— Что нам делать?

— Выходит, мы остались хозяевами на судне, Нед? Надо кому-нибудь стать на руль: сперонара плывёт, куда ей вздумается.

— И правда, — сказал Гаскойн, — я управлюсь с рулём лучше тебя, значит, мне и править лодкой.

Гаскойн стал за руль, привёл лодку к ветру, и они продолжили разговор:

— Этот подлец-мальчишка нанёс мне чертовски сильный удар в плечо, не знаю только, глубока ли рана, и хорошо ещё, что в левое плечо — я легко управляюсь с рулём правой рукой. Как ты думаешь, Джек, они все мертвы?

— Падроне уж во всяком случае, — ответил Джек, — я едва смог выбраться из-под него. Всё равно раньше утра мы ничего не сможем сделать, а пока надо перезарядить оружие.

— Уже начинает светать, через полчаса или около того будет светло. Ох, Джек, и попали же мы с тобой в переделку!

— Да, но у нас не было иного выхода. Подумать только, мы убежали из-за того, что ранили двух человек, а сейчас мы убили четверых, хотя и в целях самозащиты.

— И это ещё не конец: когда мы доберёмся до Сицилии, как мы объясним местным властям, что произошло? Нас посадят в тюрьму и, может быть, повесят.

— Мы ещё обсудим с ними этот вопрос, — ответил Джек.

— Нет уж, давай обсудим его меж собой, Джек, и подумаем, как нам избежать беды.

— Не волнуйся — мы только что с успехом избежали одной беды, справимся и с другой. А знаешь ли, Гаскойн, я за что ни возьмусь, так сразу же попадаю в какую-нибудь передрягу.

— У тебя к этому определённо большой талант, Джек. Подожди, мне кажется, кто-то из этих бедняг стонет.

— Я не слышал, но всё может быть.

— Так что же мы будем делать с ними?

— Этот вопрос надо обсудить, Нед. Тут имеются два варианта: либо мы оставим их в лодке и признаемся во всей этой истории по прибытии на Сицилию, либо выбросим их за борт и будем молчать и отрицать всё.

— Это и так ясно. Короче, нам нужно предпринять что-то, а ты не предлагаешь ничего конкретного. Давай обсудим сначала твоё первое предложение.

— Итак, предположим: мы оставим трупы на борту, затем прибудем в порт, явимся к властям и изложим все факты. Что нас ожидает тогда?

— Мы только убедим всех, докажем, что убили, по крайней мере, трёх человек, если не четверых. Но мы не сможем доказать, что были вынуждены сделать это в целях самозащиты, ведь в глазах местных властей мы еретики, протестанты. Поэтому мы окажемся в тюрьме раньше, чем успеем доказать свою невиновность, а доказать её мы никогда не сможем и останемся в тюрьме до тех пор, пока «Гарпия» не придёт освободить нас, если только прежде мы не получим удар кинжалом или что-нибудь другое в этом же роде.

— Это не доставит нам удовольствия, — сказал Джек. — Давай лучше обсудим проблему с другой стороны.

— Здесь тоже есть свои трудности. Представь себе: мы выбрасываем трупы за борт, покидаем вслед за ними корзины, отмоем кровь с лодки и направимся в первый попавшийся порт. Вдруг мы нарвёмся на тот самый порт, где приписана эта сперонара, и тогда на нас накинется толпа жён, ребятишек, родственников и всех жителей этого милого городка с ножами и палками, требуя от нас ответа, куда подевалась команда сперонары.

— Эта перспектива мне также мало улыбается, — сказал Джек.

— Ну, а если нам повезёт больше и этого не случится, всё равно нам учинят допрос, кто мы такие и как оказались в лодке одни.

— На такие вопросы нам трудно ответить, но мы можем поклясться, что мы яхтсмены, совершающие прогулку ради собственного удовольствия.

— Без команды и провизии? Яхтсмены не отправляются в плавание с пустым трюмом и без смены рубашек. У нас нет ничего, кроме бочонка воды и двух пар пистолетов.

— Я догадался, — сказал Джек. — Мы отправились на остров Гоцо на собственной яхте пострелять чаек, но нас захватил шторм и отнёс к Сицилии — это вызовет интерес к нашим особам.

