— Ладно, приходи. Только маме скажи — пусть не жалеет каши.

Стоит ли говорить, что счастливее меня в этот миг не было никого. Ведь я не просто становился членом настоящей команды. Я буду тренироваться у самого Валентина Блиндера!

Я шел домой как в бреду. Чтобы вы могли лучше понять мое состояние, должен заметить, что Валентин Блиндер был одним из немногих кумиров одесских болельщиков. Невысокого роста, крепкого сложения, он играл в команде мастеров на краю, отличался быстрым бегом, выполнял головоломные финты. Я искренне верил, что лучше него нет на свете «крайка» и что, если я когда-нибудь смогу сыграть так, как он, то большего и желать нечего.

Теперь я уже знаю, что, наверное, самое скверное в футболе — подражательство. Очень хорошо, когда ты можешь правильно, по достоинству оценить мастерство того или иного игрока. Но очень плохо, если ты пытаешься копировать его. Самобытность — вот вершина классности.

В детстве я, разумеется, ни о чем подобном не догадывался. Экономя по гривеннику на школьных завтраках и собирая деньги для покупки билета на матч, я жил предвкушением радости свидания с Валентином Блиндером, а потом, застыв на трибуне, не мог оторвать от него глаз. Теперь он был моим тренером.

Ночью не мог сомкнуть глаз. Все думал и думал: как мне повезло и как, наверное, еще тяжелее станет в школе; как мне научиться выполнять любимые блиндеровские приемы; и о том, что действительно надо окрепнуть. Я мысленно дал себе слово, что сверх общих занятий буду самостоятельно бегать кроссы, плавать, поднимать тяжести, больше есть… И буду выполнять каждое указание тренера, чтобы он никогда не сердился на меня.

Словом, это была ночь больших мечтаний.

Утро я встретил на холодных досках пирса. Небо еще только серело, и лишь на самом его краю едва прорезалась алая полоска. Спали чайки. Спал весь берег. Даже море как-то сонно, нехотя, накатывало серую неласковую волну.

Обхватив плечи руками, я подпрыгивал на месте, старался хоть немного разогреться перед прыжком в воду. Конечно, можно было обойтись и без этого. Однако я дал себе слово закаляться и не хотел с первых же шагов нарушать его.

Наконец, собравшись с силами, я прыгнул вниз. Вода обожгла меня холодом. Но я был доволен тем, что проявил характер, не струсил, выполнил задуманное. Потом я побежал вдоль берега, шлепая босыми ногами по воде и размахивая руками. Довольно быстро согрелся, и теперь уже каждый шаг был в радость.

Домой вернулся, когда родители уходили на работу. Еще с порога закричал:

— Каши!

Мать удивленно развела руками:

— На завтрак возьми картошку. Что еще за каша? Ты никогда ее не ел.

— Тренер велел! — крикнул я. — И побольше.

Отец все понял, улыбнулся:

— Завтра будет каша. Рисовая с молоком. А сегодня вот — горячая бульба. Поешь. С соленой скумбрийкой.

Я жадно набросился на еду. Мама не сводила с меня удивленных и встревоженных глаз. Для меня начиналась новая жизнь. Настоящая…

Вечером, когда на Пересыпи уже замирала жизнь и в окнах зажигался свет, я вновь отправился на пирс. Разогретый за длинный летний день воздух остывал медленно. Море казалось черным и грозным. Несмотря на это, я заставил себя прыгнуть в воду, уже не торопясь вынырнуть. Затем снова пустился бегать.

С того дня я занимался такими упражнениями постоянно. К концу лета я почувствовал, что стал сильнее, мог бегать без устали довольно долго. Словом, мои самостоятельные занятия не пропали даром.

Много удовольствия доставляли и тренировки. В. Блиндер считал, что тренироваться на песке полезно, поэтому мы часто ходили на берег. Конечно, было трудно, но сознание того, что следует выполнять поставленные перед нами тренером задания, умножало силы.

Со временем В. Блиндера сменил другой игрок СКА — Владимир Владимирович Михайлов.

Не знаю, каким я казался со стороны в сравнении с другими ребятами, но мне думалось, что выгляжу не хуже друзей. Много играл, много забивал, любил подыгрывать партнерам. И вот в конце концов мне сказали, что вместе с некоторыми своими сверстниками я приглашен на смотрины в «Черноморец».

