В августе на Уайкики был великолепный прибой. Вот когда отвели душу любители покататься на досках!

Личный состав 332-й эскадрильи не хотел утруждать себя ни думами о завтрашнем дне, ни мыслями о том, что за много тысяч миль от Гонолулу идет война, хотя каждый интуитивно чувствовал, что их праздность — это затишье перед грозой.

Мысленно они желали одного: чтобы затишье продолжалось как можно дольше.

В дверь номера постучали.

— Войдите, — откликнулся Роберт, застегивая пуговицы на пижаме.

На пороге стояла Кэт, снимая темные очки.

— Хау ду ю ду, Малыш! Не ожидал визитеров?

— Какой приятный сюрприз! Извини, что я по-домашнему.

— Можно подумать, что я вчера не видела тебя на пляже в плавках.

— Пляж — это совершенно другое дело. Там люди ближе к природе.

Кэт подставила щеку для поцелуя.

Роберт обнял ее и, легко приподняв, взял на руки.

— Потише, Гризли, так задушишь меня. Ты что, не умеешь понежнее?

— Это от радости, что ты здесь.

— Посади меня в кресло и дай чего-нибудь выпить прохладительного.

— Выпить — пожалуйста, но кресло… слишком ты хороша и слишком я долго ждал, чтобы отпустить тебя.

После ухода Кэт заглянул Чарлз Мэллори:

— Привет, Боб! У меня кое-какие новости.

— Выкладывай.

Но Чарлз не спешил. Он сел в кресло и плеснул в бокал из пузатой бутылки, из которой только что пила Кэт. Устроился поудобнее, положив ноги на журнальный столик. Вид у него был такой, словно за свои новости ему полагался гонорар.

— По-моему, к тебе заглядывали гости? Я видел, как от гостиницы отъехал знакомый «крейслер».

— Да, заезжала Кэт.

— Но ведь морячок с затонувшего «Йорктауна» сейчас в Пёрл-Харборе. Что он, получил отставку?

— Черта с два! Эта леди и слушать не хочет о супружестве со мной. Она якобы помолвлена с Генри Хьюзом и ждет годовщины со дня смерти мужа. Мне лишь оказывает знаки внимания в честь старой дружбы.

— Ну а если Кэт так любит своего Генри и собирается за него замуж, так какого дьявола она крутит тебе голову?

— По-моему, Кэтти сильнее всего любит зеленые бумажки с портретом президента. А у Генри их побольше, чем у меня.

— Твое мужское самолюбие не страдает от этого?

— Чак, а что я могу сделать с этой чертовой куклой, если даже такой парень, как Юджин Теккер, будучи ее мужем, не смог обломать ей рога?

— Не унывай, найдется такой. Тем более что скоро один из любовников убывает на Соломоновы острова, а другой — бороздить океанские просторы.

— Ты о чем, Чак? Мы скоро убываем? Почему я ничего не слышал об этом?

— Ты раньше меня уехал со службы. Словом, помнишь того штаб-сержанта, что порадовал нас чинами и наградами в прошлом году?

— Рыжего? Может, он врет?

— А какой ему смысл? Только учти — это совершенно секретно. Словом, Боб, собирайся на Гуадалканал, в самое пекло.

Роберт поднялся с тахты и сделал несколько пружинистых приседаний.

―Да, новость не из приятных. Не по душе мне этот Гуадалканал.

Они отправились в Полинезию, на Гуадалканал, не через пару, дней, как думал Боб, а значительно позже. Только через неделю летчики 932-й эскадрильи оказались на борту транспорта типа «Либерти», недавно спущенного со стапелей судостроительной верфи. Моряки рассказывали, что их судно построили по новому скоростному методу — чуть ли не за полмесяца.

— Эту посуду сейчас клепают на скорую руку, — говорил пожилой моряк, посасывая короткую трубку. — Качество постройки — видите сами. Расчет — лишь бы на один рейс хватило, а там хоть развались. Этих «Либерти» столько понастроили, что немецкие и японские подводные силы не управляются их топить. Потопят на полмиллиона дедвейт-тонн, а со стапелей уже сошло «Либерти» на миллион тонн…

Рассказ походил на правду. Спешка, дешевка и какая-то удручающая, заложенная в самом проекте судна идея разовости использования наблюдались во всем: в наскоро сваренных конурках, которые было трудно назвать каютами для размещения экипажа и пассажиров, в примитивности силовой установки (паровая машина на 2500 л.с.), которая не могла развить скорость более 10 узлов, в сиротливой зенитной пушчонке, воткнутой на корме словно для потехи японских летчиков, и даже в подборе команды, сплошь состоящей из пьяниц.

