Карл Вурцбергер
Туманы сами не рассеиваются
Туманы сами не рассеиваются
роман
1
Начинался обычный осенний день. Восточный краешек неба постепенно светлел. С каждой минутой становились четче контуры леса. В кронах деревьев зазвенели первые птичьи голоса. Возле опушки леса мирно паслись косули. Прикрываясь темнотой, еще сохранившейся под кронами деревьев, к наблюдательной вышке на верхушке холма, отделявшего опушку леса от пограничной полосы, шли два пограничника.
Фельдфебель Ульф Рэке, держа автомат наготове, двигался в нескольких шагах за ефрейтором Раудорном. Бросив взгляд на наблюдательную вышку, он тихо прошептал:
— Кажется, они еще внизу, но уже недалеко.
Раудорн, не останавливаясь, молча кивнул ему.
Спустя минуту они встретились с пограничным нарядом, охранявшим этот участок. Один из пограничников спросил у них пароль, а потом подошел к Ульфу Рэке и тихо доложил:
— Товарищ фельдфебель, патруль в составе ефрейтора Кампе и рядового Шота несет охрану государственной границы. Происшествий нет.
Рэке протянул ему руку.
— Все тихо?
— Так точно. Вокруг, кажется, ни души. По крайней мере, мы ничего подозрительного не заметили.
Фельдфебель поднес к глазам бинокль, оглядел затянутую тонкой дымкой тумана контрольно-следовую полосу и с улыбкой спросил:
— Сегодня вы, товарищ Кампе, кажется, в последний раз на этом участке? Любопытно узнать, что чувствует пограничник, который через несколько дней снимет форму и поедет домой.
Ефрейтор, рослый худощавый парень с веснушками на лице, тихо засмеялся:
— Разумеется, я очень рад, товарищ фельдфебель. Хотя…
— Хотя? Что «хотя»? — спросил Рэке.
— Как обычно… Такое не скоро забудешь. У вас-то еще вся служба впереди.
Рэке кивнул, посмотрел на контрольно-следовую полосу, которая тянулась по просеке, и ответил задумчиво:
— Да. Два года… Осталось почти два года.
— Плюс три прошедших, итого пять, — с уважением подытожил Камне. — Что вы будете чувствовать перед демобилизацией?
Фельдфебель по-детски поджал губы, подумал несколько секунд и уклончиво ответил:
— Трудно сказать. Думаю, это будет зависеть от того, что случится за эти два года. Ну ладно, оставим это. — Стряхнув с себя задумчивость, он выпрямился и приказал: — Через десять минут заступайте на пост. Пограничная охрана ФРГ проводит обычно ровно в семь воздушную разведку вдоль государственной границы. Докладывайте быстро и точно! Выполняйте!
Кивнув Раудорну, который с задумчивым видом стоял в сторонке, фельдфебель двинулся вперед.
Когда они вышли из леса, прилегавшего к границе, огненный диск солнца уже выкатился из-за горизонта. Шли друг за другом, держа оружие наготове.
Рэке внимательно осмотрел изъезженную полевую дорогу, которая петляла по косогору. По обочинам желтела жухлая трава. Внизу, в туманной дымке, вырисовывалось здание пограничной заставы Таннберг. Из села выезжали на поля два трактора.
Пограничники остановились. Рэке закурил и, повернувшись к молчавшему Раудорну, сказал:
— Мне еще три призыва придется провожать на гражданку, старослужащие уходят, новобранцы приходят… А уж потом и до меня очередь дойдет. Все движется… Знаешь, когда я вижу демобилизованных, у меня на душе всегда скребут кошки. Не то зависть просыпается… не то тоска.
Угловатый, почти на голову ниже Рэке ефрейтор не без иронии заметил:
— И это говоришь ты? Лучший командир отделения в части?
— Не надо высоких слов, — засмеялся Рэке. — Я делаю свою работу так же, как и другие, не лучше и не хуже. Может быть, иногда немножко больше думаю. Но, между прочим, люди всегда радуются будущему. Я, например, радуюсь тому, что буду учиться. Это ведь естественно.
— Химия?
— Да. А что?
Ефрейтор немного помолчал, а затем заметил с легким упреком.
