С годами я стал серьезнее, приобрел богатый жизненный опыт. Мой образ мышления стал более зрелым, непреодолимая страсть к приключениям, бушевавшая во мне время от времени, сменилась благородной леныо, проистекавшей из спокойствия духа и хорошо обоснованных жизненных принципов. Руководимый этими принципами, мой внутренний голос подсказывал мне, что нужно найти работу, соответствующую моим способностям, работу, гарантирующую мне за мои старания достойную оплату за месяц испытательного срока.

Был у меня один знакомый инженер, с которым судьба свела нас в городском плавательном бассейне. Он извинился за то, что помешал, и попросил меня об одолжении — посторожить его бумажник, пока он сам будет купаться. Он решил обратиться ко мне, по его словам, благодаря моему лицу, вызвавшему в нем симпатию и доверие. Через четверть часа мы подружились, и он предложил мне обратиться к нему насчет работы, как только мне понадобится ставка, соответствующая моим высоким умственным способностям. Мой новый друг сказал мне, что его можно отыскать в компании «Дабчик Первый ЛТД». Мне нужно будет всего-навсего найти влиятельного начальника, Альмира Вацека, и сослаться на рекомендацию моего нового знакомого. Все утро я пытался вспомнить,

как

же зовут этого инженера, но никак не мог. В конце концов, ввиду тяжелого материального положения, я решил направиться в «Дабчик Первый ЛТД», так и не вспомнив имени моего рекомендателя.

После полуторачасового ожидания я вошел в священный храм господина Вацека. Я обратил свой мужественный взгляд на очки в толстой оправе и представился.

— Наш общий знакомый, мой лучший друг, предложил мне обратиться к вам, господин Вацек.

— Кто же это?

— Такой чернявый высокий парень, тоже в очках. Он иногда посещает городской бассейн и но

сит

с собой в бумажнике слишком много денег.

Вацек замигал. По-видимому, он меня опасал

ся.

Я воспользовался временной передышкой и рассказал ему, что я дипломированный бухгалтер с огромным опытом. Я только что освободился от работы на крупном предприятии по производству высококачественных тканей и трикотажа и ищу работу более высокого уровня.

Покой, исходящий от меня, открытость моего взгляда сделали свое. Вацек начал смягчаться и задал мне несколько вопросов относительно моей биографии. Я отвечал с максимальным использованием воображения и знаний, которыми был одарен.

И вот судьба, казалось, смилостивилась надо мной; Вацек дружеским жестом положил руку мне на плечо, и тут я вдруг вспомнил имя этого инженера из бассейна. Я с радостной улыбкой называю это имя, и Вацек тут же убирает руку и его отношение ко мне коренным образом меняется.

— Вашего друга уволили месяц тому назад за злоупотребления и приписки, — заявляет он с холодной вежливостью, — и это проливает новый свет на все дело.

Он попросил меня немедленно оставить помещение.

Поверженный в прах, я поплелся к обитой двери, и тут меня посетило странное чувство, которого я раньше не испытывал. Я быстро обернулся, и тут до меня дошло, что этот отвратительный субъект был совершенно лысым…

Отвратительный… Это слово теперь не оставляло меня.

* * *

Разумеется, после этого я снова до глубины души раскаялся в том, что безрассудно вложил все свои деньги в руки вдовы Шик. Теперь они затеряются в газетной кассе. Ведь Пепи, после того, как его выбросили из газеты, вряд ли наберется смелости появиться в редакции. Возможно, что он и не знает о существовании этих пожертвований.

Два дня и две ночи я ломал голову и морщил лоб над судьбоносной проблемой: как мне заполучить обратно предмет моего вожделения? И вот — было это в четверг после обеда — сверкнула в моей голове спасительная идея.

Я быстренько открыл телефонную книгу и, найдя адрес редакции «Утреннего вестника», без промедления направился туда. В те дни в моем гардеробе еще оставался темно-серый костюм, который в обществе полагали элегантным. Я купил его в честь сделки по контрабанде зажигалок из Судана.

По-видимому, в нем я произвел впечатление даже на редакционную секретаршу.

