После Сталинградской битвы количество японских провокаций на границах с СССР пошло на убыль. Чем больших успехов в войне добивались, русские, тем предупредительнее становились японцы. К весне 1945 года на дальневосточных границах стало спокойнее. Квантунская армия присмирела, перестав лязгать затворами пушек и винтовок. Исчезли с горизонта и дымы кораблей 5-го флота, рыскавшего ранее в окрестностях Владивостока.

Верный своим союзническим обязательствам, взятым на Ялтинской конференции, Советский Союз за месяц до капитуляции Германии объявил о расторжении договора о нейтралитете, который строго выполнялся лишь СССР. Япония же на всем протяжении его действия считала себя вправе устраивать вооруженные демонстрации, препятствовать судоходству в нейтральных водах и даже топить суда, плавающие под советским флагом.

Япония оказывала большую помощь своей союзнице Германии не только тем, что сковывала на Дальнем Востоке значительные силы советских войск и флота, — нарушая судоходство, она срывала поставки военного имущества из США по ленд-лизу. Японским военно-морским флотом было задержано 178 торговых советских судов. Пароходы «Кречет», «Сергей Лазо», «Сибирстрой» и «Симферополь» были повреждены артиллерийским огнем, а пароходы «Перекоп» и «Майкоп» потоплены японской авиацией.

Вместе с победой над Германией приблизились дни, которых с таким нетерпением ждали дальневосточники. Приближалась расплата с милитаристской Японией по большому счету, предъявленному за все провокации и обиды, нанесенные советскому народу. Разгромив фашистскую Германию, он получил возможность оглянуться и посмотреть, что там делалось за его спиной. Но сам командующий Дальневосточным фронтом генерал И. Р. Апанасенко не дожил до этих дней. В 1943 году он убыл на Воронежский фронт, где вскоре погиб в бою.

Первыми закончили боевые действия в Отечественной войне войска Карельского и Прибалтийского фронтов. Сначала из их состава, а затем и с других фронтов начали скрытно перебрасываться на Дальний Восток дивизии и целые армии. Войска, штурмовавшие доты на Карельском перешейке и форты Кенигсберга, направлялись на то участки фронтов, где нужно было рвать японские укрепрайоны.

Специалисты из комитета начальников штабов своими подсчетами охладили воинственный пыл некоторых членов сената. Оказалось, что, воюя без русских, американцы смогли бы произвести высадку 6-й полевой армии и морской пехоты на остров Кюсю только в ноябре 1945 года, а высадку 8-й и 10-й на Хонсю — лишь в марте 1946 года. По подсчетам военного министерства США, вторжение на Японские острова должно было унести по меньшей мере миллион жизней американских парней. Главнокомандующий американскими войсками на Дальнем Востоке Дуг Макартур просто не мыслил себе окончательной победы над Японией без участия в войне шестидесяти русских дивизий.

Поэтому союзники с такой же настойчивостью торопили СССР выступить против Японии, с какой в сорок втором оттягивали открытие второго фронта в Европе.

Пожалуй, самая тяжелая и ответственная работа в период подготовки к перебазированию на восток легла на плечи политических аппаратов, партийных и комсомольских организаций. Им предстояло провести огромную разъяснительную работу по преодолению психологического барьера в сознании войск, убывающих на Дальний Восток.

Почти четыре года солдаты и офицеры шли с тяжелыми боями по дорогам Европы. Они не раз орошали своей кровью поля сражений, теряли друзей и, стиснув зубы, рвались к Берлину, перенося нечеловеческие трудности и лишения. И всегда их согревала мечта о победе. За ней мыслилась черта, подводящая итог их боевой деятельности. Кто доживет до победы, тот будет жить долгие годы, не зная холода, голода, изнуряющего солдатского труда и разлук, не чувствуя постоянного присутствия смерти, не слыша взрыва снарядов и посвиста пуль…

И вот, когда наконец пришла долгожданная Победа, когда стала совсем близкой пора возвращения к семьям и мирному труду — нужно было мчаться за десять тысяч километров, чтобы снова идти грудью на свистящую сталь и свинец.

