Значительно меньше в поэтическом наследии Тютчева стихотворений на общественно-политическую тему, да и многие из них далеки от совершенства. И вместе с тем есть среди них и такие, которые нашли живой отклик у современников и продолжают интересовать сегодняшнего читателя. К ним следует отнести такие стихи, как «Русской женщине», а также «Эти бедные селенья…», «Вот от моря и до моря…», «О, вещая душа моя…». Нельзя не упомянуть в этом ряду лучших из лучших и «Слезы людские, о слезы людские…», и «Пошли Господь, свою отраду…». Последнее стихотворение, кстати сказать имел в виду Тургенев, когда писал, что произведения Тютчева «пройдут из конца в конец Россию». Хорошо известно, какой широкой популярностью стало пользоваться четверостишие Тютчева «Умом Россию не понять…» в грозные дни Великой Отечественной войны

И понятно, что только взятые все вместе стихи позволяют приблизиться к пониманию необыкновенно сложной и своеобразной личности гения русской поэзии — Федора Ивановича Тютчева.

Две проблемы особенно сильно волновали Бунина, можно сказать, на всех этапах его творчества. Одна из них была связана с тем, что известность пришла к нему с явным запозданием и никогда не была такой шумной, как, к примеру, у М. Горького, Л. Андреева или Ф. Сологуба, хотя Бунин начал печататься раньше их. Ко второй следует отнести недооценку его как поэта, то устойчиво бытовавшее мнение, что состоялся он, прежде всего, как прозаик и что в поэзии, хотя и вполне достойно, но лишь продолжил традиции предшественников.

Спор с критиками, разделявшими подобные мнения, идет у Бунина постоянно, и прямо и косвенно. Читателя заметок Бунина «Как я пишу», где речь идет преимущественно о прозе, не оставляет ощущение, что они посвящены поэзии. Чаще всего именно поэты говорят так о первоначальном импульсе замысла стихотворения, зачастую еще не ясного самому автору. «Эта тяга писать появляется у меня всегда из чувства какого-то волнения, грустного или радостного чувства, чаще всего оно связано с какой-нибудь развернувшейся передо мной картиной…». И далее пояснял, что свои стихи он никогда «не отграничивал от своей прозы», потому что «и здесь и там одна и та же ритмика» и что «дело только в той или иной силе напряжения её» [303].

Прежде всего, поэтому, надо думать, во многих его сборниках рассказы и стихи помещались вместе, являли собой как бы две главы одной книги. Главы эти вполне равноправны и самостоятельны и очень органично дополняют одна другую, и не только дополняют, но и проясняют, углубляют наши представления о своеобразии таланта Бунина, помогают понять его, так сказать, традиционную нетрадиционность.

Среди первых отзывов о Бунине — поэте необходимо выделить Рецензии А. Блока и В. Брюсова, ибо в значительной мере именно они во многом определили отношение к нему критики и читателей. Следует заметить также, что никогда не забывал эти отзывы и Бунин. И вызвано это было отнюдь не тем, что он был назван в ряду лучших современных поэтов. Бунин был явно неудовлетворен выводами критиков, тем, как именно рассматривалась и оценивалась его поэзия, её своеобразие и творческие взаимоотношения его с поэтами предшественниками и современниками.

Блок пишет о Бунине в одном из разделов статьи «О лирике» (1907). Оценка его поэзии, в сравнении с таковой Брюсова, более развернутая и доказательная, а тональность – более уважительная.

«Цельность и простота стихов и мировоззрения Бунина, — пишет Блок, — настолько ценны и единственны в своем роде, что мы должны с его первой книги и первого стихотворения „Листопад" признать его право на одно из главных мест среди современной русской поэзии <…> Звезда его поэзии восходила медленным и верным путем. Такой путь очень идет к поэзии Бунина, которой полюбилась прежде всего природа. Так знать и любить природу, как умеет Бунин, — мало кто умеет. Благодаря этой любви поэт смотрит зорко и далеко и красочные и слуховые его впечатления богаты. Мир его — по преимуществу – мир зрительных и слуховых впечатлений и связанных с ними переживаний…»

В некоторых стихотворениях Бунина «можно уловить душу поэзии Полонского — отнюдь не влияние даже, а только какой-то однородный строй души <…> Кроме родства с Полонским, в поэзии Бунина можно уловить влияние Тютчева.

