Василий Васильевич Волков
Тимка-новосёл
Двадцать лет прошло с тех пор, как в далёких степях Казахстана был основан совхоз «Передовой». Отец героя повести, маленького Тимки, — первопроходец; руками таких людей строится на советской земле новая жизнь. Сегодня Тимофей старожил, но по родному совхозу бегает маленький Тимка, сын нашего героя.
Глава первая. Тимка и что он знал о себе в шесть лет
Утро у Тимки началось неприятностью: из отцовского рабочего стола исчез перочинный нож. Это был настоящий мужской нож с шестнадцатью лезвиями и зелёной перламутровой рукояткой. Им можно было строгать, сверлить, пилить, колоть и даже кусать проволоку. Ножом пользовался только отец, другим его брать строго запрещалось.
Перерыв всё в столе, отец подозвал к себе Тимку и спросил:
— Тебе, брат, кто позволил взять нож?
Ох уж эти допросы! Нет, Тимка не брал ножа, и если бы отец знал, сколько потребовалось выдержки, чтобы не забраться в ящик стола и не взять перочинный с зеленой рукояткой нож, он, пожалуй, не стал бы так строго спрашивать.
— Я совсем, совсем не брал ножа! — ответил Тимка и смело посмотрел отцу в глаза.
— Не брал? Но кто же его мог взять? Мама и бабушка говорят, что они тоже не брали. Может быть, ты всё-таки взял, да забыл? Давай-ка поищи. Приду с работы, нож должен лежать на моём столе. Понятно?
Отец ушёл на работу. За Тимку принялась мама:
— Тимочка, скажи, куда ты спрятал ножичек? Папа не будет сердиться. Он у нас добрый. Вспомни! Ну, вспомни!
— Я буду искать ножик… Он, наверно… — Не договорил, Тимка умолкает.
Мама торжествующе улыбается. Тимке жаль огорчать её, но он решительно заявляет:
— Я же не брал ножика! Правда!
Теперь мама не улыбается. Она пожимает плечами.
Тимка говорит:
— Я всё, всё помню! Я…
— Ты не помнишь! — перебивает мама. — Ищи нож!
Мама укладывает в портфель школьные тетради и тоже уходит. Тимка остаётся в квартире один. Теперь можно не торопясь поискать ножик. Хорошо бы его найти! Тимка заглядывает под диван, лезет под мамину кровать и вспоминает о шариках, которые он вчера отвинтил. Правда, ещё никто не заметил, что у кровати нет шариков, но лучше их приделать сейчас же. Нужно ещё достать из-под буфета папину ручку и положить на место. А вязальный крючок? Тоже надо разыскать. Бабушка сегодня обязательно хватится его.
Дел и забот много, а мама говорит, что он ничего не помнит. Мама не права, он всё помнит; помнит, как она назвала его бестолковым за то, что он принёс ей из буфета вместо соли сахар. Но кульки-то ведь одинаковые. Бестолковый?! Почему же тогда бабушка называет его смышлёным ребёнком?
Привинтить шарики не удалось: из магазина пришла бабушка и выпроводила Тимку во двор. Двор больше комнаты. В нём не стоят столы с острыми углами, не мешают стулья и не попадаются под ноги папины и мамины туфли. Можно бегать и бегать, скакать, прокатиться на самокате и пинать мяч. Можно громко смеяться и даже кричать. А когда устанут ноги, хорошо забраться на скамейку под большим грибом и смотреть, как малыши-ползунки копошатся в песке.
Тимка забыл про нож, бабушкин крючок, забыл про шарики и папину ручку. Во дворе время проходит незаметно.
— Тимка, обедать! — зовёт отец.
Уходить со двора не хочется, но мама и бабушка, наверное, уже сели за стол. Опаздывать нельзя.
За обедом отец с грустью говорит, что ему уже не видать своего ножа, который верно служил в походе от Волги до Берлина. Мама, взглянув на Тимку, вздыхает. Бабушка, разливая борщ, успокаивает:
— Ладно вам изводить ребёнка-то! Разыщет он ваш нож и отдаст!
Вечером бабушка находит нож в кармане своего фартука. Позавчера она чинила электрический утюг и забыла положить нож на место.
— Да, брат, — говорит Тимке отец. — Зря заподозрил тебя. Ну, всё хорошо, что хорошо кончается!