— Не знаю, нужно ли тебе об этом говорить. Последнее время кажется, что ты мысленно витаешь где-то далеко. В лаборатории или в аудитории…
— Чем ты можешь это доказать? — раздраженно спросил Рэке.
— Пожалуйста. Последние недели ты все свободное время сидишь над своими учебниками…
— Ну и что? — почти весело прервал его Рэке. — Ты думаешь, я начну учиться с пустой головой? Пять лет перерыва в наше время вполне достаточно, чтобы многое забыть, притом наука, дорогой мой, на месте не стоит! Все это нужно учитывать. Ты считаешь, что я не прав?
Раудорн покачал головой:
— В принципе нет. Однако и здесь нужно работать.
Рэке затоптал свою сигарету и, нахмурив брови, спросил:
— Хочешь сказать, что я запустил работу? Ну, выкладывай начистоту.
— Пока еще нет.
— Что значит «пока еще нет»?
Ефрейтор немного помедлил, потом подошел к Рэке поближе и сказал:
— Но скоро это произойдет, если ты вовремя не одумаешься. Когда я с тобой познакомился, ты был героем части: корректный, последовательный, с чертовски точными взглядами на мелочи, которые другие не замечали или просто не хотели замечать. Каждое твое решение было не только хорошо продумано, но и исходило вот отсюда, — он постучал себя по груди и добавил: — Теперь же все изменилось.
— Чепуха. Ты все преувеличиваешь.
— Ничего я не преувеличиваю. Могу даже назвать тебе причины.
— Интересно. Называй, я слушаю.
— Ты, видимо, устал. Три года твоя служба шла гладко, ты привык к этому и теперь думаешь, что она гладко будет идти, даже если ты перестанешь работать.
— Ладно, хватит!
— Дай мне договорить! Ты решил, что твоего прежнего опыта тебе хватит до конца службы.
— Ты с этим не согласен? — насмешливо спросил Рэке. — У тебя другое мнение?
— Нет. Нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Смотри, чтобы твой опыт не стал тормозом. А то сядешь на мель раньше, чем думаешь.
Рэке пристально посмотрел на товарища и пробормотал:
— Любишь ты красивые слова говорить, дорогой мой. Не будь ты комсоргом, я бы тебе сказал.
Ефрейтор кивнул, на лице его появилась печальная улыбка.
— Вот видишь, раньше ты таких слов мне не говорил. Ты не просто устал, но еще и зазнался… Ах, Рэке, Рэке! Я тебе вот что скажу: в эстафете бегун имеет право сойти с дистанции только тогда, когда он передаст палочку другому. Только тогда, и не раньше.
Они молча смотрели друг на друга, пока Рэке не рассмеялся. Он обнял Раудорна за плечи и потянул за собой:
— Ты слитком честный парень, чтобы на тебя обижаться. Теперь пойдем.
Раудорн отвел его руки, постоял немного и сказал:
— Я говорю серьезно, Ульф. Через несколько дней приедут новички. Не забудь о нашем разговоре.
* * *
Примерно в это же время в кабинете начальника пограничной заставы Таннберг находились два офицера. Обер-лейтенант Гартман, заместитель по политчасти, стоял, опираясь на подоконник, а лейтенант Альбрехт, командир взвода, в котором служил Рэке, сидя читал лежащие перед ним листки.
Гартман выпрямился, шумно вздохнул и твердо сказал:
— Мы должны наконец решить, товарищи, как быть с рядовым Кольхазом. Остальные вопросы, я думаю, вам ясны. Я за то, чтобы перевести его в отделение фельдфебеля Рэке. Откладывать больше нельзя. Через пять дней к нам прибудут новички. Что скажешь, товарищ Альбрехт?
Лейтенант задумчиво посмотрел на Гартмана и, постукивая пальцами по столу, ответил:
— Если верить служебной характеристике, этот Кольхаз — твердый орешек даже для такого командира отделения, как Рэке. Заносчив, дерзок и уже успел получить два взыскания, хотя служит всего ничего. Этого, пожалуй, многовато. Ни с кем не дружит… Кроме того, официально он числится в четвертом взводе. Как я объясню его перевод Рэке?
Последние слова были обращены к начальнику пограничной заставы капитану Куммеру, сидящему за письменным столом и молча слушавшему разговор. Это был коренастый плотный мужчина лет пятидесяти, в черных волосах которого только появились первые седые пряди.