– Может быть, оформляются документы на премию за месторождение?

Это Фишман спросил, и непонятно было, шутит он или на полном серьезе предполагает такую возможность.

– Премия, говоришь? Как бы наоборот не вышло… Какие еще будут мнения?

– Чего йето… йето… голову ломать? Придет время – йето… узнаем.

Сонюшкин обвел всех взглядом, и на его лице было написано: «Тут и сомневаться нечего – все со временем узнаем!»

Ребятам казалось, что это не всерьез, не взаправду, что в последний момент можно обратить все в шутку, свести к мировой «через Первый магазин» или вовсе по-детски крикнуть: «Чур-чуров, не игров!» И никак не могли они взять в толк, что Николай Васильевич Арсентьев ни шутить, ни тем более играть с ними не собирается.

В кабинете Арсентьева шло заседание разведкома с участием администрации. Обсуждался вопрос о распределении премий, вернее, об удержании с таких-то и таких-то лиц за такие-то и такие-то провинности стольких-то процентов.

С самого начала возникли разногласия, которые можно было свести к двум мнениям:

1. Все работали одинаково хорошо, способствовали выполнению плана, стало быть, и премировать всех одинаково, соразмерно окладу.

2. Работать-то работали все, но некоторые товарищи допустили серьезные оплошности или нарушили трудовую дисциплину. Взыскания на них в свое время наложены не были, а теперь вот пусть материально пострадают. В назидание остальным.

Противников уравниловки оказалось больше, и вторая точка зрения победила. Тем более, что высказывал ее и Арсентьев. Он же наметил мишени. Было здесь два техника, напортачивших с документацией, геолог, которого засекли в конторе пьяненьким, инженер-химик, взявшая за правило опаздывать на работу.

– Далее, – перечислял Арсентьев. – Товарищ Переверцев, начальник партии. Летом в его хозяйстве погибла одна из лошадей, арендованных на сезон в колхозе «Светлый путь». Как явствует из акта, мерин семи лет по кличке «Спутник», масть соловая, пасся стреноженный и забрел в болото. Непосредственный виновник – проводник-конюх Краснопеев И. В. Недосмотрел. Удержано из зарплаты двадцать пять процентов… Но я считаю, что товарищ Переверцев как начальник партии тоже является косвенным виновником, тоже недосмотрел. Предлагаю сократить ему размер премии на десять процентов.

Арсентьеву возразили: но при чем же здесь Переверцев? За лошадей отвечает конюх, а не начальник партии. Переверцева там, может, в то время и не было, планшет большой.

– Начальник партии отвечает за все, – сказал Арсентьев. – В том числе и за проступки своих подчиненных.

Если бы товарищ Переверцев был требовательнее, лошадь не погибла бы.

– Но это же несчастный случаи. Такое не учтешь и не предусмотришь.

– Все можно учесть и предусмотреть. Любой несчастный Случай не есть неизбежная жертва высшим силам, а есть проявление халатности или ротозейства.

– Так-то оно так, но все же… Обидим человека.

– Не в куклы играем, – строго сказал Арсентьев. – Это производство – И председателю: – Ставьте на голосование.

Опустили глаза, подняли руки. Большинство все-таки «за».

