Американцы понесли чувствительный урон в кораблях, но исход битвы за Окинаву был в их пользу. Атаки смертников продолжались до 22 июня — дня окончания «Кикусуй». Всего за это время камикадзе произвели 1500 вылетов, потопив 26 кораблей и 164 серьезно повредив.

Отряд «Горная вишня» участвовал в операции лишь вначале: к середине апреля летчики остались без самолетов — в людских резервах империя никогда не испытывала недостатка, а вот техники явно не хватало. На аэродроме сиротливо стояли две сильно изношенные учебные машины, но из-за отсутствия бензина учебные полеты проводились очень редко. Пилотам «Горной вишни» жилось пока вольготно. В ожидании часа, когда их жизни потребуются империи, молодые люди убивали скуку фехтованием, игрой в шахматы или борьбой сумо, а в дни получки они наводняли домики гейш, публичные дома.

Но в начале мая на аэродроме появился первый самолет-снаряд «Ока-11», тайно доставленный ночью.

Ясудзиро собрал по тревоге все свое немногочисленное войско и построил его вдоль взлетно-посадочной полосы. Капитан 2 ранга, прибывший вместе с самолетом «Ока-11» в сопровождении офицера контрразведки, рассказал летчикам о новой технике и о методике ее боевого применения, затем капитан-контрразведчик, расстегнув мундир и сняв фуражку — чтобы подчеркнуть свое независимое положение перед старшим. по званию, — сдернул чехол, и перед пилотами предстал небольшой самолетик, стоявший на неуклюжих транспортировочных колесах.

Это был одноместный моноплан с коротким, шестиметровым фюзеляжем и еще более короткими крыльями. Самое необычное, что сразу бросилось в глаза, — отсутствие воздушного винта. Этот первый (и последний) реактивный самолет, который пришлось увидеть камикадзе, имел пороховой двигатель, развивающий за 15 секунд на планировании необычно высокую для того времени скорость — почти 900 километров в час.

Летчики, как загипнотизированные, смотрели на чудо-бомбу.

Монотонным голосом капитан 2 ранга повторил заученные и надоевшие ему слова:

— Самолет «Ока-11» не может взлететь самостоятельно. К району боевых действий его доставит торпедоносец «мицубиси». Приблизившись к американской эскадре, летчик отцепляется, выбирает себе цель, включает ПРД[51] и пикирует на нее под углом порядка 50 градусов. На огромной скорости он легко прорывается и через заслон истребителей, и через заградительный зенитный огонь.

Через два дня занятий капитан 2 ранга со своим аппаратом и спутником от контрразведки убыл в другой отряд. А личный состав «Горной вишни» в ожидании массового поступления «Ока-11» вернулся к прежним развлечениям.

Поступление самолетов-снарядов затягивалось; не прилетали и их носители — торпедоносцы «мицубиси». Безделье, как ржавчина, начало разъедать дисциплину отряда. Вести с полей сражений о победах американцев не способствовали поддержанию высокого морального духа. Теперь, когда Ясудзиро служил в Ивакуни, неподалеку от Хиросимы, он находил возможность часто видеться со своей семьей. Раз, а иногда и два раза в неделю он, оставляя за себя заместителя Итихара Хисаси, спешил туда, где его ждали родители, жена и маленькая дочурка. В кругу семьи он забывал на время о своих полупьяных камикадзе, о приближающемся последнем, роковом вылете.

Едва самолет оторвался от земли, Xироси Хатанака прильнул к иллюминатору и увидел длинное крыло с двумя двигателями. Винты, вращаясь, образовывали прозрачные круги. «Мицубиси» летел над морем. Экипаж бомбардировщика был занят своим делом, и на лейтенанта Хироси Хатанака никто не обращал внимания, как будто он был простым пассажиром, а не доблестным камикадзе — пилотом самолета-снаряда, висевшего в бомболюках. Все было до крайности прозаично, и не такими мнились последние часы жизни восемнадцатилетнему самураю. «Умереть молодым за интересы империи — великая честь», — часто повторял командир капитан-лейтенант Минору Сумида. Сегодня эта честь предоставлена ему, Хироси. Вот и все. Кончился короткий срок его пребывания на земле. Долг требует поставить точку.