Конечно, речь шла только о группе подготовки. Но какое это имело значение!

Тренировку проводил Всеволод Михайлович Мирошниченко. Я старался изо всех сил — очень хотелось понравиться. Тем страшнее, тем обиднее было то, что услышал после тренировки.

До меня долетели слова, сказанные Мирошниченко:

— Нет, — кивнул он в мою сторону, — этот играть не будет. Слишком слаб. Ничего не выйдет…

«Никогда, никогда не приду больше сюда, — клялся я себе по дороге домой, которая казалась бесконечной, — но я им докажу, обязательно докажу…»

Детское самолюбие особенно чувствительно, и радость, и беду оно преувеличивает чрезмерно.

С этой минуты, казалось, «Черноморец» перестал для меня существовать.

Затем, спустя какое-то время, спокойно поразмыслив, я решил, что Всеволод Михайлович, наверное, все же прав: не вышел я ростом, не смотрюсь. Тренеры любят высоких, сильных ребят. И, возможно, не следует так уж строго судить Мирошниченко.

Я не знал, как можно ускорить рост, но делал все возможное, чтобы помочь делу: съедал огромное количество яблок, повисал на турнике, чтобы «растянуться», много плавал. Скорее всего все мои ухищрения носили наивный характер. Но я и в самом деле подрос! Однако до полной победы было еще далеко.

Наконец наступил день, который сыграл значительную, если не решающую, роль в моей спортивной судьбе. Команда, за которую я выступал, играла на первенство города с юношами «Черноморца». С момента моего фиаско прошло уже много времени. Обида почти улеглась, но поражения своего я не забыл. И по мере того, как приближалось начало встречи, чувствовал, что во мне нарастает злость. Позже, будучи уже взрослым футболистом, я научился по такому нервному состоянию понимать, что в данный день, в данной встрече сыграю хорошо.

Так случилось и в том матче.

Мы играли на стадионе завода «Продмаш». Я чувствовал, что действую правильно, что у меня все получается. Это еще больше подняло настроение. А оно для футболиста имеет огромное значение. Не ладится игра — хоть плачь! Пошло дело — все поет внутри.

В матче против «Черноморца» хотел сыграть как можно результативней, хотел обязательно забить хотя бы один мяч. И чувствовал — забью! Но для этого нужно было пробиться сквозь строй защитников: у меня еще не хватало сил провести гол с дальней позиции. Следовало применять хитроумные финты, четко взаимодействовать с товарищами.

Это у меня получалось. И вот я забиваю первый гол, потом второй…

Матч мы выиграли, и когда, возбужденные, веселые, переодевались в маленькой комнатушке, кто-то сказал:

— Буряк, на выход!

На скамеечке у поля я увидел Матвея Леонтьевича Черкасского — человека, которого знает вся спортивная Одесса. Прежде он играл в «Черноморце», а теперь был одним из его наставников.

— Вот что, — сказал он улыбаясь, — ты мне только правду скажи: всегда столько забиваешь?

Я пожал плечами.

— Ну ладно. А если мы тебя возьмем в «Черноморец», будешь столько забивать? Понимаешь, нам очень нужны голы.

От растерянности я не знал, что и отвечать.

Черкасский поднялся, подошел ко мне и, положив руку на плечо, сказал:

— Если серьезно, то приходи на тренировку наших дублеров. Посмотрим, что ты можешь. Тебе сколько лет?

— Будет пятнадцать.

— М-да, негусто. Ладно, посмотрим!

Не знаю, был ли я когда-нибудь счастливее. Говорить не мог, только улыбался. Теплый, солнечный день… Дурманящий воздух стадиона… Победа… И приглашение в «Черноморец»!

Было так хорошо, так здорово!.. Я помчался домой. Не терпелось поделиться радостью с родными. Мне казалось, что я ползу как черепаха. Хотя на самом деле летел со всех ног. Интересно, что скажет отец, как он прореагирует на новость!.. А я ему отвечу:

— Вот, это все твои бутсы!..

Переступив порог нашей квартиры, я замер на месте.