– Кирилл не пьёт уже три года. Они поддерживают друг друга, понимаешь?! У них общие интересы!

– Да какие интересы?! Кто такой Кирилл?!

– Мама, он – музыкант. И очень интересный человек… Ты зайди, послушай их разговоры! Твой внук сидит с раскрытым ртом. Ему, ребёнку, интересно! Они не шляются нигде, не пьют, не колются, они – нормальные люди!

– Э-ля!.. – по слогам произнесла Ирина имя дочери. – Мне ли тебе объяснять, что музыканты – низшая каста! Обслуживающий персонал!..

– Знаешь, если так рассуждать, то я тоже – обслуживающий персонал, – Элина не на шутку рассердилась на мать. – Я же, как раз, работаю с такими вот музыкантами и прочими творческими людьми!

– А я тебе говорила! – чтобы её не услышал зять, Ирина перешла на громкий шёпот. – Я тебе говорила, что твой культпросвет – это чепуха на постном масле!

– Ну, тогда и ты – обслуживающий персонал! Ты же обслуживаешь больных.

– Врач – благородная профессия! У меня – сотни благодарных пациентов!

– Не спорю. Но нет неблагородных профессий. Пропусти меня, пожалуйста, – нахмурившись, Элина попыталась пройти, но мать так и не сдвинулась с места. – Мама, давай, потом договорим. Меня ребята ждут.

– Так и пробегаешь всю жизнь с чашками и тарелками!

– Ну, и пусть!.. Это – моя жизнь!.. Не лезь в неё, пожалуйста!

– Ах, вот как… – Ирина Германовна исподлобья посмотрела на дочь. – Значит, я лезу в твою жизнь? Ну, что ж… Спасибо за поддержку!

Наблюдая, как мать собирает свои вещи, Элина боролась с желанием отобрать у неё сумку, увести в кухню и, напоив чаем, уложить спать.

– Мам… – наконец, не выдержав, она уже в прихожей схватила ту за руку. – Ну, прости меня… Не уходи, пожалуйста!.. Мамочка…

– Я пойду, – вырвав руку, Ирина Германовна повернулась к большому зеркалу и начала поправлять причёску. – Я и так у вас зажилась.

– Мам… ну, перестань… мы просто все перенервничали. Прости меня…

– Я не обижаюсь… – женщина демонстративно оглядела своё отражение, затем, повернувшись к Элине, пристально посмотрела той в глаза. – Мне, действительно, пора. Ты поймёшь! Вот, когда твой Игорь поступит с тобой точно так же…

– Мама! Ты что, мне желаешь, чтобы…

– Нет, – мать перебила Элину на полуслове, – я не желаю! Просто хочу, чтобы ты помнила: твой отец меня уважал! Я никогда ему не прислуживала, но даже это не уберегло меня от его подлого поступка. А твой Игорь… Ты для него – всего лишь домашняя утварь, служанка. Какое уважение может быть к служанке?! Когда он поступит с тобой точно так же, а он обязательно поступит!.. Ты вспомнишь мои слова. Но будет поздно!

– Элька… – заглянув в кухню, Игорь удивлённо уставился на шмыгающую носом жену. – Ты куда пропала?!

– Сейчас… – вытерев слёзы, та встала из-за стола. – Иду.

– Чего ревёшь?… Что-то случилось?

– Мы поссорились с мамой. Она ушла…

– Как – ушла? Куда?

– К себе домой. Совсем.

– Так сильно поссорились?

– Я её обидела…

Несмотря на свои пятьдесят два года, Ирина Германовна выглядела очень молодо – на вид ей можно было дать не больше сорока – сорока двух лет. Выше среднего роста, худощавая, с идеально уложенной причёской, с едва заметным, но выгодно подчёркивающим глаза и губы макияжем, она и ходила моложаво – легко, стремительно, высоко подняв голову. Красота всё ещё оставалась естественной, и Ирина очень гордилась, что её лица до сих пор не касался скальпель пластического хирурга. Она всегда с удовольствием смотрелась в зеркало, в душе сочувствуя своим сверстницам, которые уже и не обращали внимания на новые морщины.

