О роднике спроси того, кто знал пустыни желтый ад,

А ты что знаешь о воде, когда перед тобой Евфрат?

О яр моя, сахибджамал! Красавица моя, о яр\

Когда ты здесь – я как роса, а нет тебя – я словно яд…

Омиде ман, омиде ман, надежды, чаянья мои!

Хоть мы с тобой разлучены, но наших душ не разлучат.

Ман на дидам, не видел я, на шоиндам, не слышал я,

Чтобы затмили где-нибудь твоих очей горячий взгляд.

Глухая ночь моих надежд вдруг освещается тобой,

Ва субхе руе то башад, как будто блещет звездопад…

Команде ман, страшусь тебя. Калиде май, зову тебя.

Ты мой капкан и ключ к нему, ты мой восход и мой закат.

О, сколько раз, моя краса, о яр моя сахибджамал,

Испепелишь и вдруг опять переселишь в свой райский сад.

Я обоняю запах роз – курбане золъфе го башам!

Мою любовь и жизнь мою я, дорогая, ставлю в ряд.

Бывало, мир я мог воспеть, омиде ман, омиде ман!

Но вот уж год – утратил гуд моих касыд певучий лад.

Мe чашме дустам фетадам – с глазами друга разлучась,-

На произвол души врага я пал, бессилием объят.

Авах! Газели Саади не тронут сердца твоего…

Но если птицам их спою – от боли гнезда завопят!

«Не спите!» – рок сказал моим глазам.

Я приподнялся, точно буква лам…

О мои очи! не мешайте мне

Любовь делить с бесстыдством пополам.

Мой ятаган в чехол я опустил:

Не без того, кто просит мира сам.

Обагрены, о яр, твои персты…

Не кровь моя ль залубенела там?

Ты овладела сердцем до конца -

Ты для меня отныне мой ислам!

Я для тебя отныне, как дервиш:

За гнев молитвой я тебе воздам.

Не изменяй мне, о сахибджамал,

Ведь мой обет – столетьям и векам!

О ветвь бана! Поток твоей листвы

Едва-едва под стать ее кудрям…

Бессмысленно таиться от любви:

Как Азраил, она приходит к нам.

Моя любовь предсказана была

В самом Коране – верь моим словам!

Оставьте же меня с моею джан…

Свечой сгорю я – говорю я вам.

Что значит грош к руке Хатама Тай?

Легко с душой расстаться беднякам.

До смертной тьмы я твой цепной бургут,

А дух навек прильнул к твоим цепям.

О гурия! Не обнажай лица,

Иначе – смерть и старцам и юнцам!

Не вслушивайся в стон мой, о душа:

Здесь не поможет никакой бальзам.

Терпения не требуй от меня:

Любовь не пост, но пир! Она - байрам!

Краса моя… Она во мне, как див,

Так что мне сплетен воробьиный гам?

Уже само мечтанье это – клад!

Пади же, Саади, к ее ногам…

В зерцале сердца отражен прекрасный образ твой,

Зерцало чисто, дивный лик пленяет красотой.

Как драгоценное вино в прозрачном хрустале,

В глазах блистающих твоих искрится дух живой.

Воображение людей тобой поражено,

И говорливый мой язык немеет пред тобой.

Освобождает из петли главу степная лань,

Но я захлестнут навсегда кудрей твоих петлей.

Так бедный голубь, если он привык к одной стрехе,

Хоть смерть грозит, гнезда не вьет под кровлею другой.

Но жаловаться не могу я людям на тебя,

Ведь бесполезен плач и крик гонимого судьбой.

Твоей душою дай на миг мне стать и запылать,

Чтоб в небе темном и глухом сравниться с Сурайей.

Будь неприступной, будь всегда как крепость в высоте,

Чтобы залетный попугай не смел болтать с тобой.

Будь неприступной, будь всегда суровой, красота!

Дабы пленяться пустозвон не смел твоей хвалой.

Пусть в твой благоуханный сад войдет лишь Саади!

И пусть найдет закрытым вход гостей осиный рой.

Коль спокойно ты будешь на муки страдальца взирать -

Не смогу я свой мир и душевный покой отстоять.

Красоту свою гордую видишь ты в зеркале мира -

Но пойми: что влюбленным приходится претерпевать!

О, приди! Наступила весна. Мы умчимся с тобою,

Бросим сад и в пустыне оставим других кочевать.

Почему над ручьем не шумишь ты густым кипарисом?

Кипарисом тебе подобает весь мир осенять.

Ты такой красотою сияешь, таким совершенством,

Что и красноречивым каламом их не описать.

Кто сказал, что смотреть я не должен на лик твой чудесный?

Стыдно годы прожить и лица твоего не видать.

Так тебя я люблю, что из рук твоих чашу любую

Я приму, пусть мне яд суждено в том напитке принять.

Лика Азры не видел невежда, бранящий Вамика,

И презренный невежда лишь может меня укорять.

Я от горя в молчанье горю. Ты об этом не знаешь!

Ты не видишь: слеза на глазах моих блещет опять!

Ты ведь знал, Саади: твое сердце ограблено будет…

Как набегу разбоя грозящего противостать?

Но надежда мне брезжит теперь, что придет исцелены;.

Ночь уходит, глухая зима удаляется вспять.