— Нет, вчера первый раз видел.

— А парня, который ее привел?

Седой посмотрел на меня внимательно и сам спросил:

— Ты чего сегодня какой-то заполошный?

— Да так, — ответил я.

— Слушай, может, по коньячку?

Я кивнул. Он налил и мне, и себе. Мы чокнулись, опрокинули и закусили колесиками лимона.

— Ну так что, знаешь его? — напомнил я. — Дашь наколочку?

— Заходит иногда, — ответил Седой. — Зовут Лехой. Фамилию не знаю.

— Кто он? Что он?

— Да так, крутится по мелочам. На Трактовой у него шиномонтажка. Вроде как с нее кормится.

— Блатной?

— Непохоже. Но он вообще-то тихарик… И кто его знает — может, и при делах, а может, и набушмаченный. К нам заходит обычно с телками. Всегда с разными. Расплачивается аккуратно. Без выгибонов… Только вот вчера вызверился.

— Из-за нее?

— Угу.

— Ты сказал, с кем ушла? — спросил я на всякий случай.

— За кого ты меня, Андреич, держишь? — обиделся Седой. — Сказал, что не заметил, куда и когда. Он, правда, не подумав, наезжать пытался. Но я Мишку Гоблина свистнул, и он успокоил.

— Ясно… А шиномонтажка у него, это которая? Это та, что рядом со старым мостом?

— Ну да, — подтвердил Седой. — Слышь, Андреич, а что случилось-то? Может, помочь чем нужно? Ты только скажи.

— Расслабься, Седой. Всё нормально.

Седой пожал плечами, мол, как знаешь. А потом вдруг заявил:

— Тебя сегодня бить будут.

— С чего ты взял? — удивился я такой его прозорливости.

— Да ты футболку одел навыворот. — Я оттянул воротник — точно.

— Где тут у вас переодеть-то можно?

Седой, которого вообще-то зовут Толиком, отвел меня мимо кухни в подсобку. И оставил одного — пошел по моей просьбе вызывать такси.

Когда он вышел, я скинул свой стильно мятый пиджак, стащил футболку и вдруг замер. И вот так вот простоял стоймя какое-то время. Голым по пояс. В полном отупении.

А потом заплакал.

Видать, коньяк, зараза, был каким-то неправильным…

Пока такси, выбивая пробки, везло меня на Трактовую, я притчу сочинял. Ну, типа чтобы отвлечься. Чтобы душевное равновесие восстановить. Понимал, что вряд ли поможет, но плюнул на это понимание. И сочинял.

На этот раз о Зарытом В Землю Таланте.

Слушайте.

А не хотите, не слушайте.

Но…

В одном городе жил Чувак Чувакович — человек, у которого был Талант.

Ни у кого в том городе его не было, а у Чувака Чуваковича, у этого самого обычного и, что называется, простого человека, избирателя и налогоплательщика, представьте, был.

Вот.

Вероятно, многие из вас полагают, что это большой кайф — иметь Талант. Что немалые преференции имеет его имеющий. И дивиденды немереные и регулярные вдобавок. Что обладателю оного только и делов по жизни что жировать беззаботно. Ну и всё такое прочее. Так, вероятно, многие полагают.

Но таким вот полагателям, которые судят обо всём чересчур уж поверхностно, должен заявить я со всей ответственностью: отнюдь.

Жизнь человека, имеющего Талант, — не жизнь, а сплошное мучение.

Объясню.

Тут ведь как: дома-то без присмотра эту штуку редкую не оставишь. При нашем-то уровне квартирных краж это просто боязно. Опасно это. Вот и приходится всюду с собой его таскать. И носиться с ним как с торбой писаной. А это неудобно. Как есть, неудобно. Он ведь большой, Талант-то. Да к тому же растущий. Не по дням, а по часам.

Вот и представьте, как с такой неудобной для переноски штукой по присутственным и общего пользования местам бродить. В контору, где, к примеру, колотушкой служишь, в магазин там за хлебушком, в парикмахерскую-прачечную и прочая, прочая, прочая. В трамвай, опять же, в переполненный попробуй-ка с этакой глыбиной протиснуться. И на свой этаж по узким пролетам дотащить — тоже упражнение не из легких.

Это всё с одной стороны.