– В моем списке еще одна фамилия, – продолжал Арсентьев,- Всеми уважаемый Андрей Александрович Князев, тоже начальник партии. Партия имеет хорошие показатели, план перевыполнен, найдено ценное рудопроявление. Но… При всем том товарищ Князев очень и очень грешен. Я позволю себе остановиться на этом подробнее… Минувшим летом товарищ Князев обнаружил в ледниковой морене рудный валун хорошей сохранности и начал бомбардировать меня радиограммами, чуть ли не требуя отказаться от предусмотренных проектом площадных поисков и немедленно ставить поиски валунные, то есть проследить, откуда двигался ледник, и по ходу его движения проводить маршруты и горные работы. Конечно, мысль эта представляла определенный интерес, но, товарищи дорогие, что же в этом случае делать с планшетом? Куда списать затраты? Можно ли вообще работать без проекта? Нельзя. И я распорядился дорабатывать планшет – с тем, чтобы на будущий год запроектировать валунные поиски на сопредельной территории и выехать в поле во всеоружии. И что же делает товарищ Князев? Создает подпольный отряд, отправляет его за пределы планшета – без необходимой топоосновы, без связи, без транспорта. На одном энтузиазме, можно сказать. А сам тем временем с оставшимися людьми, не щадя их сил и здоровья, форсирует плановые работы… Коренные выходы руды найдены, товарищу Князеву очень повезло, все обошлось благополучно. А ведь потери и даже несчастные случаи при такой постановке работы могли быть. Так вот, товарищи, имеем ли мы право закрывать глаза на такое самоуправство? Позволяет ли нам наша идеология считать, что для достижения цели хороши все средства? Думаю, что не позволяет. К сожалению, у меня в свое время не было официального документа, подтверждающего то, о чем я рассказал, иначе товарищу Князеву было бы не избежать сурового административного взыскания. Наверно, партийному бюро тоже было бы небезынтересно рассмотреть персональное дело коммуниста товарища Князева. Налицо явное нарушение кодекса законов о труде, открытое неповиновение руководству экспедиции. Поэтому выношу на обсуждение следующее предложение: снизить товарищу Князеву премию на двадцать пять процентов.

Закончив, Арсентьев опустился на стул возле стены (место за письменным столом он уступил председателю разведкома), быстрым взглядом пробежал по лицам, подытожил для себя: впечатление произведено. Вот и прекрасно. Должны чувствовать, кто здесь хозяин.

– Высказывайтесь, товарищи, – предложил председатель разведкома.

Помолчали, поскрипели стульями. Народ собрался спокойный, неторопливый. Только один – старший бурмастер, которого на недавних перевыборах выдвинули в разведкой стихийно, – так и ерзал, так и крутился на месте. Он-то и заговорил первым:

– Что же это получается? Партия перевыполнила план по всем показателям, нашла руду, а начальника, который всему голова, штрафуют. Какой же у него после этого стимул будет? А ежели он не для стимула старался, так тем более… Ему и премия та не в радость. Нет, тут подумать надо, взвесить. И вообще, зачем людям премию резать? Все работали, пусть все и получают.

Понемногу, слово за слово, и остальные раскачались.

– Конечно, самоуправство имело место, но дело-то не пострадало, а наоборот. У нас же не заводы Форда, чтобы за каждую провинность штрафовать.

Арсентьев с места:

– Дай бог, чтобы мы когда-нибудь научились работать так, как на заводах Форда…

– Николай Васильевич, а требовали у него объяснительную? Как он сам это объясняет?

Арсентьев прикрыл веки, сдержанно ответил:

– Объяснительной с товарища Князева я не требовал. Какими материалами вы располагаете?

– Письменными показаниями одного из членов этого коллектива, – ответил Арсентьев. В сейфе у него действительно лежало некое письмецо – донос повара Костюка, дезертировавшего из партии Князева минувшим летом.

«…за грубое нарушение правил техники безопасности во время полевых работ, за игнорирование указаний руководства экспедиции».

Князев отвернулся от доски приказов, деревянными шагами вернулся в камералку. Сотрудники сочувственно молчали. Князев наклонил к себе микроскоп, невидящим глазом уставился в окуляр.

За его спиной тем временем молчаливо переругивались Высотин и Сонюшкин. Мимику их можно было понять так: «Ну, чего молчишь? Говори!» – «А ты что, сам не можешь?» – «Могу, но у тебя лучше получится». – «Давай, давай, не валяй дурака!» – «Нет, давай ты!..»

Высотин бросил на своего оппонента долгий красноречивый взгляд и, легонько прочистив горло, сказал:

– Александрович, не расстраивайтесь. Плюньте. Мы тут посовещались, пока вас не было, ну и… В общем, пусть и с нас по двадцать пять процентов…

Князев не обернулся, лишь шевельнул плечами:

– Илья, ты карту фактматериала всю сверил? Нет? Так какого дьявола…