— Так я и думал, — сказал дон Рибьера. — Что касается вина, Бог с ним — будем надеяться, что они перепьются сегодня вечером и оставят нас в покое. Но всё равно, Педро, они заявятся сюда, и мы должны защищаться. Так что созови сюда всех наших людей, я хочу побеседовать с ними.
— Не видать нам больше наших волов, — печально заметил Педро.
— Это что! Если мы не позаботимся о нашей безопасности, то не увидим и завтрашнего утра. У меня есть сведения, что они придут сюда этой ночью.
— Святые угодники! Говорят, что их тысячи!
— Насколько я знаю, их гораздо меньше, — заметил Джек.
— Говорят, что многих из них перебили, когда они напали на городок.
— Тем лучше! Иди, Педро, выпей стакан вина и позови других мужчин.
Дом был забаррикадирован, насколько позволяли обстоятельства. Первый этаж был превращён в крепость с помощью шкафов, комодов и других предметов обстановки, мебели, которыми забили прихожую у входной двери. Верхний этаж, или мансарду, если её так можно назвать, укрепили таким же способом, но так, чтобы они могли туда отступить, если входная дверь будет взломана.
Наступил вечер. Они всё ещё занимались приготовлениями к обороне под руководством Мести, проявившим себя способным фортификатором, когда послышался шум приближающейся толпы. Они выглянули из окна и увидели, что дом окружён каторжниками — их было около ста человек. Они красовались в самых причудливых нарядах, какие только могли раздобыть. Некоторые несли с собой огнестрельное оружие, но большинство из них были вооружены саблями и ножами. Вместе с ними прибыл обоз с награбленным добром: телеги и повозки всевозможного вида, нагружённые съестными припасами и вином, сеном, соломой, парусами и всем, что требуется для жизни в горах. К телегам был привязан скот, который они намеревались забрать с собой в горы. Все они, по-видимому, повиновались вожаку, в котором защитники дома вскоре узнали дона Сильвио.
— Масса Тихоня, покажите-ка мне этого мерзавца, — попросил Мести, услышав разговор о нём между Джеком и братьями Рибьера. — Уж я его не упущу, только тайте мне взглянуть на него.
— Вон там, он идёт впереди других разбойников с мушкетом в руках, на нём куртка с серебряными пуговицами и белые панталоны.
— Та, Тихоня, я его хорошо разглятел, тостаточно, чтобы запомнить.
Каторжников, очевидно, больше всего заботило, чтобы никто не мог ускользнуть из дома, поэтому дон Сильвио велел своим людям окружить дом тесным кольцом.
— Нед, — сказал Джек, — нужно показаться ему. Он обещал известить дона Рибьеру о нашем прибытии. Пусть убедится, что опоздал.
— Это весьма дельное предложение, — ответил Гаскойн. — Если этим людям не чуждо чувство благодарности, некоторые из них могут отказаться от участия в осаде дома — ведь мы спасли их от смерти!
— Вряд ли, но пусть узнают, что в доме больше людей, чем они ожидали, а кроме того, не худо бы их припугнуть, сказав, что скоро сюда придут солдаты.
Джек поднял окно и громким голосом выкрикнул:
— Дон Сильвио! Эй, каторжник дон Сильвио!
Дон Сильвио поднял голову и увидел в окне верхнего этажа Джека, Гаскойна и Мести.
— Мы избавили вас от труда объявить о нашем прибытии сюда! — крикнул Гаскойн. — Наоборот, мы уже здесь, чтобы оказать вам должный приём.
— Через три часа сюда прибудет воинская команда, так что вам нужно поторопиться, дон Сильвио! — добавил Джек.
— Засим a rivederci![45] — продолжал Гаскойн, разряжая пистолет в дона Сильвио.
