Надо отдать должное Сталину, открывшему и применившему метод, который в определенном смысле помог решить эту исключительную проблему. Теоретически история или природа (в интерпретации Гегеля и Маркса), следуя собственному диалектическому закону развития, доводят борьбу противоположностей до критической точки, обусловливая тем самым эволюцию, движение по спирали, а не угасание. Но, поскольку история и природа сами по себе могут клониться к деградации, человек должен время от времени приходить на помощь этим безличным силам. Как только правительство замечает в обществе признаки пагубных стремлений к сытому довольству, оно должно натянуть вожжи, усилить пропаганду, увещевать, запугивать и, если необходимо, примерно наказывать столько врагов, сколько потребуется. Симулянты, любители комфорта, сомневающиеся, еретики и другие «негативные элементы» подвергаются уничтожению. Такова «теза». Оставшаяся часть населения, должным образом запуганная, подвластная страху больше, нежели надежде, вере или стремлению к выгоде, бросается выполнять предписанную сверху работу, и экономика на время вырывается вперед. Но затем элита пуристов от революции, фанатичные террористы, пламенное сердце партии – те, кто искренно убежден в священной необходимости отрезать засохшие ветви от древа государства, неизбежно заходят слишком далеко. Если этого не происходит, если они могут остановиться вовремя, значит, они не принадлежат к сорту людей, способных выполнять инквизиторские обязанности с отчаянным рвением и необходимой безжалостностью. Ханжи, полуверы, умеренные, оппортунисты, а также люди осмотрительные в суждениях или подверженные обычным человеческим чувствам, не подходят для этой цели, поскольку, как предупреждал еще Бакунин, они могут остановиться на полпути. Потом наступает момент, когда общество, слишком запуганное или истощенное, чтобы двигаться дальше, клонится к апатии, опускает руки – и производительность труда постепенно падает; в это время впору проявить милосердие. Фанатиков революции обвиняют в том, что они зашли слишком далеко, и – эта мера всегда популярна – их подвергают наказанию от имени всего народа. В зените правления Сталина это означало политические чистки и казни. Допускаются некоторые послабления в отдельных областях, например в литературной критике, поэзии или археологии, но ни в коем случае не в таких ключевых сферах, как экономика или политика. Это «антитеза». Снова легче дышится, слышны разговоры о мудрости правителей, о том, что наконец-то раскрылись их глаза на «произвол»; рождается надежда на расширение свобод; начинается оттепель. В производстве – резкий подъем, кругом восхваляют правительство за возвращение к раннему, более приемлемому идеалу, и наступает относительно счастливый период.

Все это неизбежно ведет к ослаблению напряжения: дисциплина смягчается, производительность труда снижается. Еще раз (новая теза) возникает необходимость вернуться к чистоте идеологии, упрочить фундаментальные законы, продемонстрировать приверженность власти, уничтожить паразитирующих саботажников, карьеристов, тунеядцев, иностранных агентов и врагов народа, каким-то образом сумевших проникнуть в общество. В результате – опять чистки, опять всплеск фанатизма, новый крестовый поход и опять возникает необходимость отсекать головы контрреволюционной гидре (новая антитеза).

Таким образом, общество удерживают в режиме постоянного движения, его развитие имеет зигзагообразный характер, а личная безопасность зависит от умения предугадать действия власти и вовремя приспособиться к новому курсу. Здесь все решает время. Неправильный расчет – следствие инертности, отсутствия политического чутья или, что хуже всего, наличия моральных или политических убеждений, заставляющих слишком долго оставаться на осужденной стезе, – почти всегда, а при упорстве особенно, чреват немилостью или гибелью.

