— Кира, — Сталий был потрясен ее спокойным, ледяным гневом. — Ты нужна мне! Прошу в который раз! Останься со мной! Кира. Я никогда в своей жизни никого не просил так долго и настоятельно. Я привык требовать. Указывать. Но не просить. А перед тобой и на колени готов встать…

Он не шутил. И Кира видела, как мучительно гордому и уверенному в себе воину, привыкшему только к победам, дается это признание. И он действительно уже не первый раз умолял ее быть с ним.

— Хорошо… Допустим, останусь…

Сталий порывисто обнял ее за талию, прижимая к себе, как самое драгоценное сокровище, но тут же снова побледнел и закусил губу, сраженный ее следующим вопросом:

— В качестве кого? А, Сталий? В качестве кого останется офицер Галактики при первом помощнике правителя Таллирии, связанном законным браком с представителем другой дружественной планеты?

Вопрос девушки был тихим и спокойным, но для Сталия он прозвучал как взрыв, и он подумал: 'Да лучше бы ее граната накрыла меня тогда… И не было бы этого мучения… Я люблю ее, и это противоречит всей логике'

— В качестве моей на…, — он запнулся, проглотив слово, едва не упавшее с языка, и поправился. — Моей любимой. У тебя будет все, Кира. Что ты только пожелаешь! Отдельный дом с садом. И мы сможем видеться очень — очень часто!

— Сталий, то, что ты предлагаешь мне, — остановила она его горячечный шопот. — На Земле в свое время называлось 'наложница'. И прости, у меня прекрасный слух. Киберпереводчик не мог ошибиться. Именно это слово ты и хотел употребить. Но остановился. Напрасно. Это просто термин. Возможно. Кого‑то он бы и устроил. Но не меня. Отдельный дом с садом? Поверь, даже сейчас ты смог бы найти желающих на Земле на такое счастье.

— И что останавливает тебя?

— Служба. Дружба. Разве этого мало? Моя личная жизнь это мое личное дело. И товарищи меня ни в чем не попрекнули, когда я встречалась с тобой. И спала с тобой. Они взрослые мужчины, и прекрасно понимают, что если я ночевала не на базе, а у тебя, то вряд ли мы фехтовали до рассвета.

— Но почти до рассвета.

— Сталий, они взрослые, — грустно улыбнулась она только уголками губ. — И принять мое право на любовь готовы. А принять мое унижение?

— Ты боишься рискнуть своей карьерой ради меня?

— Да, — просто сказала она. — Это же естественно. Как и ты.

— Я мужчина.

— Мы оба офицеры, Сталий.

— Мы люди.

— Да. И я человек. А не щебечущая птичка в клетке. И такой никогда не стану. Мне было очень приятно проводить время с тобой. Но это было общение равных, чем бы мы ни занимались. А то, что предложил ты сейчас, это плевок в лицо даже не мне. А ребятам, которыми будет командовать чья‑то игрушка. Службе, которую я променяю на домик с садиком.

— Значит, нет?

— Естественно, это не отразится на служебном взаимодействии, — Кира взяла себя в руки, и ни один мускул на ее лице не дрогнул, и глаза оставались сухими.

Она и правда оставалась абсолютно спокойной и собранной. Но только Вайпер видел, как улыбашка в ней постепенно умирает. И делает это катастрофически быстро. Такой он не знал Киру — а им доводилось терять товарищей, и из дома иногда настигали не самые веселые вести. Но она всегда умела подбодрить ребят, подсказать, а иногда и просто молча посидеть рядом. Но сейчас помощь была нужна ей, а он был бессилен.

И если историю со Сталием Вайпер себе представлял в общих чертах и был готов рано или поздно к такому финалу, то слова Резкого задели его до глубины души. Все они были неидеальны, и иногда могли предостеречь друг друга от неосторожного поступка. Но никогда не унижали. И не потому, что это было запрещено. Просто так у них сложилось — настоящее боевое братство в ледяном космосе.

Вайпер, отправившись к себе, проводив Киру, резко остановился в коридоре. И отправился к двери Резкого. Он постучал как можно тише — у Киры был великолепный слух. Дверь щелкнула и открылась.

— Не спишь? — Вайпер вошел по — хозяйски и закрыл замок за собой.

— Нет, — Резкий лежал на кровати, но явно не Вайпер был причиной того, что парень перекрутил все простыни.