— В целом это неплохая идея, так как она позволяет объяснить, почему у нас на борту ничего нет. Что ж, тогда надо избавиться от трупов и выбросить их за борт. Стой, Джек, а если они живы? Мы не можем бросать живых за борт — это было бы убийством.

— А вот мы сейчас посмотрим, — сказал Джек. — Если найдём живых, их надо сперва пристрелить, а потом выбросить за борт.

— Честное слово, Джек, ты странный человек, но давай осмотрим матросов, а тогда будем решать этот вопрос. Только сначала зарядим пистолеты, взведём курки, а то, может быть, кто-нибудь из них только притворяется мёртвым.

— Притворяется, как бы не так, — сказал Джек, потянув за ногу падроне. — Этот готов. А у человека, которого ты застрелил, в груди такая дыра, что в неё можно просунуть кулак. Теперь вот этот, что валяется среди корзин, спросим у него. Послушай, приятель, ты живой? — И Джек подкрепил свой вопрос пинком по рёбрам: человек застонал.

— Не повезло нам, Гаскойн, но я его сейчас успокою, — сказал Джек, направив дуло пистолета на матроса.

— Стой, Джек! — воскликнул Гаскойн. — Это на самом деле будет убийство!

— Ничего подобного, Нед, я вышибу из него мозги, а потом мы пройдём на корму и обсудим этот вопрос.

— Будь добр, Джек, давай сперва поднимемся на корму и там обсудим вопрос. Прошу тебя, Джек!

— С большим удовольствием, — согласился Джек. — Я утверждаю, что в данном случае смерть матроса не будет убийством. Как ты знаешь, Нед, по законам нашего общества тот, кто покушается на жизнь другого, ставит под угрозу свою собственную. В случае, когда факт покушения доказан и судебное дело должным образом рассмотрено, преступник карается смертью.

— Согласен, всё это так, но…

— В нашем случае попытка убийства доказана полностью, мы сами свидетели, и судьи, и присяжные заседатели, и всё общество в целом по той причине, что здесь больше никого нет. А поскольку их жизнь принадлежит обществу, они должны поплатиться за преступление своей жизнью. Если один из них при попытке убийства остался в живых, это не значит, что он не подлежит наказанию. У нас нет палача, но мы сами должны выполнить его обязанности, как и все прочие. Я доказал, что я вправе сделать то, что собираюсь сделать. Но это ещё не все доказательства. Самосохранение — важнейший закон природы, и ежели мы не избавимся от этого человека, нам придётся объяснять, почему он ранен, и тогда из судей мы превратимся в подсудимых и должны будем защищать себя без свидетелей и без надежды оправдаться. Мы подвергнем наши жизни опасности из-за неуместного милосердия к бедолаге, который не заслуживает того, чтобы жить.

— Твой последний довод, Тихоня, силён, но я не могу позволить тебе совершить то, что будет мучить тебя всю остальную жизнь при воспоминании об этом случае.

— Фу, чушь, я философ!

— А какой школы, Джек? Я подозреваю, что ты последователь школы Мести. Я не утверждаю, что ты ошибаешься, но послушайся моего совета. Давай опустим парус, и тогда я смогу помочь тебе в работе — мы очистим палубу, оставив только раненого матроса. В любом случае мы можем немного подождать, и если уж нельзя будет поступить иначе, я соглашусь на то, чтобы спустить его за борт, даже если он будет не совсем мёртв.

— Договорились, такой поступок нельзя считать за грех даже с твоей точки зрения — он и так уже наполовину мёртв. Выбросить его за борт составит только вторую половину дела, так что на моей совести будет только четверть преступления, которое он совершил бы с лёгкой душой за четверть водки.

Тут Джек прервал свои пререкания, шуточки и занялся делом: опустил парус и освободил проход среди корзин.

— У меня сильное искушение забрать назад свои дублоны, — сказал Джек, когда они переваливали труп падроне через борт лодки, — но пусть уж владеет ими. Интересно, появятся ли они когда-нибудь на свет Божий?

— Вряд ли при нашей жизни, Джек, — ответил Гаскойн.

Затем полетели за борт труп другого матроса, корзины и прочее имущество, пока лодка не была очищена от всего, кроме раненого моряка.

— Давай осмотрим теперь беднягу, чтобы узнать, долго ли ему осталось жить? — Матрос лежал на боку, Гаскойн перевернул его на спину и обнаружил, что он мёртв.