Отец подошёл к столу, выдвинул ящик и положил в него нож.
Из спальной доносится мамин голос:
— Это кто же отвернул шарики? Тимочка!
Отец задвигает ящик и широкими шагами идёт в соседнюю комнату. Да, шариков, трёх шариков нет у спинки кровати! Снова допрос. Отец требует немедленно отдать шарики. Мама, волнуясь, говорит:
— Удивительно! Ума не приложу, в кого уродился мой сын?!
Шарики привинчены. Отец возвращается к столу. Он протягивает руку к чернильному прибору… Но где же ручка?
Опять слышится: «Тимка!»
Общими усилиями папы, мамы и бабушки буфет отодвинут и ручка со сломанным пером извлечена из-под него. Мама молчит. Бабушка подаёт знаки. Тимке ничего не остаётся делать, как послушаться её и идти в спальню.
Помогая внуку расшнуровать ботинок, бабушка тихо спрашивает:
— Тимоша, ты не брал мой крючок? Нигде не найду. Вот грех-то какой!
Вспомнить, где бабушкин крючок, Тимке не удаётся.
— Ладно, ладно, спи! — шепчет бабушка. — Завтра найдёшь и отдашь.
Спать не хочется. Тимка думает над тем, в кого он мог уродиться. Но разве узнаешь, в кого ты уродился, если этого не знает даже мама!
Глава вторая. Кто же в доме старший?
В комнате ещё темно, а Тимка уже не спит. Он лежит с открытыми глазами и прислушивается к тихим, шаркающим шагам в коридоре.
«Бабушка!» — догадался Тимка и задумался над тем, почему только бабушка может вставать раньше всех, а он должен лежать и ждать, когда проснутся папа и мама.
Вспомнилась вчерашняя история с ножом, шариками, ручкой и бабушкиным крючком. Но вот под тяжёлыми шагами заскрипел паркет, и Тимка догадался: «Папа!»
Ждать, когда проснётся мама, Тимке не хочется. Он вскакивает с постели, бежит к двери и распахивает её.
Из соседней комнаты брызнул свет. Тимка зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел отца: он стоял спиной к двери. На широком отцовском плече, словно пришитое, лежало полотенце. Отец брился.
— Ты уже, брат, вскочил? А ну-ка, иди надень тапочки! Мать увидит, она задаст тебе! — Отец говорил не поворачивая головы. Но как он мог видеть, что Тимка стоит босиком? Да, отец иногда способен на такое, от чего захватывает дух!
Тимка любил одеваться быстро, за это его часто хвалили. Сегодня мальчику тоже хотелось одеться быстро-быстро, но куда подевалась тапочка?
— Бабушка! — крикнул Тимка.
— Бегу, бегу, не шуми! — откликнулась из кухни бабушка.
— Бабушка! — ещё громче кричит Тимка. — Иди скорее!
— Чего тебе? — войдя в комнату, спрашивает бабушка.
— Где же моя тапочка?
— Вот грех-то какой! Обувку потерял…
Бабушка опускается на колени и шарит рукой под кроватью. Тимка стоит, поджав под себя босую ногу.
— Куда же она запропастилась? — вздыхает бабушка.
Тимка сообразил, что давно бы следовало включить свет, а не искать тапочку в темноте. Щелчок выключателя — и вспыхивает яркий свет. Тапочка, перевёрнутая вверх рыжеватой подошвой, лежит у бабушкиных коленей.
— Мы её с тобой под кроватью ищем, а она сама на ногу просится. Вот грех-то какой! — смеётся бабушка и подаёт внуку тапочку.
— Ты чего так долго одевался? — растирая полотенцем грудь, спрашивает у Тимки отец. — Иди теперь умывайся один.
Одному умываться неинтересно. Смочив пальцы водой, Тимка проводит ими по глазам, задевает переносицу, намеревается дотянуться до ушей, но раздумывает и, уткнув лицо в полотенце, трёт щёки и подбородок.
За завтраком отец начал разговор о том, что до отъезда времени осталось мало, а дел уйма. Мама молчит, бабушка вздыхает. О каком отъезде говорят взрослые? И кто поедет? Тимка хочет спросить у отца, но мама требует, чтобы он ел и не разговаривал. Конечно, можно и помолчать, а потом расспросить обо всём отца. Но почему, когда отец заговорил, бабушка вздохнула? Наверно, ей очень не хочется ехать?
