Нет, Пепи заварил эту кашу — пусть он и расхлебывает. Если кто-то наносит публичные оскорбления людям, сотворенным, как и этот клеветник, по образу и подобию Божию, только из-за того, что природа обделила беднягу волосами, то он должен нести полную ответственность за свои слова. Нет сомнения, что на суде я дам показания в этом духе…

Такие мысли вертелись у меня в голове. Я потащился в направлении места проживания и столкнулся нос к носу с доктором Шванцем из налогового управления. Мы живем на одном этаже, только он квартирует в другой дыре — дальше по коридору, справа.

— Вы читали «Утренний вестник»? — спросил я после обмена приветствиями, и саркастическая улыбка расплылась на моих устах.

— Разумеется. Я читаю эту газету каждый день. Статья насчет лысых достаточно интересна несмотря на то, что я не разделяю утверждений Шумкоти.

— Не разделяете? — пробормотал я.

— По моему скромному мнению, работодатель вправе уволить работника, даже если тот соответствует своей должности. Иногда возникают экономические проблемы, порождающие нежелательные решения, и, возможно, именно об этом говорится у Шумкоти. Возьмите, к примеру, рост курса валюты, рост НДС, сокращение инвестиций, галопирующую инфляцию, отсутствие кредита в области экспорта…

— Без сомнения, — перебил я, — возможно, статья несколько тенденциозна, но если вы помните, господин Шванц, этот босс был лысым…

— Да, я хорошо помню. Там поднят вопрос — почему отвратительны лысые. Так было написано у Шумкоти. Как мне кажется.

Налоговый чиновник развел руками, выражая искреннее сожаление:

— Сказать по правде, я в этом не разбираюсь, по-видимому — это вопрос личный. Но наш долг — понять и работодателя, который вследствие падения курса акций на бирже…

Он приступил к повторной трансляции прежней программы, а я поспешил признаться, что и у лысых могут быть вынужденные поступки.

Доктор Шванц отпустил меня. Погруженный в свои мысли, я следил за его фигурой, постепенно исчезающей в полуденном тумане.

У меня промелькнула мысль, что, возможно, мой сосед не в своем уме. Может, он психбольной, которого не обследовали как положено, или психопат на лечении. Я опять прочел эту дрянь, дабы удостовериться, что не ошибаюсь, и вновь пришел к выводу, что все написанное в газете — полная ерунда, которую мог придумать только пьяный мозг и то лишь вследствие необузданного подстрекательства.

Я постучал в дверь вдовы Шик, проводившей время за мытьем маленьких керамических кукол водой с содой. Это занятие выпало на ее долю вследствие того, что она была владелицей магазина сувениров и молитвенных принадлежностей.

Вдова, по-видимому, стала жертвой ошибки. Очевидно, она решила, что я в восторге от статьи, которую подсовываю ей. Она прочла очень внимательно с начала до конца.

— В высшей степени замечательно, — сказала она с чувством. — Как трогательно, что есть еще совестливые журналисты, которые встают на защиту преследуемых.

У меня с языка чуть было не сорвалось, что я и есть тот преследуемый, однако я промолчал, руководствуясь здоровым инстинктом, проснувшимся по мне в последнюю минуту.

— Господи! — воскликнула добрая женщина. — Теперь этот парень, которого так бесчеловечно уволили, выброшен на улицу вместе со всей семьей. Кто о нем позаботится? Без дружеской поддержки он пополнит ряды преступников.

— Госпожа, может, вы пошлете ему небольшое вспомоществование через газету?

— Ну конечно. Сразу после того, как вы заплатите мне за квартиру, господин Пинто. Я пошлю все эти деньги несчастному немедленно, как только вы со мной рассчитаетесь.

— Вы можете поклясться в этом?

— Всеми святыми, господин Пинто.

И тут же вдова Шик удостоилась получения от меня долга в размере двухсот форинтов, что едва не послужило причиной ее обморока. Я отдал ей все, что осталось у меня от компенсации, и предстал пред огненными взглядами вдовы чуть ли не святым.

Я преспокойно передал ей эту значительную сумму, ибо был уверен, что получу ее обратно при посредстве «Утреннего вестника». Это и называется круговоротом денег в природе, если память мне не изменяет.

— А каково ваше мнение, госпожа Шик, относительно того, что, как там сказано, лысые возбуждают отвращение?

— Я верю в справедливость нашего святого учения — для Всевышнего нет разницы между людьми. И среди лысых встречаются порядочные люди, и в немалом количестве. Поверьте, господин Пинто, и среди лысых немало добропорядочных христиан.

Что значит — «и среди лысых»?

Я опрометью бросился домой, еще раз прочесал статью и снова пришел к выводу, что это собрание несусветных глупостей.

Так что же все-таки происходит, а?

2

У меня был день, полный хлопот.

В полдень ко мне спустилась домработница Мольнаров и сказала, что меня кто-то разыскивает по их телефону, срочно. Я причесался с головы до ног и поднялся на четвертый этаж, поскольку во в

сем

доме в те дни телефон был только у семейства Мольнар.

Я был связан узами дружбы с Артуром Мольнаром со времен юности. Мы вместе служили в армии, и я в качестве ефрейтора имел обыкновение укладывать его в грязь по нескольку раз в день. Бедняга был очень толст, и его живот приземлялся раньше, чем нос — картина крайне забавная. Когда я через много лет снял квартиру у вдовы Шик, то повстречал Мольнара на лестнице. Артур хотел было наброситься на меня, но, вспомнив, что мы можем снова встретиться на военных сборах, предпочел беседовать со мной как с близким другом.

Меня разыскивала по телефону Мици:

— Гидеон, ради Бога, что ты наделал? Пулицер бушует из-за этой идиотской публикации. Зачем тебе это было нужно? И с каких это пор у тебя появились дети?

— А чего от меня хочет этот лысый?

— Старик сказал, что засадит тебя в тюрьму, даже если ему придется израсходовать на это весь свой капитал.

Я так и знал, чтоб я так жил, что этим все кончится. Мне пришлось искать стул, чтобы плюхнуться на него. Я покрылся холодным потом.

— Разве ты знаешь меня, как человека, которого легко напугать? Я не имею к этому никакого отношения. Я своевременно предупредил Пепи, что ему будут шить дело о клевете, да так, что он не будет знать, куда ему деваться.

— Но он ведь твой приятель, он только от тебя мог получить информацию о Пулицере…

— Правильно, голубушка, я ему рассказал, как одержал победу над лысым в битве умов. Но кто мог подумать, что этот пьяница и идиот напишет об этом в газете? Ты ведь знаешь Пепи? Или нет?

— По-моему, да. Как-то раз к нам в контору приперся какой-то тип, утверждавший, что он твой друг, и заявил, что обязан ущипнуть меня за задницу, как минимум, три раза. Я влепила ему три пощечины, и две он мне вернул.

— Да, это был он. Ну, а кроме этого, как ты поживаешь, Мицечка?

— Спасибо. Я о тебе тревожусь. Пулицер утверждает, что ты его оклеветал на страницах газеты и жестоко поплатишься за это в суде.

Так я и знал, чтоб я так жил, так я и знал, что это случится. Хорошо еще, Мици оказалась настолько порядочной, что передает мне достоверную информацию. Эта девушка — она такая симпатичная, приятная, культурная и интеллигентная. Жаль, что талия у нее не слишком тонкая. Однако ножки довольно стройненькие. И главное — эта благородная женщина испытывает ко мне настоящую симпатию. Благодаря своей выдающейся интуиции я почувствовал, что Мици ко мне неравнодушна. Наблюдательная пожилая уборщица в конторе Пулицера, подметая пол, заметила однажды, явно стремясь подольститься ко мне:

— Я не понимаю, что нашла бедная девушка в таком подонке как вы, господин Пинто. Она явно на вас глаз положила, потому что вы, к сожалению, снаружи выглядите довольно прилично.

Пусть так.

— Мицечка, — прошептал я умоляюще, — может, тебе захочется со мной сегодня поужинать?

— Конечно, Гиди.

— Погоди, я погляжу свое расписание.

В этот момент меня посетила мысль о странном обычае, в соответствии с которым в ресторанах подают еду только за деньги. А уж две порции — тем более. Тут я глубоко пожалел о том, что инвестировал всю свою наличность во вдову, но было поздно.