И как тогда, мысли Гали блуждали вокруг Федора.

Она вспомнила их встречу в самолете, его розыгрыш, на которые он и в прежние времена был мастер, его забавную перепалку с Р. на больничной койке, цветы, встретившие ее в аэропорту, — и улыбнулась.

Одуряющий аромат роз проникал в ее спальню.

Ей вдруг захотелось встать и посмотреть на цветы.

Осторожно ступая, она вышла в гостиную — у матери еще горел свет, и тут зазвонил телефон.

Прежде чем Галя взяла трубку, она успела заметить, что в комнате матери свет погас.

Ольга Петровна раньше дочери поняла, кто это звонит поздней ночью и, не желая смущать Галю, решила притвориться спящей.

— Почему-то мне кажется, что я тебя не разбудил, — услышала Галя голос Федора.

— Да, я не спала, — призналась Галя.

— Ты думала обо мне?

Слышимость была такая, как будто они сидели совсем рядом и говорили шепотом.

— Откуда ты звонишь?

— Оттуда, оттуда...

— Тебя выписали из больницы? Что ты молчишь?

— Обдумываю, какой ответ для меня наиболее выгоден, — отозвался Федор. — Заныть, что я, бедный, еще в больнице, или бодро сообщить, что меня выпустили...

Судя по всему, он расположился к долгому разговору.

— Скажи лучше как есть, — посоветовала Галя.

— Я, бедный, еще в больнице...

— Но ты бойко охмурил медперсонал и тебе позволили позвонить в Москву? — предположила Галя ехидно.

— Вроде того... Любава почивает?

— Конечно.

— Хорошо, что мой звонок ее не разбудил...

— Как там наш знаменитый писатель? — поинтересовалась Галя. — Вы все ссоритесь?

— Он без меня уже жить не может, — похвалился Федор. — Во-первых, время от времени я играю роль сиделки. Во-вторых, я обыгрываю его в шахматы. Но в своем новом романе он напишет, что все было наоборот...

— Послушай... — Галя прикрыла трубку ладонью и зашипела прямо в мембрану: — К чему такое количество цветов?

— Это артподготовка, Галочка. Скоро я двинусь на тебя в атаку...

— Сними сначала гипс, — хмыкнула Галя.

— Нет, я на полном серьезе намерен тебя загнать в угол, чтобы ты отчетливо и радостно сказала мне «да»!

Федор в чужой, далекой стране жизнерадостно расхохотался.

— Ну ты и нахал! — возмутилась Галя. — Что это еще за силовые методы!

— Если ты их не признаешь, я встану под твоим балконом и буду петь романсы на стихи Р. Он теперь от нечего делать балуется стихами... Слушай, а ты не на босу ногу стоишь в гостиной?

— Нет, — успокоила его Галя.

— Точно?

— Точно.

— А то бы я обождал, пока ты наденешь теплые носки...

— Федор, — Галя попыталась придать своему голосу повелительную интонацию, — ты хоть соображаешь, во сколько тебе обойдется этот разговор?

Снова послышался смех Федора.

— Не-а. Пока не скажешь мне «да», я буду нести всякую чушь и наболтаю на такую сумму, что потом буду вынужден продать себя в рабство, чтобы расплатиться...

— О господи! Чего ты хочешь? — воскликнула Галя.

— Тише, Любочку разбудишь... Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, а Любава уотцовила меня, если можно так выразиться...

У Гали буквально руки чесались оттаскать его за волосы, но Федор был за пределами досягаемости.

— Тебе не кажется, что это не телефонный разговор?

— Если тебе больше по вкусу телеграфный, я завтра же отправлю телеграмму, заверенную моим лечащим врачом, — немедленно отреагировал Федор. — Или ты предпочитаешь факс? Лично я явлюсь не раньше чем через неделю...

— Вот через неделю и поговорим!

— Неделя, как долго, — вздохнул на том конце провода Федор. — И как я проживу ее без тебя!

— Точно так же, как ты жил без меня все эти годы...

— А я уж и не помню как, — признался Федор. — Все какая-то суета сплошная... Хорошо, поговорим при встрече о моем предложении... Только не думай, что отвертишься от меня, Галка!

— Спокойной ночи.