К недостаткам Бунина <…> надо отнести постоянную наклонность к морализированью и общее однообразие. Прочесть его книгу всю зараз — утомительно. Это объясняется отчасти бедностью мировоззрения и отсутствием тех мятежных исканий, которые вселяют тревожное разнообразие в книги „символистов"» [304].

Что можно сказать в этой связи? Было ли у Бунина внимание к традициям предшественников? Безусловно. А в первые годы творчества были и почти прямые заимствования, и в темах и в тональности (тут можно назвать и Пушкина, и Лермонтова, и Фета, и Тютчева, и Полонского). Прав Блок и когда говорит об отношении Бунина к природе, о том важном месте, которое она занимает в его поэзии.

Нетрудно предположить, что Бунину не могли понравиться критические замечания («морализирование», «однообразие», «бедность мировоззрения»). И, скорее всего, особенно огорчил Бунина (ведь он через всю жизнь пронес более чем недоброжелательное отношение к Блоку и Брюсову и к их поэзии) вывод, сделанный Блоком, а именно — что Бунин-поэт остался чужд наиболее интересным и плодотворным литературным исканиям своего времени и, прежде всего, тем «мятежным исканиям», которые отличали «символистов».

Многое из того, о чем Блок скажет очень осторожно, на что он только намекнет, Брюсов оценит резко отрицательно, в тоне мэтра.

«Поэзия Бунина холодна, почти бесстрастна… Лучшие из стихотворений <…> картины природы: неба, земли, воды, леса, звериной жизни. В Бунине есть зоркая вдумчивость и мечтательная наблюдаемость. Стихотворения, где появляются люди, уже слабее.

Стих Бунина, в лучших вещах, отличается чистотой и ясностью чеканки. Но, если можно так выразиться, это — ветхозаветный стих. Вся метрическая жизнь русского стиха последнего десятилетия (нововведения К. Бальмонта, открытия А. Белого, искания А. Блока) прошла мимо Бунина. Его стихи (по их метру) могли быть написаны, в 70-х и 80-х годах. Бунин, срываясь в мучительные прозаизмы, начинает писать какие-то „пустые" строки, заполненные незначащими словами <…> В общем, его стихи, лишенные настоящей напевности, живут исключительно образами и при их отсутствии обращаются в скучную прозу» [305]. Как видим, сближает эти отзывы, при всем их несходстве, и не только в тональности, то, какую роль авторы их отводят природе в поэзии Бунина, а также то, что он остался в кругу проблем поэтов XIX века.

Не вдаваясь в подробности (они достаточно известны), можно лишь напомнить, что наметившиеся поначалу и, казалось, вполне добрые и перспективные отношения Бунина с символистами довольно скоро и навсегда разладились. И вот уже Блок, спустя всего год после упоминавшегося отзыва, выступит резко отрицательно и, можно сказать, не оставит Бунину никаких надежд: «Поэзия Бунина, судя по этому сборнику, склонилась к упадку <…> Бунин как-то беспомощно мечется из стороны в сторону <…> Словом, утекла живая поэзия, а всплыла мертвечина и вульгарность» [306].

Иными словами, символисты отвергли Бунина — поэта. Прямые наследники символистов акмеисты, будь то Н. Гумилев или А. Ахматова, также не признали его поэтический талант. «Поражают слепотой отзывы» о Бунине А. Ремизова, О. Мандельштама и М. Цветаевой. Об этой «слепоте» вполне справедливо скажет В. Вейдле, и он же, и совсем неожиданно (с точки зрения логики его мысли) повторит то, что говорили о Бунине символисты и с чем согласны были акмеисты: «Как поэт», Бунин «принадлежит XIX веку» [307].