До Фрица не сразу дошел смысл слов Ганни. Он резко поднялся.
— Ганни, о чем ты говоришь? Она выстрелила первая… Значит ли это… Скажи же!
Только сейчас Ганни поняла, что совершила ошибку, но отступать было поздно.
— Ты не ослышался, Фриц. Мне и в голову не пришло, что ты ничего не знаешь. Ты ведь сам… застрелил ее.
— Я убил Барбару?! Я?.. Почему мне до сих пор не сказали?!
Тяжело дыша, Фриц откинулся на подушки. Он увидел искаженное ненавистью лицо шпионки, ее пистолет… Падая, он, кажется, успел выстрелить…
— Спасибо тебе, Ганни. Это хорошо, что именно ты сказала мне правду.
Когда через час появилась сестра, им показалось, что прошло всего несколько минут.
— Можно мне прийти сегодня в приемные часы?
— Конечно. А сейчас я попрошу вас уйти. Больному нужен отдых.
— Сегодня придет моя мама, Ганни. Вот она обрадуется!
— А я приду часика через три.
Он поймал ее руку и поцеловал.
— Я так счастлив, Ганни…
Фриц долго смотрел на дверь, за которой исчезла Ганни. Его мысли вернулись к Барбаре Френцель. Сначала он увлекся ею, потом стал ненавидеть. Постепенно прошлое стало вытесняться настоящим.
В комнату вошел капитан Штейн.
— Добрый день, товарищ Кан! Ну как, дело идет на поправку? Что у вас новенького?
— У меня была Ганни.
— Ну, тогда вас можно поздравить. — Штейн подвинул стул к кровати. — Товарищ Кан, мне нужны некоторые сведения. Расскажите, пожалуйста, о ваших отношениях с этой Френцель. Вы знаете, что она убита?
Фриц кивнул:
— Да. Это я убил ее.
— Кто вам сказал?
— Ганни. И это даже лучше. Когда-нибудь я все равно узнал бы…
— Вы также ранили агента Фишера, он же Штаутер. Своими быстрыми действиями вы спасли жизнь вашего командира.
Фриц насторожился. Штаутер? Неужели так много Штаутеров? Он вспомнил человека с багровым шрамом на правом виске, с которым познакомился в поезде, когда ехал в отпуск. Штейн заметил его недоумение.
— Если вы еще недостаточно окрепли, мы можем поговорить завтра, товарищ Кан.
— Нет, нет, товарищ капитан. Я просто вспомнил об одном человеке. Его тоже авали Штаутером. Он был в концентрационном лагере при нацистах.
Штейн с удивлением посмотрел на Фрица.
— У него на виске был шрам?
— Да. Он рассказал мне, что сидел в концентрационном лагере Дахау.
Штейн не мог скрыть волнения:
— А о чем вы еще говорили?
— О Берлине, о фотоаппаратах… Потом он начал рассказывать мне о своей жизни.
— Почему вы заговорили о фотографии?
— У меня была с собой «Практика», а он показал мне свой фотоаппарат — подарок американского офицера.
— А больше он ничем не интересовался?
Фриц покачал головой:
— Нет. Штейн встал:
— Товарищ Кан, вы сможете выдержать очную ставку?
— Да, конечно.
Когда через час дверь палаты открылась, введенный мужчина чуть не вскрикнул от неожиданности.
— Вы знаете этого человека? — спросил Фрица капитан Штейн.
— Это… это Штаутер, с которым я познакомился в поезде.
Штейн обратился к Фишеру:
— Что вы можете сказать?
Фишер побледнел и опустил голову.
— Ладно, слушайте! Я сидел в соседнем купе и слышал, как этот пограничник разговаривал со своим другом. После этого я заинтересовался именно этим участком границы. В Ютеборге я пересел к нему в купе, узнал его имя и сфотографировал его. Остальное вам известно…
* * *
Юрген Корн был в отпуске. Он только что встал. Мать готовила сыну завтрак.
— Юрген, иди, кофе остынет!
— Иду, иду, мама!
Юрген так увлекся пирогами, что не услышал, как к дому подъехала машина. Когда в дверь постучали, он насторожился. Кто бы это мог быть?
— Войдите.
В дверях стоял старший лейтенант пограничных войск.
— Доброе утро! Корны здесь живут?
Юрген поднялся:
— Да.
Это был, скорее, вопрос, чем ответ.
Офицер подошел к Юргену и протянул ему руку:
— Вы Юрген Корн?