— Ты посмотри на их пиратские физиономии с фиолетовыми носами! — возмущался Роберт. — Такого экипажа не было даже у старика Флинта. А капитан! Ему завтра помирать пора.

— Не расстраивайся, мой командир. Кому суждено быть повешенным — тот не утонет. А мне капитан нравится. Смышленый старикашка, с опытом. Если не рассыплется по дороге, то доставит нас до места.

Вместе с летчиками в трюмах плыли их «лайтнинги», упакованные в большие самолетные ящики. Груз был размещен удобнее, чем пассажиры. Посквернословили и… смирились. Ведь они уплывали на войну.

«Либерти» и еще пять транспортов составили конвой, который от самого Пёрл-Харбора эскортировал дивизион эскадренных миноносцев. Как-то веселее становилось на душе, глядя на их стремительные силуэты. Хотелось верить, что парни на эсминцах, сидящие за гидролокаторами, не проворонят японскую субмарину и забросают ее «глубинками», прежде чем она выпустит свой торпедный веер.

Плыли долго, чуть не три недели. При переходе экватора подурачились. Искупали в брезентовой ванне новичков по приговору Нептуна, которого изобразил Боб Харрис.

По пути конвой обрастал новыми судами. У островов Самоа присоединилось еще семь транспортов, а на подходе к Фиджи опеку над ними взяли тяжелые крейсеры «Сан-Франциско» и «Солт Лейк Сити». Чувствовалось но всему, что они подходили все ближе к району боевых действий.

Как-то перед заходом солнца приятели стояли на корме, глядя на вспененную воду и недавно появившихся чаек, летевших за судном.

— Смотри, самолет! — показал Чарлз на силуэт летающей лодки.

— Японец, — уверенно сказал Роберт. — «Кавасаки». У нашей «каталины» два мотора, а это четырехмоторная.

«Кавасаки» покружила над конвоем за пределом досягаемости зенитных автоматов и ушла на северо-запад.

— Если этот разведчик пригласит сюда свои линкоры, нам будет невесело, — в раздумье сказал Чарлз.

— Понадеемся, что линкоры адмирала Ямамото заняты более важными делами, — успокоил Роберт.

— Да, ты оказался прав, — вздохнул Чарлз, — путешествие в Южные моря не сулит нам ничего привлекательного. Может, уже сейчас какой-нибудь скуластый парень поглядывает сквозь линзы перископа, ожидая, когда наш «Либерти» наползет на расчетную отметку нити прицела.

— Кончай выдумывать. А то от твоих слов хочется сбегать в кубрик за спасательным жилетом…

Изнуренные длительным плаванием, люди были даже обрадованы, когда из-за горизонта поднялся остров, покрытый ядовитой зеленью лесов. Это был печальной славы Гуадалканал. Летчики знали, что здесь их ждут москиты, тропическая лихорадка, влажная жара, неустроенность быта и боевая работа, связанная с постоянным риском.

После разгрузки транспорта летчиков отвезли и разместили в палаточном городке рядом с аэродромом Гендерсон. Туда же танковые тягачи притащили волоком на полозьях самолетные ящики.

Аэродром Гендерсон начали строить японцы. Американский десант, высаженный на Гуадалканале, захватил его, когда взлетно-посадочная полоса была еще не закончена. Ее длина составляла всего 1150 метров, что позволяло взлетать и садиться только истребителям и легким палубным бомбардировщикам. Искусственное покрытие выполнялось из коралловой крошки, глины, щебня и сухого цемента.

Самолеты, базирующиеся на аэродроме Гендерсон, стояли на грунте в легких капонирах, а иные на ровном месте, укрытые маскировочными сетями.

Глубокие колеи, оставленные колесами, говорили о том, что в период дождей выруливание на взлетную полосу дело непростое.

— Где у вас летчики размещаются? — спросил Роберт у встретившегося комендора-сержанта, на котором военная форма угадывалась лишь по нарукавным нашивкам да эмблеме 1-й дивизии морской пехоты — так он был неряшлив и расхлябан.