День 24 апреля выдался теплый, но пасмурный, слоистые облака плотным серым шатром накрыли город, не пропуская к земле даже слабые солнечные лучи. В свинцово-неподвижной поверхности бухты отражалось хмурое небо. Константин Михайлович, усевшись на берегу, время от времени брал гладенькие, до блеска отполированные камешки, бросал их в воду и затем долго, с угрюмой задумчивостью наблюдал, как на воде, постепенно затухая, лениво растекаются круги.

- Скорей бы вечер, - вдруг сказал он. - Катер придет, Акимова с Пастушенко нам на смену привезет, а мы с тобой - в «Мечту пилота».

- Чем тебе тут плохо?

- Не плохо, но… зря время теряем. Херсонесцы, видишь, какие дела творят, а мы здесь круги по воде пускаем… Будто в кусты спрятались.

Он хотел, видимо, еще что-то сказать, но тут какой-то шум отвлек наше внимание: гул - не гул, свист - не свист, а именно возникший где-то в облаках и все нарастающий шум.

- Что за черт! - только и успел сказать Яковлев. И в этот момент мы увидели самолеты: шесть Ю-88 вынырнули из облаков с юга, с той стороны, где бухту от моря отделяет только узкая полоска земли. Они шли на крутом планировании, шли прямо на бухту Круглая, их тупые носы были направлены, казалось, прямо на нас. Но затем вдруг «юнкерсы» круто развернулись вправо, вдоль восточного берега бухты, и от них начали отделяться черные капли бомб.

- Мастерские! - крикнул Яковлев.

Да, на той стороне бухты размещались авиаремонтные мастерские - единственный, пожалуй, военный объект в районе бухты. Прежде он ни разу не подвергался бомбардировке, а теперь вот, воспользовавшись густой облачностью, фашисты подкрались незаметно и с небольшой высоты, с крутого планирования сбросили бомбы. Сильные взрывы, один за другим, сотрясли воздух, вверх, почти до облаков, взметнулся огромный столб черного дыма - это взорвалось бензохранилище, дождь камней - больших и малых - засыпал бухту. Отбомбившись, самолеты так же внезапно исчезли. Мы переглянулись и, не [84] сговариваясь, кинулись к мастерским, над которыми все еще медленно оседала пыль.

Прибежав, увидели страшную картину: дым, гарь, огонь, рухнувшие перекрытия корпусов, крики, стоны, кровь…

Незадолго до налета в мастерские прибыли командующий ВВС ЧФ Н. А. Остряков и заместитель командующего ВВС ВМФ Ф. Г. Коробков, зашли в ангар, где стоял недавно отремонтированный истребитель, осмотрели его, собирались выходить. И в это время раздался свист бомб. Крупная фугаска, не менее 500 килограммов, взорвалась прямо у входа в ангар, чудовищной силы взрывная волна ударила в стенку ангара, словно бумажную, смяла, скомкала ее, железной тяжестью обрушила на людей.

Николай Алексеевич Остряков лежал на боку, правая рука под щекой, левая - откинута в сторону, кожаный реглан был распахнут, на синем кителе выделялась белоснежная полоска подворотничка. Еще желтизна смерти не успела коснуться его лица, казалось, что 34-летний генерал погружен в сон, но мы знали, что сон этот - вечный.

В это трудно было поверить. Только вчера он на своем краснозвездном «яке» поднимался в воздух, ходил с неизменным своим ведомым Николаем Александровичем Наумовым «по большому кругу», как называли они полет над передовой, только минувшим вечером поздравлял пикировщиков с отличным выполнением задания, а теперь вот лежит спокойный и безучастный ко всему…

От взрыва бомбы погибли и генерал-майор Коробков, начальник мастерских, главный инженер… Еще не прибыла спасательная служба, машины медицинской скорой помощи находились где-то на полпути из города, но у ангара их помощь уже была не нужна…

Еще более трагическую картину увидели мы на месте самолетного цеха. Огромная бомба взорвалась прямо у его стен, железобетонный арочный потолок, не выдержав, всей своей тяжестью обрушился на цех. Выйти никто не успел: вторая смена только приступила к работе, все стояли у станков, когда раздался страшный грохот. Даже воздушную тревогу объявить не успели. Через проломы в бетоне слышались стоны, призывы о помощи: между станками еще оставались живые люди, но как приподнять, сдвинуть многотонные конструкции?

