Снова резкое движение руки вправо: «Отворачивай, отворачивай!» Но «коломбина» уже осела в воду, плохо слушается рулей поворота, она как-то юзом движется вперед. Яковлев сбросил фонарь, недовольно спросил:
- Что случилось?
Ответить я не успел: МБР-2 наполз на препятствие, ударился поплавком, и тот с легким хрустом, словно спичечный коробок, разломился, остались одни стойки крепления. Самолет накренился на левое крыло, и, наконец, мы увидели черный «кругляк», который, как торпеда, двигался дальше, к фюзеляжу.
- Багор! - крикнул Яковлев. Я кинулся в кабину, чтобы схватить багор и оттолкнуть неведомо откуда взявшееся бревно, но поздно: раздается треск, какой-то ужасно неприятный скрежет - и наступает тишина. Только слышно, как с шумом хлещет в фюзеляж вода.
- Красную ракету, - спокойно говорит Константин Михайлович.
Через полчаса наш искалеченный самолет вытащили на берег. Рядом лежал и виновник беды - толстый просмоленный «кругляк».
- В рубашке родились, - сказал стартех Ильин, осмотрев самолет. - Если бы врезались на взлете…
Он не договорил, но и без слов было ясно, что произошло бы в этом случае.
- Придется повозиться, - добавил Ильин. - Ну, ничего, подлатаем - еще лучше будет… [80]
Конечно, мы были расстроены, однако эта авария обернулась для нас совершенно неожиданной стороной. Утром комэск сказал Яковлеву:
- Самолет будет на ремонте несколько дней. Здесь вам делать нечего. Берите штурмана и отправляйтесь в «Омегу», отдохните немного. Звонили из штаба - в «Омеге» для летчиков организована кратковременная база отдыха…
Казалось, что в Севастополе, пережившем два штурма, уже не осталось места, где ежеминутно не рвались бы бомбы, не свистели артиллерийские снаряды и мины. Оказывается, такое «живое место» было - «Омега». Сколько раз, пролетая над городом, мы видели небольшую бухточку, врезавшуюся в каменистый берег между Стрелецкой и Камышовой. По своей конфигурации она удивительно напоминала греческую букву «омега», потому издавна и носила такое название. Потом, правда, ее переименовали в бухту Круглую, но маленькая дачка на западном берегу по-прежнему называлась на старый манер - «Омега». Это был совсем небольшой домик, окруженный высоким забором, стоявший на отшибе, вдали от больших дорог и населенных пунктов. С одной стороны простиралось голое поле, с другой - море. Говорили, это было самое спокойное место в Севастополе, если вообще в осажденном городе такое могло существовать. Именно это обстоятельство, очевидно, и натолкнуло командование на мысль: создать в «Омеге» для летчиков, измотанных до предела в повседневных воздушных боях, нечто вроде базы кратковременного отдыха, где можно было бы более-менее спокойно отоспаться, отдышаться от бесконечных боевых тревог, короче, немного прийти в себя.
Не знаю, насколько реальной была безопасность этого места, но, видимо, так уж устроен человек: убеди его, что опасности нет, и от сердца сразу отляжет. Нам в уютной «Омеге» понравилось все: и маленький дворик с зазеленевшими уже кустиками, и узенькая дорожка, посыпанная желтым песком, и очень светлые, чистенькие две комнатки, в которых стояли кровати с белоснежными простынями. Будто и не шла совсем рядом страшная, смертельная битва.
Домик был хрупкий, из легкого ракушечника, и достаточно было одного снаряда (не говоря уже о бомбе), чтобы разнести его в клочья. Но нам об этом думать не хотелось, и потом - говорили же, что во дворике не упал еще ни один снаряд. Странно? Но факт. [81]
В общем, мы скоро обжились. В первый же вечер я дозвонился на аэродром Херсонесский маяк, разыскал Васю Мордина:
- Жду тебя завтра в Круглой.
На следующий день они приехали - Вася Мордин и его штурман Федор Волочаев. Мордин - человек не особенно разговорчивый, под стать ему и Волочаев, но в этот вечер настроение у них было приподнятое. Причина выяснилась довольно скоро. Когда мы разместились вокруг тумбочки, на которой был накрыт праздничный ужин в честь наших гостей, Мордин сообщил:
- Позавчера генерал Остряков поздравил Мишу Кологривова и Женю Кириченко…
- А сегодня нас, - перебил его Волочаев.
