Ненависть — активное чувство недовольства; зависть — пассивное. Не надо поэтому удивляться, если зависть быстро переходит в ненависть.

Зло, которое мы причиняем, навлекает на нас меньше ненависти и преследований, чем наши достоинства.

«Мы хотим мстить и позорить тех, кто неподобен нам», так клянутся сердца тарантулов.

Угрюмое самомнение, скрытая зависть, может быть, самомнение и зависть отцов — вот кто прорывается в вас пламенем безумием мести.

О чем молчал отец, то высказывает сын; и часто я находил, что сын есть обнаженная тайна отца.

Они похожи на вдохновенных; но их вдохновляет не сердце, а месть. И когда они становятся хитрыми и холодными, то не дух делает их хитрыми и холодными, а зависть…

Люди, чуждые зависти, встречаются еще реже, чем бескорыстные.

Зависть есть беспокойство души, вызванное сознанием того, что желательным нам благом завладел другой человек, который, по нашему мнению, не должен обладать им раньше нас.

Никто не бывает так склонен к зависти, как люди самоуниженные.

Завистник сам себе враг, потому что страдает от зла, созданного им самим.

Есть закон зависти: завистники сами себя мучают своим пороком, становясь тем несчастней, чем больше счастливыми кажутся им наши обстоятельства.

Зависть свойственна человеку от природы; тем не менее, это — порок и одновременно несчастье. Нам поэтому надлежит считать ее врагом нашего счастья и стараться уничтожить ее как злого демона.

… Мы должны чаще брать в расчет тех, кому приходится хуже нашего, нежели тех, которые, как представляется, пользуются лучшим жребием…

Это — об активной стороне зависти. Касательно ее пассивной стороны надо помнить, что никакая ненависть не бывает столь непримиримой, как зависть: вот почему мы не должны неустанно и ревностно стремиться к ее возбуждению в других, напротив, мы бы лучше сделали, если бы отказались от этого удовольствия, как и от некоторых иных, из-за их опасных последствий.

Есть три вида аристократии: 1) аристократия рождения и ранга, 2) денежная аристократия, 3) аристократия духовная. Последняя, собственно говоря, самая почетная, да она и признается такой, — для этого нужно только время. Ведь сказал же Фридрих Великий: «Les ames privilegies rangent a l’egal des souverains»[5], — слова эти именно были обращены к гофмаршалу, шокированному тем, что, в то время как министры и генералы ели за маршальским столом, Вольтеру было указано место за столом, где сидели лишь царствующие особы и принцы. Каждую из этих аристократий окружает толпа ее завистников, которые питают тайную злобу против всякого ее члена и, если им не приходится его бояться, стараются на разные лады дать ему понять: «Ты нисколько не лучше нас!>. Но как раз эти усилия и выдают их убеждение в противном. Метод же, какому должны следовать те, кому завидуют, состоит в том, чтобы держать вдали всех, принадлежащих к этой толпе, и возможно более избегать всякого с ними соприкосновения, постоянно отделяя себя от них широкой пропастью; а где этого нельзя, там надо в высшей степени хладнокровно относиться к их усилиям, которые обречены на неудачу в самом своем источнике; и мы видим, что такой образ действий общепринят.

Напротив, члены одной аристократии по большей части прекрасно и без зависти уживаются с членами двух остальных, ибо каждый преимуществу другой аристократии противопоставляет собственное.

Люди часто похваляются самыми преступными страстями, но в зависти, страсти робкой и стыдливой, никто не смеет признаться.

На чужом поле жатва всегда обильнее, у соседского скота вымя кажется крупнее.

У чужих жен редко встречаются некрасивые ноги.

Завистник умирает столько раз, сколько слышит похвал в адрес своего соперника.

Любовь смотрит через телескоп, зависть — через микроскоп.

Зависть людей показывает, насколько чувствуют они себя несчастными; их постоянное внимание к чужому поведению — насколько они скучают.

Мы меня облагодетельствовали, Андрей Петрович!

Подумать: меня приблизил к себе прославленный человек! Замечательный деятель поселил меня в своем доме. Я хочу выразить вам свои чувства.

Собственно, чувство-то всего одно: ненависть.

Губительным ядом, отравляющим наши души, является зависть.

Ничто, кроме смерти, не может примирить зависть с добродетелью.