А с другой — зависть. У-у-у! Это и того пуще. Где ни появись со своим Талантом, через минуту вся спина изодрана колючими взглядами. А иные норовят и в лицо сказать какую-нибудь гадость. Иносказательно, конечно, культурно, но с издевкой. А есть такие, которые и некультурно до лица кулаком дотянуться пытаются.

И, главное, не спрятать ведь его никак. Куда спрячешь? Не в карман же. Это какой карман надо иметь, чтобы из ряда вон выходящее безобразие размером в поперечнике от минус бесконечности до аналогичного плюса спрятать можно было? Смеетесь?

Вот так вот.

Ну, про то, как начальство непосредственное на Чувака Чуваковича смотрело, не вам, побродившим изрядно по своим личным лабиринтам, говорить. Сами понимаете. Естественно — косо оно на него смотрело. А раз так, то и движения по служебной лестнице у него не было абсолютно никакого. И не предвиделось. В этом плане светило ему быть в вечных колотушках с соответствующим окладом.

Мало того, в особом государственном департаменте числился он со своим пугающего размера Талантом по разряду неблагонадежных. Что делало его будущность совсем туманной.

Вот так вот оно. А вы говорите.

И неудивительно при всех таких делах, что к сорока годам окончательно забодался Чувак Чувакович от такой жизни. И так это ему всё, честно говоря, надоело, что однажды ночью, будучи спровоцированным нелицеприятным разговором с собственной женой Чувихой Чуваковной, попрекающей его, Чувака Чуваковича, полнейшей неспособностью реализовать свой Талант с пользой для семейного бюджета, как это делают повсеместно некие эфемерные «вон у других мужья», взял он свое сокровище, закинул на плечо и двинулся на городскую свалку.

И там, под неверным светом луны, закопал он свой Талант в зловонно преющие отбросы.

И был таков.

Бог ему, конечно, судья, только вот что замечу: после той самой ночи жизнь у Чувака Чуваковича стала складываться более-менее удачно… Нет, пожалуй, «более-менее» тут не подходит, ибо до такой степени удачно она стала складываться, что сам про нее он уже вскоре говорил с самодовольной улыбкой: «Удалась!» И то: плохо разве быть председателем губернского избиркома, сидеть в просторном кабинете и щипать за задницу любовницу-секретаршу? Чего ж не щипать, коль руки теперь свободны.

Ну а что Талант?

А Талант, не поверите, взошел, заколосился на свалке вишневым садом. Да таким садом, который захочешь специально вырастить, фиг вырастишь, — беспрерывно цвел и благоухал он на всю округу. И плодоносил. Удивительно просто, из какого сора порой рождаются цветы. Если, конечно, в этот сор зарыт Талант.

В общем, вот так вот всё для всех неплохо устроилось.

Правда, не скрою, несанкционированное появление вишневого сада весьма напрягло-озаботило отцов города. До сих пор не знают они, как поступить: и чудесный сад вроде как для общего благоустройства недурственно в городе иметь, но и свалка, опять же, нужна. Куда ж без свалки?

Ничего пока не решили. Решают.

Рубить иль не рубить? Вот в чем вопрос. Повестки сегодняшнего дня.

А так представляется, что, пожалуй, и завтрашнего.

Да и не только.

Парень в замызганном комбезе, представившийся менеджером монтажного зала — у нас нынче кого ни спроси, каждый чего-нибудь менеджер, — сказал не без официоза, что Алексей, в смысле Алексей Петрович, обещался быть к десяти.

Ну к десяти — так к десяти. Только спросил я уже на выходе, накачивают ли они колеса азотом. «А то!» — ответил с гордостью малый.

«А то» — а то, что для понтов колеса азотом — оно конечно, но ржавые трубы в мойке покрасить руки ни у кого не доходят. Делавары!

Там через дорогу, как раз напротив шиномонтажки, летний кофеюшник был развернут. Столы пластмассовые, зонтики с пивной символикой, все дела. Ну, я туда. Под одним из этих тентов наблюдательный пункт себе и устроил. Заказал там чего-то, не помню чего, потому как было всё равно чего: один черт, есть ничего не собирался, кусок в горло не полез бы. И пива еще заказал, две бутылки. Пиво — да. Пиво всегда в меня лезет. Даже когда всё остальное не лезет.