И работа по мобилизации личного состава на решение новых боевых задач, убеждению его в необходимости вступления в бой с японским империализмом началась с первых дней после посадки бойцов в вагоны, заполненные до жесткой нормы — сорок человек на теплушку.

Бесчисленные эшелоны катили на восток через всю страну по «зеленой улице», высвечиваемой фонарями светофоров и приветственными взмахами их железных рук. Многие проезжали мимо дома, не повидав родных.

Железнодорожные платформы покряхтывали от тяжести загруженных на них танков. Встречный ветер рвал чехлы с заботливо укутанных «катюш», едущих на дальние «гастроли». Заливались трехрядки и трофейные аккордеоны:

А в соседней теплушке идет серьезный разговор. Повесив на гвоздь политическую парту Советского Союза, лейтенант водит по ней карандашом.

— …Они договорились разделить сферу влияния по Уральскому хребту. До Урала все должно принадлежать Германии. А Сибирь и Дальний Восток должны быть японскими.

— Почему самураи не начали с нами войну раньше, когда Гитлер был в силе? — задал вопрос сержант с двумя орденами Славы на широкой груди.

— Во-первых, они побаивались с нами связываться: Хасан и Халхин-Гол научили их уважать Дальневосточную Красную армию; во-вторых, ждали разгрома наших войск и падения Сталинграда: они мечтали, что Дальний Восток и Сибирь сами упадут к их ногам, как зрелые яблоки; а в-третьих, они здорово увязли в тихоокеанской войне и войне с Китаем…

— Фашистам ребра переломали, — задумчиво басит сержант со «Славами», — посмотрим, устоят ли на ногах самураи…

В голове, состава громко кричал паровозный гудок, требуя безостановочного прохода через станцию.

Весной 1945 года штабс-капитан Отодзиро Хаттори получил иод командование батальон смертников «тэйсинтай» в 138-й бригаде спецназначения, которой командовал генерал Набутакэ. Бригада была укомплектована добровольцами, решившими по призыву «отца корпуса камикадзе» адмирала Ониси отдать свои жизни для спасения империи. Главным предназначением 138-й бригады было ведение диверсионных действий и уничтожение танков противника подрывом специальных приспособлений, носимых солдатами на себе. Для этого каждый воин бригады получал нечто среднее между безрукавкой и солдатским, ранцем, в который укладывались тротиловые шашки и взрыватели.

Отодзиро поднял свой батальон до рассвета и повел его форсированным маршем на полигон. «Тэйсинтай» шагали натощак, взбивая дорожную пыль в плотное облако. В спецжилетах, надетых поверх мундиров, они несли песок, насыпанный по весу взрывных зарядов. Сегодня их вели еще не на смерть.

Командир спецотряда считал излишним делить голод со своими солдатами — закалки и злости на противника у Отодзиро хватило бы на двоих. Перед уходом с квартиры он успел съесть чашку риса с острой мясной приправой и теперь время от времени прикладывался к фляге с остывшим чаем, которую возил в кобуре седла. Конь его, отмахиваясь головой от мух, вышагивал в десяти метрах впереди батальона. Кроме Отодзиро в седлах находились его адъютант и три командира рот. Взводные прапорщики шагали вместе с солдатами, отличаясь от них только гетрами, которые они носили вместо обмоток, да самурайскими мечами у пояса.

Через час батальон вышел на шоссейную дорогу, построенную военнопленными-китайцами. Теперь стало легче идти и дышать. Ботинки и копыта лошадей перестали купаться в мелкой лессовой пыли. Шоссе вывело батальон на железнодорожную станцию Аньда, за которой тянулись стрельбища политона, изрытые окопами участки штурмовых полос и поля вождения танков.

Отодзиро остановил батальон у закрытого шлагбаума. Солдаты с тоской проводили глазами состав, промчавшийся. мимо них на восток. Кто-то из счастливчиков ехал в Японию. А им уже никогда не увидеть ее, Их костям суждено тлеть на полях Маньчжурии…