— Я — Гершон Шик, достопочтеннейшая гос

пожа,

— представился я, соблюдая все правила хорошего тона, — моя жена несколько дней тому назад послала в редакцию чек, определенную сумму на имя редактора Шумкоти, для того бедняги, чт

о

потерял работу при обстоятельствах, достой

ных

сожаления. Мы хотели бы получить деньги обратно, поскольку намереваемся лично отдать их эт

ому

многострадальному парню.

— Один момент, — секретарша исчезла за боль

шой

дверью и вскоре вернулась:

— К большому сожалению, у нас не принято возвращать пожертвования. Может, скажем этому парню, что деньги, внесенные вашей женой… гос

подин

Шик… то есть вашей вдовой…

Она вдруг умолкла. И у меня тоже зародилось

некое

подозрение относительно вдовства моей же

ны.

Возможно, что дело это могло усложниться, н

о тут

большая дверь распахнулась и раздался голо

с

редактора газеты:

— Я припоминаю, что Шумкоти взял этот чек.

— Как это, — промямлил я, — ведь он уже у вас не работает…

— Доктор Шумкоти повышен в должности до старшего редактора, — ввела меня секретарша в курс дела, — вы что, не читаете «Утренний вестн

ик»?

Она сунула мне вчерашний номер. На первой странице в глаза бросалось редакционное заявление:

Мы с глубоким сожалением вынуждены известить наших читателей, что в начале этой недели опубликовали недостойное и лишенное всякого смысла редакционное заявление на актуальнейшую тему лысины.

Мы вынуждены были опубликовать это заявление из-за ряда социополитических причин, которые мы, в силу нынешнего кризисного экономического положения, не можем обнародовать.

Автор статьи, доктор Шумкоти, будет и в дальнейшем к услугам широких читательских кругов в должности зам. гл. редактора.

Он продолжит публикацию ряда статей на тему лысины, где вас ждут новые сенсационные разоблачения. Уже в этом выпуске опубликована сенсационная статья доктора Шумкоти, пользующегося международной известностью в качестве специалиста по антропологическим исследованиям явления выпадения волос. Мы никоим образом не разделяем мнения, изложенного в предыдущем редакционном заявлении, опубликованном в нашей газете по ошибке. Извинения, принесенные нами в свое время носителям лысины, следует считать аннулированными.

Редакция

Я

тут же направился к кафе «Хоп» и предстал перед бутылкой абрикосовой, за которой сидел мой давний дорогой друг.

— Пепи, — сказал я глуховато, теплым человечным тоном, — я здесь, Пепи.

Мой друг поднял на меня взгляд и отвернулся.

— Пепи, — повторил я, опустив глаза, — прости меня. Я признаю, что вел себя с тобой нехорошо. Но сейчас я хочу все исправить. Я готов выполнить те обязательства, которые взял на себя на случай, если тебя уволят. Ты можешь всегда положиться на меня в трудную минуту.

Пепи начал хихикать, что меня совершенно вывело из себя.

— Что за веселье такое? Что смешного в том, что друг хочет помочь другу в то время, когда ему тяжело?

— Браво, — он захлопал в ладоши, — я вижу, ты уже успел прочитать вчерашнюю газету и заметил, что меня оправдали, да?

— Что это значит? Это потрясающе! Рассказыв

ай,

не мучай меня своим молчанием. Я просто умираю от любопытства.

— Ну, хватит прикидываться, ладно. Скажи, чего тебе от меня надо?

Мой гнев вновь разгорелся при этом грубом тоне. Я почувствовал сильное желание развернуться и уйти, но я не мог действовать под влиянием сиюминутных импульсов, ибо нуждался в тех деньгах, которые были посланы на имя Пепи в редакцию.

— Дорогой друг! — тихо сказал я с максимальной теплотой. — Я всего-навсего хотел поздравить тебя с успехом. Дружба для меня важнее всего на свете.

— Вот как?

Мы обнялись и расцеловались. Мы снова стали закадычными друзьями. Пепи демонстрировал отточенность своего языка, в полном объеме раскрывая тайны «Утреннего вестника», в особенности — загадку последнего заявления редакции, поставившего точку в этой истории.