— Понятно дело, — зло усмехнулся Крис. — Совесть спать не дает. Что ж, я тебе сейчас помогу.

— А я готов, — Резкий вихрем слетел с кровати, натягивая спортивные штаны.

— Ага, — кивнул Криспин. — Правильно все понял. Готов? Пошли.

Она тихо прокрались по коридору мимо двери Киры и вошли в зал. Резкий не ожидал среди ночи спарринга в фул — контакт, и поначалу попытался пощадить Криса, который оставался в зале дольше, чем он сам.

Но Криспин решительно бросился в атаку:

— Трофей, говоришь?

Резкий все понял и в самый последний момент, когда удар уже летел ему в голову, опустил руки:

— Больнее ты мне все равно уже не сделаешь, — проговорил он, не обращая внимания на стекающие по лицу потеки крови из рассеченной в очередной раз брови.

Крис работал очень жестко, зная возможности Резкого, но такого не ожидал.

— Ты чего? Раскис от ссадины? А ей душу вспорол, и не заметил? Атакуй!

— Не буду, — не шелохнулся Резкий, пропуская еще один удар, на этот раз в ребра.

— Будешь! Ты думаешь меня разжалобить?

— Нет. Бей, как находишь нужным.

— Ну знаешь, Сашка, — качнул головой Крис и прищурился. — Запомни. Я никого никогда не бил. Тем более друга. А на поле боя уничтожают живую силу противника. И воспринимать тебя противником я не готов. А вот запутавшимся в своих эмоциях мальчишкой запросто. Мозги набекрень поддаются лечению. Собрался и атакуй!

— Нет, — и Резкий неожиданно для Вайпера и самого себя соскользнул на пол, прошептав. — Я бы все сделал, лишь бы она простила.

— Так почему медлишь? — спросил устало и мрачно Вайпер. — Почему ничего не делаешь?

Ответ Резкого был полон боли:

— Она не позволяет. Не подпускает.

— Придумай что‑нибудь, Саш. И поторопись. Сам видишь, что с ней происходит.

— Вижу, — хрипло ответил Резкий.

— Ну и действуй, — Вайпер развернулся и вышел из зала, потому что его моральные силы были исчерпаны.

Он не мог взять этих двоих за руки и толкнуть в объятия друг друга. Он и так сделал все, что мог. Крис видел, что Резкому тошно, что он тоже перестал улыбаться и балагурить. Бить его дальше, наслаждаясь триумфом силы, Вайпер смысла не видел: парень и так все осознавал сам. И видел, что Кире плохо. Не знал только, как ей помочь. Не знал этого и Вайпер.

Понадеявшись на здравый смысл Александра, Крис оставил его наедине с мыслями. 'Уж что‑что, а спать Сашка будет до утра спокойно' — рассудил Крис.

Криспин жестоко ошибся. Это он, измотанный напряженным днем, тренировкой, спаррингами с разъяренной Кирой и с Резким, который был довольно сильным и быстрым противником до того, как внезапно 'сложил лапки', едва смог себя заставить принять душ, прежде чем рухнул на постель, даже не накрывшись одеялом. А Резкий после трепки и встряски наконец получил способность рассуждать последовательно. И его осенила идея.

Парень бесшумной, чтобы не разбудить Киру и не предстать перед ней снова в крови, рысью пронесся по коридору, влетел к себе в комнату, включил воду и начал рыться в аптечке. Наконец, он схватил полупустой флакон антисептика, которым промывали раны до того, как залить их пенкой. И, вместо того, чтобы нанести его на свою рассеченную бровь, недрогнувшей рукой вылил в раковину. А затем просто умылся холодной водой, забравшись в душ. И только там уже, наблюдая, как светлеют и сходят на нет красные струи, стекающие с его лица по груди под ноги, лениво подумал, что может, и надо было прижечь рассечение — обещал же Кире обойтись без драк и ран.

Но голова у него сейчас была занята более интересными идеями. Он до конца продумал довольно коварный план, и сам сознавал, что не просто рискует, а фактически идет на еще одну подлость по отношении к Кире.

С этими мыслями Резкий и заснул. С улыбкой на губах.

На утро он, воспользовавшись выходным, смылся пораньше в город, пока его не заметила Кира — чуда не произошло, бровь торчала красной опухолью с запекшимся порезом.