— Да. А что такое? Что-нибудь случилось?
Офицер улыбнулся:
— Вы нужны нам. Можете поехать со мной?
— Сейчас! — Юрген быстро надел куртку и с тоской посмотрел на гору пирожков. — Я готов. — В сенях они столкнулись с фрау Корн. Она услышала голоса и спустилась по лестнице.
— Опять что-нибудь случилось? — испуганно спросила она.
— К обеду ваш сын вернется целым и невредимым, — успокоил ее офицер.
Когда они сели в машину, офицер — он сидел рядом с шофером — обернулся назад и сказал:
— Извините, я так и не представился. Старший лейтенант Шнейдер.
Машина на большой скорости поднималась по горе Хеллау. На мосту перед погранотрядом она остановилась.
Пограничников не было видно. Только дежурный вышел и что-то доложил.
— …Товарищ полковник уже говорит… — смог уловить Юрген.
— Идемте быстрее! — сказал Юргену старший лейтенант. Они поспешили к клубу, но там никого не оказалось. Отряд был выстроен на плацу. Перед пограничниками стояли два офицера. Тот, что был пониже, говорил. Через несколько секунд Юрген уже знал, о чем шла речь. «Наверное, это тот самый полковник, о котором докладывал дежурный», — решил он.
С бьющимся от волнения сердцем Юрген смотрел, как несколько человек вышли из строя — Берген, Улиг, Вальдауэр, Унферихт и другие. Юрген увидел три золотые звезды на погонах полковника, когда тот повернулся к столу, покрытому красным сукном. На столе лежало несколько коробочек.
Когда Берген и остальные вышли вперед, полковник говорил о том, что из-за неосторожности ефрейтора Кана внимание шпионов было привлечено именно к этому участку границы, но в решающий момент Кан своими действиями доказал верность рабоче-крестьянскому государству.
— Ефрейтор Кан приказом министра внутренних дел награждается значком «Отличник немецкой народной полиции». Я вручу ему этот значок после полудня. Но, товарищи, происшедшее должно послужить нам хорошим уроком. А теперь… — Он обернулся и махнул Шнейдеру.
— Идемте быстрее! — Шнейдер схватил Корна за руку и потянул за собой. Через несколько секунд Юрген, красный от волнения, стоял перед строем рядом с полковником. Взгляды всех были устремлены на него. Словно откуда-то издалека доносился до Юргена голос полковника, который говорил о пограничниках и жителях Хеллау.
За задержание преступника и за решительные действия при тушении пожара Юрген Корн награждается медалью «За образцовую пограничную службу» и, кроме того, получает денежную премию — двести марок!
Офицер подошел к Юргену и пожал ему руку.
Лишь когда медаль засверкала на спортивной куртке Юргена Корна, он обрел дар речи. Вытянулся по-военному:
— Товарищ полковник, я бы хотел стать пограничником!
Офицер еще раз пожал ему руку и кивнул:
— Вы свободны, товарищ Корн!
Было начало июля. На скошенных лугах снова пробивалась трава, на опушке леса паслось стадо коров. Полуденное солнце палило нещадно. Под высокой грушей, за заставой, в тени лежал Берген.
На сердце у него было тяжело: вчера из его отряда ушли три лучших пограничника. Вальдауэр, Зейферт и Заперт были направлены в унтер-офицерскую школу для повышения квалификации.
С тех памятных дней многое изменилось. Как и прежде, часовые несли службу, но теперь они относились к ней: по-иному. События той страшной ночи многим открыли глаза.
Тогда-то Вальдауэр, Гросман и Керн подали заявление о приеме их в кандидаты партии. Теперь они уже в ее рядах. Крестьянский кооператив вырос и окреп. Изменилось и отношение жителей деревни к пограничникам.
Шум легковой машины прервал ход мыслей Бергена. Он поднялся и посмотрел на деревню. Это была машина начальника отряда.
Берген надел фуражку и одернул мундир. Он до сих пор не верил, что ему предстоит разлука с человеком, с которым он как-то особенно сроднился за последние полгода. Тем временем из машины вышли командир и… Фриц Кан. От радости Берген даже вскрикнул,
Но что такое? Из машины выскочил незнакомый молодой офицер. Он захлопнул дверцу и огляделся. Движением руки Рихнер попросил обоих следовать за ним. После доклада Бергена начальник протянул ему руку и представил вновь прибывшего: