Матусевич продолжал хранить укоризненное молчание и на складе. Лобанов попросил сигарету и, усевшись на связку резиновых сапог, курил, морщился и исподлобья поглядывал на расставленные вдоль стен ящики. Новые брюки его были перепачканы известкой и грязью.

Улучив момент, когда Матусевич отвернулся, Лобанов украл из картонной коробки два тюбика зубной пасты. Позже он спросил, где уборная. Матусевич его проводил. Накинув крючок, Лобанов вынул из кармана тюбик, крепкими зубами распотрошил его и с отвращением принялся жевать пахучую белую массу.

Настала пятница, день отправки весновщиков.

Вроде нехитрое дело – отправить в тайгу по зимнику пять человек и груз, а столько беготни этому предшествовало, столько мороки и нервотрепки.

Не очень-то доверяя хозяйственным способностям Матусевича, Князев самолично проверил полученное снаряжение, продукты, и тут обнаружились мелочи, каждая из которых впоследствии могла вырасти до проблемы.

Вот ушко на бадье оказалось с трещиной. В один прекрасный день оно совсем отломится, конечно же, в работе, и бадья с грунтом или породой загремит на голову забойщика. Даже если тот успеет отскочить, влипнуть всем телом в стенку шурфа, где в тайге взять сварщика? Заказывать спецрейсом самолет, а то и вертолет, оплачивать летные часы в оба конца? Бадья эта золотой станет…

Вот пилы Матусевич получил, позарился на новые, в смазке, – а они неразведенные, с заводской заточкой. Пустячок, вроде бы, а два-три часа на каждое полотно потратить надо, пока приведешь его в рабочее состояние… Вот кайла все до единого перекаленные, с синей побежалостью – надо их заново оттягивать, а в тайге это не так просто… Печки, трубы, разделки получены, а колена – ни одного… Кладовщик орса ящик бракованных консервов подсунул, банки вздутые, бомбаж… Эх, Матусевич…

И Князев мотался в мехцех, кузню, на склады, договаривался, ругался, просил, требовал. Летчики ждать не будут. Опоздаешь – вылетишь из графика полетов, и тогда снова подавай заявку, жди очереди, плати рабочим за простой.

Когда же, наконец, весь груз был доставлен в аэропорт и рейс, как обычно, задержали на три часа, нудное вокзальное ожидание обернулось целительной разрядкой от суматошного напряжения, нежданным отдыхом.

День выдался теплый, сырой, серый. Летное поле было исполосовано рифлеными лыжами «Антонов», рубчатыми шинами бензозаправщика, и поперек – широкие полосы от ножа бульдозера. Аэродром окружала изгородь – чтобы не забрела какая-нибудь животина, дальше шел редкий молодой лесок, поднявшийся на месте давних порубок.

И пахло мокрым снегом, весной пахло.

Рабочие, их было трое, Лобанов четвертый, сидели на тюках, спокойно без азарта играли в карты – для времяпрепровождения. Это были надежные люди, так называемый «постоянный контингент», мастера на все руки, золотой фонд экспедиции. Нынче им предстояло быть лесорубами, плотниками, горнопроходчиками, взрывниками – и все это было им не впервой.

Впервой все было Матусевичу. Обжигаясь о свои сомнения, он шарахался мыслями в другую сторону – к Ларисе, но и там было горячо. Долгое расставание измотало их обоих, все упреки были высказаны, все оправдания и утешения; простились они наспех и едва ли не с облегчением. Теперь его подмывало броситься бегом прямо в поликлинику и сказать Ларисе много нежных слов. Эти слова уже начали копиться в его душе, а впереди еще столько разлуки. Позвонить хотя бы… Но единственный в поселке автомат был на почте. Звонить же из отдела перевозок было неловко, да и Андрей Александрович рядом – молчаливый, озабоченный, не располагающий к излияниям.

Князев действительно был озабочен и потому молчалив. На его глазах оброненное им когда-то шутливое обещание постепенно воплотилось в официальное распоряжение, подкрепилось действием. Вот груз, вот рабочие, а вот Матусевич, отныне прораб-геолог, производитель работ. Надо было все же Сонюшкина послать, с его основательностью и крестьянской хитринкой.

Надежней было бы. Ну, да что теперь. Володька честный, преданный парень, энтузиазма у него на троих хватит.

– Главное, спрашивай больше, – внушал он Матусевичу, – спрашивай, не стесняйся. Тебе простительно, ты молодой специалист. Советуйся с ними, они мужики бывалые… Подгонять их тоже не стоит, вкалывают они на совесть… Не вздумай своей образованностью кичиться. Где надо – делом помоги, плечо подставь. Но – где надо!.. Будь прост, но не запанибрата, иначе на шею сядут… Помни, что спирт – ваш энзэ – на крайний случай, если кто-нибудь поморозится, в воду провалится, сильно простынет. Будут приставать – так и скажи: есть одна бутылка, на крайний случай; иначе, пока все не выпьют, не отстанут…

Матусевич кивал, поддакивал, но было видно, что слушает он вполуха. Князев догадывался о его состоянии и умолкал. Длинных наставлений он не любил ни давать, ни выслушивать. Все равно всего не скажешь, голову свою другому человеку не приставишь, а коль зацепится что-нибудь в памяти – и то хорошо.

Кончался рабочий день, самолета все не было. Однако в отделе перевозок их успокоили: машина на подлете, как только сядет – можно загружаться.

Минут через десять из белесой мглы действительно вынырнул зеленый «Антон», скатился, как с невидимой горки, подрулил прямо к тому месту, где сидели рабочие. Летчики подтвердили: грузитесь, сейчас полетим.

Быстро побросали в дюралевое чрево тюки и ящики, стали в кружок под крылом, дружно закурили, словно присели перед дорогой. Настроение у рабочих было приподнятое, потому что каждый из них баловался и охотой, и рыбалкой, а весновка для этих занятий – лучшая пора. Даже Матусевич, разогретый погрузкой, повеселел. Один лишь Лобанов оставался угрюмым – все еще угрызала совесть.

Князев пожал всем руки, пообещал прилететь в гости. Чмокнула дверца. Заурчал стартер, крутнулся и слился в серый круг винт…

Уходя с аэродрома, Князев обернулся. В одном из окошек светлело чье-то лицо, помаячила растопыренная ладонь. Князев помахал в ответ. Самолет, словно ожидая этого сигнала, пополз к взлетной полосе.

Ну вот, полетели. Заброска десанта на плацдарм… Сегодня им придется ночевать на снегу. А завтра к вечеру уже оборудуют палатку…

Внезапно и остро Князев представил себе, как маленький отряд начнет обживать новое место, постепенно расширять свои владения, как вольготно им будет наедине с тайгой, каким древним и вечным смыслом наполнится их жизнь: строить жилище, добывать дичь и рыбу, единоборствовать с природой.

Потом мысли Князева вернулись на привычный круг.

В камералке его с утра ждали стереоскоп и пачка непросмотренных аэрофотоснимков, в эти неурочные часы можно было бы славно поработать в тишине. Но надо было спешить домой и скрашивать одиночество мадам Матусевич.

Зайдя в хлебный магазин и доставая мелочь, он нащупал в кармане печатку… Вот, елки, забыл отдать! Ну, да ладно, ребята не могут бросить дверь неопечатанной, возьмут печатку у соседей.

Впереди были суббота и воскресенье – выходные дни.

Утешать Ларису не было нужды. Князева она встретила со спокойной приветливостью. Лицо ее было не то бледно, не то напудрено – Князев не разобрал. Когда он разделся и стянул унты, она подала ему нагретые шлепанцы. На плите тушилось мясо. Лариса по обыкновению была в красном лыжном костюмчике и переднике, волосы перетянуты светлой лентой. Молодая образцовая хозяйка.

Князев сказал:

– Я знаю, какое вам царство нужно. Этакая модерновая малогабаритная кухонька, рябенький пластик, кафель… Ну, и белоснежная газовая плита, разумеется.

Лариса улыбнулась, довольная тем, что старание ее замечено.

– Я вам звонила сегодня, часа в четыре. Сказали, что вы в аэропорту… Вы их провожали?

– Проводил. Наверное, уже на месте.

– Как он там будет…

– Как все. Вы не беспокойтесь, Лариса. С ним надежные люди. Сегодня ночь как-нибудь перебедуют в спальниках, а завтра поставят палатку, печку и будут жить не хуже нас с вами. Знаете что… – Он обрадовался внезапной своей идее. – Недели через две, когда они полностью все оборудуют, я к ним слетаю последним рейсом. Если не боитесь лететь со взрывчаткой, могу и вас прихватить. На работе как-нибудь договоритесь, чтоб отпустили. Володька будет счастлив.