Окно тотчас же захлопнули. Появление наших героев и их слова о скором прибытии солдат заставили каторжников призадуматься. А дон Сильвио обезумел от ярости — он потребовал немедленно напасть на дом, говоря, что солдаты не могут появиться так скоро, и соблазнял каторжников богатствами, хранившимися в доме дона Рибьеры. Его речи побудили разбойников решиться на атаку. Однако они напрасно пытались взломать дверь и были вынуждены отступить, потеряв несколько человек убитыми под прицельным огнём осаждённых. Целых полчаса они повторяли свои попытки ворваться в дом, и только убедившись в их тщетности, отошли и вскоре вернулись с длинным бревном, таким массивным, что потребовались усилия шестнадцати человек, чтобы поднять его. Они разбежались, с размаху ударили им в дверь, которая не выдержала удара и сорвалась с петель. Вход в дом был свободен.
К этому времени стемнело. Осаждённые отступили на второй рубеж обороны. Каторжники, ворвавшиеся в дом, уже ликовали, готовясь праздновать победу, но на их пути встала баррикада, воздвигнутая у входа. Защитники подготовили в ней удобные бойницы, через которые теперь открыли беглый огонь по нападающим, в то время как те были лишены возможности отвечать на него. Сражение длилось уже более двух часов, а накал битвы не стихал. Каторжники были несколько раз отбиты с большими для себя потерями, но вдохновляемые призывами дона Сильвио и новыми порциями вина из кувшинов, к которым они то и дело прикладывались, каторжники шаг за шагом расчищали завал, преграждавший им путь.
— Нужно отступать! — воскликнул дон Рибьера. — Скоро они разнесут всю баррикаду. Как вы думаете, синьор Изи?
— Будем держаться здесь, сколько удастся. Как у нас с боеприпасами?
— Пока достаточно. Часов на шесть, я думаю, хватит.
— Ты что-то сказал, Мести?
— Клянусь святым Патриком, нужно тержаться зтесь, пока мы сможем тержать их на расстоянии. Ведь у них нет огнестрельного оружия.
Это было верное решение, позволившее им задержать разбойников на прежнем рубеже ещё в течение двух часов, когда наступила передышка, вызванная временным отступлением каторжников под прикрытие телег.
Наконец стало ясно, что баррикада больше не выдержит, ибо тяжёлая мебель, наваленная ими у входа, постепенно рушилась под ударами длинных шестов, используемых бандитами в качестве таранов. Прозвучала команда к отступлению, и все поспешно поднялись на второй этаж, куда заранее были отведены женщины. Каторжники завладели первым этажом — озлобленные упорным сопротивлением, опьянённые вином и победой, они обшарили весь первый этаж, но никого там не нашли. Опять возобновились атаки, теперь за овладение верхней лестничной площадкой, но здесь лестница была гораздо уже, и сопротивление осаждённых соответственно упорней, так что каторжники, захватив первый этаж, не добились никаких существенных преимуществ. Напротив, их потери значительно возросли и всё больше раненых и убитых уносили с поля боя.
Ночная тьма лишила сражавшихся возможности отчётливо видеть друг друга, что было на руку оборонявшимся. Некоторые каторжники перелезали через завал мебели, но их сразу же убивали, как только они оказывались по другую сторону баррикады, и, экономя боеприпасы, защитники открывали стрельбу только по тем, кто отваживался на эту отчаянную попытку. Уже четыре часа продолжалось сражение, начал брезжить рассвет, когда разбойники вернулись к прежней тактике ведения боя: они опять принесли шесты, стали разбивать мебель на куски и прокладывать себе дорогу к лестничной площадке на втором этаже. Защитники изнемогали от усталости, но держались стойко: они знали, что их жизнь и жизнь тех, кто им был дороже всего на свете, зависит от их мужества. Поэтому они не ослабляли своих усилий. Преступники во главе с доном Сильвио также не сбавляли ярости атак, и расстояние между ними постепенно сокращалось, пока наконец лишь один массивный комод стал разделять осаждённых и нападающих, преграждая последним путь к лестничной площадке. На него обрушился град ударов, наносимых шестами и саблями, на которые защитники отвечали редкими выстрелами из своих пистолетов.
— Теперь нам остаётся продать нашу жизнь подороже, что ещё можно сделать! — воскликнул Гаскойн.
— Как что?! Мы можем забраться на чердак и продолжать сражение там, — ответил Джек.
— Кстати, очень неплохая мысль, — сказал Гаскойн.
— Мести, поднимись наверх и посмотри, есть ли там вход на чердак, куда мы могли бы отступить в случае необходимости.
