет, – отрезал Эмиль. – Никогда.
– Странно, ведь вы были такими близкими друзьями.
– Смотри, не отравись своим же ядом, дорогуша, – ощерился Эмиль.