Нет сомнения, что при помощи такой продуманной политики, с разной интенсивностью чередовавшей чистки с периодами послабления, ограничение свободы с ее расширением, Сталину удалось сохранить систему, отнюдь не вызывавшую одобрения тех, кто оказался в нее вовлечен. Он поддерживал ее жизнь дольше, чем это удавалось ранее, при любой другой революции. Метод Сталина подробно рассматривается в уже упомянутой статье Атиса. Хотя, как утверждает автор статьи, успех этого метода обеспечивается лишь рукой хозяина, поддерживающего порядок, сам метод пережил Сталина. Несмотря на то что разыгравшаяся между его преемниками борьба за власть нанесла системе огромный ущерб, несмотря на восстания на Западе, совершенно непредвиденные в Москве, «искусственная диалектика» продолжала работать. В течение последних пяти лет непрерывная последовательность «либеральных» и репрессивных шагов советских правителей строго сохраняется, хотя этот метод больше не поддерживается виртуозным мастерством (или личным садизмом) Сталина. Иначе говоря, гипотеза Атиса, объясняющая сталинские методы управления, прекрасно подходит и для его преемников.

Этот метод – оригинальное изобретение Сталина. Одним из его побочных последствий, тоже хорошо продуманным, была полная деморализация слоя, который в СССР до сих пор обозначают словом «интеллигенция», то есть людей, занимающихся искусством и наукой. В худшие годы царского режима все же сохранялись определенные сферы, где существовала возможность выразить себя совершенно свободно, мало того – существовала возможность промолчать. Сталин это изменил. Теперь ни одна сфера не исключена из области партийных директив; отказ говорить то, что предписано, означает неповиновение и ведет к наказанию. Для «внутренней эмиграции» необходимо, чтобы умственная деятельность и средства самовыражения оставались вне политики. Но если единственный шанс выжить определяется тем, поддерживает ли человек абсурдные политические принципы, если, более того, его умственные способности истощаются в борьбе со смертельной опасностью, поскольку он должен непрерывно маневрировать между разными позициями, если требуется признавать то одно, то другое божество, причем они непредсказуемо меняются, а малейшее невнимание, слабость или ошибка могут стоить человеку жизни – уже невозможно обдумывать собственные замыслы или скрываться в крепости своего внутреннего мира, оставаясь тайным еретиком. Сталин пошел еще дальше. Он допустил лишь минимум официальных контактов между научными учреждениями, между лабораториями и институтами и тем самым успешно предотвратил возникновение влиятельных интеллектуальных центров, пусть даже смиренных и покорных, пусть даже шарлатанских и ретроградных. Среди жрецов диалектического материализма тоже не могло появиться влиятельных фигур, поскольку теоретические проблемы обсуждать не дозволили. В Академии наук, Институте красной профессуры или в Институте имени Маркса и Энгельса занимались тем, что цитировали Маркса в поддержку деяний Сталина. Нужду в догматах как Сталин, так и другие члены Политбюро (конечно, далекие от академических штудий), восполняли сами.

Там, где нет официальной церкви или коллегии авгуров с их привилегиями и тайнами, существует относительно защищенная территория, где процветают и ортодоксальная вера, и ереси. Сталин взялся за подавление идей как таковых, за что, надо сказать, пришлось дорого заплатить. Речь идет не только о системе образования советских граждан, не только о «чистой» науке и фундаментальных исследованиях; даже прикладные науки были задавлены недостатком свободы; их наводнили авантюристы, шарлатаны и профессиональные осведомители. Подавление всех форм интеллектуальной жизни имело более глубокие последствия, чем полагали самые враждебные и пессимистично настроенные западные наблюдатели и даже зарубежные коммунисты, находящиеся за пределами советского влияния. Создание такой системы – поразительное достижение Сталина, значение которого не следует приуменьшать. Ему удалось выхолостить русское общество, некогда одно из самых талантливых и продуктивных.

Еще одно последствие созданной Сталиным системы состоит в том, что основная часть тех пороков, которые так настойчиво приписывались марксистами капитализму, в чистом виде обнаруживаются только в самом Советском Союзе. Большинству читателей, вероятно, знакомы такие расхожие марксистские понятия, как капиталистическая эксплуатация, железный закон заработной платы, превращение человека в товар, присвоение прибавочной стоимости владельцами средств производства, зависимость идеологической надстройки от экономического базиса и тому подобная коммунистическая фразеология. Но что лучше всего иллюстрируют эти понятия?