В моторном цеху перекрытие тоже рухнуло, но оно было легким, при падении и ударе рассыпалось, и здесь [85] спасательные работы шли успешнее. Баграми, обломками арматуры, просто руками растаскивали доски, бревна, толь, извлекали людей - раненых, контуженых, а то и вовсе невредимых. Были, конечно, и мертвые. Много мертвых.

Мастерские были разрушены полностью.

Мы возвращались в «Омегу» подавленные. Яковлев с болью в голосе сказал:

- Лучше бы они, гады, промахнулись - ударила по другому берегу Круглой…

Я промолчал: на другом берегу Круглой стояла «Омега», ясно, что Константин Михайлович имел в виду.

Мы еще не дошли до «Омеги», как снова раздались взрывы: на этот раз бомбили аэродром Херсонесский маяк. Позже стало известно, что пострадал всего-навсего один капонир, в нем сгорел истребитель Як-1 - «ястребок» Острякова.

Странный каприз судьбы! Будто самолет не захотел и одного дня жить без своего хозяина.

* * *

Мы ждали катер. Настроение - хуже некуда. На противоположную сторону бухты больно поднимать взгляд - там зловеще торчат руины, все еще не уходят большие автокраны - разбирают завалы. Капитан Яковлев мрачно анализирует:

- Это уже не случайные налеты, тут определенная система прослеживается. Смотри: несколько дней подряд основательно обрабатывали наши морские аэродромы, теперь взялись за Херсонес. Только за сегодняшний день - два налета. Причем выбрали денек, когда погода неважнецкая, наших истребителей в воздухе не было.

- Решили задавить нашу авиацию…

- Вот им! - Яковлев неожиданно крутит кукиш. - Дай только домой добраться!

Таким возбужденным своего «батю» я еще не видел. Он даже не мог устоять на месте: нервно ходил и ходил по маленькому дворику «Омеги». Совсем, как Коля Астахов, когда требовалось ему отвести душу.

- Думаешь, удар по мастерским - случайность?

- Думаю, нет.

- Тут и думать нечего. Ясно - не случайность. Какой-нибудь гад сообщил о приезде генералов, вот «лапотники» и пожаловали, как по сигналу.

Он в который уже раз вышел за калитку, посмотрел в сторону моря: [86]

- Что же катер не идет…

Катер пришел, когда сумерки начали спускаться на город. Акимова и Пастушенко на нем не было.

- Отказались, - хмуро заявил моторист. - Какой сейчас, к черту, отдых!

Мне послышался в его словах упрек в наш адрес: нашли, дескать, время отдыхать! То же самое, видимо, показалось и Яковлеву, потому что в ответ он сдержанно кашлянул и с какой-то примирительной ноткой в голосе спросил:

- Не знаешь, наш самолет уже готов?

- Готов, - уже дружелюбней откликнулся моторист. - Сегодня стартех докладывал комэску о полной готовности.

- Ну, слава богу, - облегченно вздохнул «дядя Костя».

На аэродроме уже знали о несчастье, все ходили хмурые, сосредоточенные, никто нас ни о чем не расспрашивал. В эту ночь ни один экипаж не пожелал оставаться на земле, даже те, которые днем летали на разведку и еще не успели как следует отдохнуть. Яковлев тоже приказал техникам немедленно готовить наш самолет к полету.

- Хватит, наотдыхались, - недовольно буркнул он себе под нос.

С наступлением темноты бухта ожила. Самолеты один за другим поднимались в воздух и брали курс на вражеские аэродромы. Под плоскостями каждого были подвешены по две 250-килограммовые фугасные бомбы и несколько осколочных, в кабинах стрелков стояли ящики с ампулами, наполненными жидкостью КС. Ни прожекторы, ни плотный зенитный огонь на аэродромах не могли сбить с боевого курса наших летчиков. Мы поклялись в эту ночь отомстить фашистам за совершенное ими злодеяние, и наша воля была тверда как никогда.

По четыре-пять вылетов сделал каждый экипаж в эту памятную апрельскую ночь. Враг запомнил ее надолго.