— У вас уже доброе утро, — отозвался Федор.

Галя повесила трубку.

Обернулась — и увидела стоящую в дверях мать с томом «Виконта де Бражелона» в руках.

— Ты хочешь почитать мне вслух, мамочка?

Ольга Петровна с некоторой торжественностью покачала головой:

— Я хочу кое-что показать тебе... — Она подошла к дочери и раскрыла книгу. В ней лежала порванная на четыре части и склеенная фотография.

— Боже мой! — изумилась Галя. — Откуда это у тебя?

Галя уже и не помнила, когда и кем был сделан этот снимок — они с Федором в школьном дворе, он держит в руках скворечник, она — метлу. Очевидно, кто-то сфотографировал их на субботнике.

— Мне удалось спасти это в тот день, доча, когда ты яростно расправлялась со своим школьным архивом, — объяснила Ольга Петровна. — Там были записочки Федора, ваши фотографии, твои сочинения... Ты все порвала в мелкие клочья, а этому снимку повезло.

— Какой недосмотр с моей стороны, — проворчала Галя, однако умиленно всматривалась в снимок.

— Это с моей стороны имел место недосмотр, — не согласилась Ольга Петровна. — Не надо было тебе позволять расправляться со своим прошлым... Оно зачастую имеет тенденцию возвращаться...

— Что ты хочешь этим сказать? — Невольная улыбка тронула Галины губы.

— Что Федя — славный парень и тебе не следовало порывать с ним отношения. Лучше Феди тебе никого не найти.

— Когда-то ты так говорила про Олега, — напомнила матери Галя.

Ольга Петровна кивнула:

— Олег — просто идеал мужчины. Но он был намного старше тебя, и рано или поздно ты бы, доченька, стала посматривать на сторону... на своих ровесников... Ты уж извини за откровенность, но я жизнь прожила и вижу такое, что тебе еще не может быть видно... Возьми фотографию. Подумай. Я бы на твоем месте согласилась.

— С чем? — Галя сделала вид, что не понимает, о чем речь.

— Разве Федя сейчас не сделал тебе предложение? — ухмыльнулась Ольга Петровна.

— А я думала, ты спишь, мамулечка...

— Как я могу спать, когда решается судьба моей дочери? — воскликнула Ольга Петровна. — Если я буду спать, ты в очередной раз натворишь бог знает что...

— Но почему ты думаешь, что мне надо согласиться? — помолчав, спросила Галя.

Ольга Петровна ткнула себя пальцем в грудь.

— А материнское сердце на что? — внушительно заметила она. — Вот то-то. Спокойной ночи, голубка.

— Уже доброе утро, мамулечка, — бросив взгляд в окно, сказала Галя.

Когда Федор пригласил Галю в ресторан, чтобы отметить свое возвращение, она с капризным видом знатока подобных заведений осведомилась:

— В какой же ресторан ты меня приглашаешь?

— В какой хочешь, — радостно заявил Федор, артистичным жестом останавливая такси.

Галя знала в Москве несколько ресторанов, а названия помнила только двух — «Пекин» и «Арагви», но ей не хотелось обнаруживать перед Федором своих скудных познаний в этой области. Она замялась.

— Хорошо, пойдем от еды, — терпеливо предложил Федор. — Что бы ты хотела съесть?

Галя вспомнила название блюда, которым когда-то потчевал ее Валера, но к какой именно кухне оно относится, припомнить не могла.

— Я бы хотела поесть долмы.

— А что это? — спросил Федор.

— Это такие маленькие голубцы, но их заворачивают не в капустные листья, а в виноградные...

— Долма... — повторил Федор, разводя руками. — Понятия не имею, чье это изобретение...

В разговор вмешался водитель.

— Вы вон у них спросите. — Притормозив, он кивнул в сторону небольшого рынка у станции метро, где торговали в основном южные люди.

— Спасибо, брат!

Федор выскочил из машины и обратился с вопросом насчет долмы к первому попавшемуся южному красавцу.

— Вай, дорогой! Лучший долма в мире делает моя жена! — радостно осклабился южанин.

Федор понял, что обратился по адресу.

— Ты откуда, брат?

— Из Еревана, дорогой! Долма — самое армянское блюдо во всей Армении!