…Сегодня же, придя на работу, она закрыла за собой дверь и неожиданно остановилась у большого настенного зеркала в углу кабинета. Утреннее летнее солнце весело освещало помещение, и в свете его лучей женщина как будто впервые вглядывалась в своё отражение. Она смотрела и с ужасом осознавала, что всё… всё, чем она гордилась, буквально исчезает под этими проклятыми лучами… исчезает, предательски обнажая и эту мелкую сеточку вокруг глаз, и неровную кожу совсем не юношеского цвета… и отсутствие блеска в явно потускневшем голубом взгляде… и ярко выделяющиеся складки на шее – верный признак далеко не среднего возраста…

– Ну, здравствуй, моя дорогая! – вихрем ворвавшись в кабинет, темноволосая, с ярко накрашенными узкими губами на продолговатом лице женщина лет сорока пяти, в белом, приталенном халате, с ходу заключила Ирину Германовну в объятия. – Здравствуй, Ирочка!..

– Ой, Машенька! – та с готовностью обняла в ответ гостью. – С приездом!..

– Я всё знаю! – как будто упреждая вопрос, гостья отстранилась и посмотрела Ирине в глаза. – И, хочу, чтобы и ты знала: я на твоей стороне!

– Спасибо, Маша… – Ирина Германовна тяжело вздохнула. – Если честно, мне так тебя не хватало… Даже поделиться было не с кем…

– Могу представить, – усаживаясь в мягкое кресло, Мария с пониманием кивнула головой, – если честно, когда мне Варвара Петровна позвонила и рассказала, первым желанием было бросить этот чёртов отпуск, и лететь сюда, к тебе на помощь!

– Ну, что ты… – Ирина махнула рукой. – Это было совершенно ни к чему. А Варвара… Вот ведь какие сплетницы! Представляешь?! Делали вид, будто ничего не знают!.. А сами, за спиной…

– Ирочка, ну, ты же знаешь наш серпентарий! – Мария деланно-участливо нахмурила брови. – Я так за тебя там переживала, ты представить не можешь!.. Только и думала о тебе. Мне даже Бражников сказал – ты, говорит, телом здесь, а душой где-то в другом месте!

– Спасибо тебе, Машенька… – Ирина скорбно качнула головой. – Ты – единственная, с кем я могу быть откровенной.

– Ну, а он-то что, Сергей… Что он говорит?… – Мария смотрела с нескрываемым интересом.

– Ничего… – усмехнулась Ирина Германовна. – Я с ним больше не виделась. Даже не знаю, как он свой юбилей справил. Корецкие вот меня пригласили… И его тоже. Как думаешь, идти или нет?…

– Однозначно: идти! Он должен увидеть, что у тебя всё хорошо!

– Да, но… Я не представляю, как увижу его с этой… – Ирина закрыла руками лицо. – Не представляю…

– Тебе нужно быть с кем-то вдвоём. Подумай, кто там ещё будет?

– Я думала… – теперь хозяйка кабинета подперла подбородок рукой. – Но никого подходящего…

– Слушай… А Элина?… Возьми с собой дочь, думаю, Корецкий будет только рад, они все к ней неровно дышат.

– Она не пойдёт!.. – нервно махнув рукой, Ирина Германовна нахмурилась. – Это такой тяжёлый случай!

– Неужели Элина не захочет поддержать тебя, что ты, Ирочка?! – Мария вытаращилась на подругу. – Хочешь, я сама с ней поговорю?

– Это бесполезно. Там всем командует Игорь, а она у него, как служанка…

– Ну, характер у него, мягко говоря, не очень… Наслышана… но тут-то дело особое!

– Что ты, Маша… Спасибо, что позволил мне у них пожить всё это время… – Ирина Германовна многозначительно усмехнулась уголком губ.

– Это хорошо. Тебе сейчас одной оставаться нельзя!

– Уже осталась. Вчера ушла от них… Не могу больше смотреть, как живёт моя дочь. Знаешь, Маша, я сейчас как будто по-другому посмотрела на всю эту ситуацию… Наверное, я плохая мать.

– Что ты, что ты!.. – Мария возмущённо замахала руками. – Что ты такое говоришь?! Это ты-то плохая мать?! Да и ей – сколько уже лет?!

– Не нужно было позволять ей выходить замуж за этого морального урода. Пусть бы родила Антошу, сами бы воспитали. А мы пошли у неё на поводу…

– Может, и не нужно. Да разве мы им указ?

– В том и дело. Мы им не указ, а теперь душа разрывается… Он же натуральный психопат, как был, так и остался! Но она как привороженная… Как только мы с Серёжей не уговаривали: и кнутом, и пряником… Так и не оторвали от него!

– Это называется – любовь, – с осуждением в голосе произнесла Мария.