Долг… Честь… Интересы империи…

Эти слова, тяжелые, как камни надгробия, раздавили его волю, и он покорно идет на смерть, согреваемый лишь верой в необходимость принесения своей жизни в жертву для спасения империи да надеждой на будущее бессмертие. Имя его — Хироси Хатанака — будет в веках сверкать позолотой на стенах храма Ясукуни рядом с именами других камикадзе, лучших сыновей Ниппон…

Но знали бы те, кто проводил его в последний полет, как грустно уходить из жизни так рано и как сжимается сердце при мысли о матери! Сегодня он написал ей прощальные слова своей кровью на белом шелковом кашне…

Четырехмоторный «мицубиси» тяжело шел вверх. Через час в кабине стало прохладно, но Хироси не заметил этого. Что он успел повидать в жизни? О чем он может вспомнить с любовью и грустью? Разве только о школьных годах, проведенных под родительским кровом. И все кончилось, лишь только он изъявил желание стать летчиком-камикадзе.

Хироси вспомнил день, когда сошел с катера на пристань острова Этадзима, омываемого водами Внутреннего Японского моря. Здесь размещалась первая в Японии военно-морская офицерская школа, созданная в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Это прославленное военно-учебное заведение поразило Хироси Хатанака богатыми боевыми традициями. Выпускники Этадзимской школы дрались в Порт-Артуре и при Цусиме, они обеспечивали высадку экспедиционных войск в Приморье, топили китайские корабли и джонки. Во второй мировой войне не было ни одного сражения в морях Тихого и Индийского океанов, где бы не участвовали питомцы Этадзимы. В школе витал дух ее легендарных выпускников Сэкио Мисима и Хироси Куроки, конструкторов человеко-торпеды, которые обрели славную смерть, испытав свое детище в бою. В филиалах училища, готовивших летчиков-камикадзе и водителей кайтэн — человекоторпед, эти офицеры-подводники служили постоянным примером преданности императору,

Когда Хироси Хатанака переступил порог кирпичной казармы, наглухо отгороженной от внешнего мира, то сразу понял, что назад пути нет. О готовности принять смерть за императора ему стали твердить с первого дня пребывания на острове, где не ступала нога женщины и где даже все высаженные деревья назывались именами мужского рода,

Хироси смотрел на голубую дымку, в которой терялся горизонт, но видел плац Этадзимы. Курсанты впервые надели морскую форму. Носки их ботинок старательно выровнены вдоль белой линии, нанесенной краской на асфальте.

― Смирно! ― командует унтер-офицер с кривыми ногами и зверским выражением лица.

Перед строем появляется их будущий кумир и воспитатель капитан-лейтенант Минору Сумида.

— У вас нет больше ни семьи, ни прошлого. Теперь ваш дом — казарма, ваша семья — рота, а вашим отцом буду я… Надев эту форму, вы обязаны снять с себя груз воспоминаний. Ваша новая жизнь начинается сегодня, а закончится тогда, когда на это будет приказ командира. Ваша главная задача — научиться повиноваться, чтобы с радостью умереть за императора.

Последние слова речи Минору Сумида заглушил дикий вопль курсанта, рухнувшего под ноги товарищей: он не слушал капитан-лейтенанта и, замечтавшись о чем-то, не заметил, как сзади подкрался унтер-офицер и изо всей силы вытянул его по голове резиновой дубинкой.

― Прекратите рев, маменькин сынок! Унтер-офицер, вытрите ему сопли.

Тот с готовностью снова взмахнул дубинкой, но капитан-лейтенант жестом приказал ему удалиться.

― Я из вас сделаю настоящих воинов, смелых и бесстрашных. А к боли привыкайте. Драть вас будут так, что шкуры станут как у буйволов…

К боли нельзя привыкнуть. Просто, когда она становится постоянной, человек тупеет. Такое отупение началось у парней, когда с ними стали проводить «физическую закалку», по системе «Тайко Бинта», На плацу выстраивали две шеренги лицом друг к другу, По счету «раз» нужно было сделать шаг вперед и нанести удар в лицо парню, стоящему напротив. По счету «два» бил тебя твой партнер. Раз-два! Раз-два! В глазах плыли разноцветные круги, и просыпались звериные инстинкты. И парень, с которым ты рядом жил и спал, начинал казаться злейшим врагом. Раз-два! И вдруг на голову обрушивается страшный удар резиновой дубинки, валивший с ног. Это унтер-офицеру показалось, что Хироси бьет недостаточно сильно.