- Да не спеши ты, дай рассказать по порядку…
Тут я замечу, что в тот день, когда мы с «дядей Костей» уезжали в «Омегу», Ю-87 совершили налет на Севастополь. Наш катер был уже в Круглой бухте, когда часто затявкали зенитки, над нами в сторону Инкермана проскочила пара «чаек». Что было дальше - мы не видели…
- Немцы пронюхали, - между тем рассказывал Мордин, - что в порту стоят транспорты, и кинули «лапотников»{4}. Они выстроились попарно пеленгом и на приличной высоте зашли со стороны Инкермана. В воздухе в это время находились Кологривов с Кириченко на «чайках». Увидели немцев - и к ним, с набором высоты. Ну, скорость у них известно какая - не мчатся, а пешком идут. А первая пара «юнкерсов» уже в пике входит. Вот тут-то и подстерегли их наши «чаечки». На встречных курсах, прямо по горбам так врезали, что «лапотники» из пике уже не вышли - в районе Братского кладбища врезались. Остальные увидели такое дело - и давай швырять бомбы куда попало. Но «чаечки» еще одного в клещи взяли, он у Мекензиевых гор врезался. Правда, летчик выпрыгнул, но тут же попал в руки наших морячков. Мишу Кологривова и Женю Кириченко командующий ВВС лично поздравил за отлично проведенный воздушный бой…
- А сегодня нас, - снова вставил Федя Волочаев. Мордин глянул было на своего штурмана, но затем безнадежно махнул рукой:
- Ладно уж, рассказывай, коль напросился.
- Придется, - засмеялся Федя. [82]
Рассказать, оказывается, было что, В их полку наиболее ответственные разведывательные полеты поручались экипажу капитана Андрея Кондрашина. Смелый и хладнокровный, с острым глазом и цепкой памятью, он всегда на своем Пе-2 доставлял точные, надежные данные. К тому же в воздушную разведку нередко прихватывал и бомбы, которые «попутно» сбрасывал на вражеские аэродромы и порты. Летал он с молодым, но очень толковым штурманом Анатолием Коваленко.
В этот раз они возвратились с важными сообщениями: в Евпатории замечено большое скопление артиллерии с тягачами. О результатах разведки немедленно доложили командующему ВВС ЧФ генералу Острякову, и он, как всегда, сразу же принял решение: врага разгромить, вылет «пешек» - по готовности.
Через несколько минут в воздух поднялась пятерка Пе-2, ведомая командиром эскадрильи майором Пешковым. Среди этих пяти были и Мордин с Волочаевым.
- От Херсонеса взяли курс прямо на Евпаторию, - рассказывал Федор Волочаев. - Идем на небольшой высоте, под нами - «молоко» (приподнятый туман), над головой - облачность, впереди тоже ничего не видно. Думаю, как же бомбить будем, если земля закрыта? Но нам повезло: у береговой черты туман будто ножом обрезало и мы сразу увидели дорогу, ведущую в Евпаторию, повернули по ней. Идем низко. Вот и город: знакомая набережная, театр, площадь… Рядом - стадион. Батюшки мои, все забито пушками, автомашинами, тягачами! Нас немец, конечно, не ждал - ни единого выстрела. А ведущий дает сигнал: «Внимание!» Бомбы посыпались вниз, а мы - скорей вверх, но все же взрывной волной тряхнуло основательно. Вася говорит: «А теперь из пулеметов угостим!» Делаем разворот, ныряем вниз, а впереди уже шуруют другие наши самолеты. Ну, и мы всыпали. Фашисты мечутся, орудия от взрывов вверх тормашками летят, автомашины горят. Прямо кино!
- Хорошо, что «мессеры» не застукали, - заметил Мордин. - Там аэродром рядом. Было бы тебе кино.
- Ну, это еще как сказать. Как бы там ни было, а разведка что сообщила? Уничтожено 15 орудий и 20 автомашин, да живой силы больше сотни человек. Впечатляет?
Волочаев с гордостью добавил:
- Сегодня генерал Остряков всем нашим экипажам объявил благодарность за отличное выполнение задания. [83]
…Мы очень рады были этой встрече с друзьями, особенно, конечно, я. Но к радости примешивалась и грустинка, что вновь встретимся не скоро, а, может, и вовсе не встретимся. Такое уж время суровое.