Тут ему «привиделся сон, как из чрева средней дочери его, Умилы, произрастает дерево… и покрывает весь град Великий… Гостомысл же, предчувствуя конец жизни своей, созвал всех старейшин земли от славян, руси, чуди, веси, мери, кривичей и дреговичей, поведал им сновидение и послал избранных в варяги просить князя. И пришел после смерти Гостомысла Рюрик с двумя братья и их сородичами». [Здесь, добавляет Татищев, об их разделении, кончине и пр. согласно с Нестором, только без лет.] На первый взгляд все вроде складно, но не зря сомневался Татищев в соотнесении «Града Великого» с Новгородом. Уже в следующем столетии (в первой половине XIX в.) путешественник и будущий член Французской академии Ксавье Мармье записал в городе Мекленбурге такую легенду: в VIII в. у князя ободритов Годлава (Godlav) было три сына — Rurik, «Кроткий», Siwar, «Победоносный» и Truwar, «Верный». Путешествуя по разным странам и сражаясь, они оказались в стонущей от врагов Руссии, свергли ее угнетателей и по просьбе народа остались править; Рюрик — в Новгороде, Сивар — в Плескове, Т]рувор — в Белоозере. После смерти братьев Рюрик стал родоначальником династии, правившей до 1598 г.[100] Легенда эта была записана явно уже не со слов «народных сказителей», но в аристократических салонах, давно связанных с российской аристократией, и кажется загадкой, почему Татищев прошел мимо данного варианта сюжета. В.И. Меркулов, ученик антинорманиста А.Г. Кузьмина (правда, слегка специфического — не чуждого южногерманских и прокельтских симпатий), в своих статьях (на сайте http://www.hrono.ru/statii/statii.html) подробно исследует мекленбургскую версию вместе с историей ее возрождения. Оказывается, «в 1716 году мекленбургский герцог Карл Леопольд женился на дочери царя Ивана Алексеевича Екатерине, после чего обе родословные стали выводить из вендо-ободритских генеалогий. Проректор мекленбургской гимназии Ф.Томас в буквальном смысле находил в местных генеалогиях "русские" корни. Он использовал манускрипт 1687 года, автором которого был уже умерший нотариус мекленбургского придворного суда И.Ф. фон Хемнитц». В «Генеалогии мекленбургских герцогов» Фридриха Хемнитца (1717) Рюрик и его братья — сыновья венедско-ободритского князя Готлейба или Годлайба, плененного и убитого ютским королем Готофридом. Из-за малолетства оных власть перешла к дядьям Рюрика — Славомиру и Трасику [Дражко, Драговит], которым наследовали Годомысл и Табемысл»; «в генеалогиях, собранных Иоганном Хюбнером (1725), Рюрик с семейством — это ответвление герульских, вандальских и венедских князей, к которым принадлежал и Боривой и его сын Гостомысл»; «после смерти Годлиба в 808 году у его сыновей Рюрика, Сивара и Трувора не оставалось никаких прав на главный престол, они были вынуждены отправиться в далекий провинциальный Новгород. Хюбнер датирует это событие 840 годом…». (В «Ксантенских анналах» Гостомысл упоминается как погибший в 844 г. в битве с франками, а под 845-м говорится о «короле язычников» Рорике). Это постулируемое древними авторами родство вандалов и славян «на ура» принимается современными антинорманистами. Некоторые притом не чураются и невинных подтасовок: так, известный «асовед» и «влесолюб» Дмитрий Гаврилов ссылается на авторитет Татищева, в свою очередь указавшего на суждение Стрыйковского о данном родстве. Как это похоже на милую детскую шалость (авось, взрослые не заметят!): ведь тут же, во фразе, следующей за цитатой из поляка, Татищев пишет — «это видится несколько вероятно, но, внятно рассмотрев, обличается, что никоего основания не имеет». (Курсив мой. — В.Л.)[101] Цитированный нами В. Меркулов, в отличие от г-на Гаврилова, и даже от своего учителя А.Г. Кузьмина[102], обращается с фактами много осторожнее и из ряда вон выходящих идей себе не позволяет. Более того, он не побоялся процитировать скептическое высказывание норманиста Готлиба Зигфрида Байера о том, что «Бернард Латом и Фридерик Хеминиций и последователи их… как за подлинное положили. И понеже они сыскали, что Рурик жил около 840 года по рождении Христовом, то потому и принцев процветавших у Вагров и Абодритов сыскивали. И понеже у Витислава короля два сына были, один Трасик, которого дети ведомы были, другой Годелайб, которого дети неизвестны, то оному Рурика, Трувора и Синава приписали».
Тем не менее возникает вопрос, а что, собственно, всем этим доказывается? Не знаю, насколько точным является прочтение Хемнитцем, Хюбнером, Томасом и Меркуловым мекленбургских и прочих генеалогических манускриптов, но лично для меня осталось совершенно неясным, где и когда, в документах какого времени появились имена трех братьев и какого они могли быть роду-племени? И как можно относиться к уверенности Томаса, что «обе династические ветви [вандалов и вендов] восходят к королю вендов Ариберту I, который был женат на Вундане, дочери короля Сарматии»?[103] Зато мы теперь хорошо понимаем справедливое сомнение Татищева в историческом присутствии Новгорода в данном сюжете. О Новгороде, как о поселении с соответствующей городу инфраструктурой, нельзя говорить ранее, чем с X в., а более раннее Рюриково городище, и даже Ладога, известная с VIII в., тоже вряд ли могут претендовать на ранг «столицы» Русского каганата[104]. Другой вопрос — само название Новгорода, отсылающее нас, по контрасту, к имени западнославянского Старгорода, и, наконец — Велиград, полностью отвечающий названию «града великого», устроенного Славеном, и ас-Славийи арабских писателей. Велиград — он же Мекленбург (от «микла» — великий»), он же — Рерик. Имя Рюрика хорошо вписывается в данный контекст, следует только учесть, что, хотя имя его не уникально, все-таки исторический персонаж — там и тогда — известен нам только один. Это датский конунг Рюрик Ютландский (прозванный «язвой христианства»), а вот омонимичное название города, возводимое к славянскому «ререг, рарог» («сокол»), может быть еще объяснено из др. — исл. reyrr «тростник», так как, по Й. Херрману, город находился в старой озерной котловине, заросшей тростником. Нельзя исключить, что В. Меркулов и прав, когда пытается вывести имена «призванных братьев» из славянского, — мы знаем массу случаев подобных транскрипций и двуязычности. Лучше всего это подойдет к Трувору, его имя можно сравнить с эпическим сербским Триборе, он же — бог Триглав. В обрядовых песнях из собрания М. Милоевича мы находим «силна Бора», «Сива Жива», Радигост, Гостослав, но в целом все это очень гадательно[105], тогда как германская основа с формальной точки зрения выглядит вполне убедительно. Не менее убедителен и скепсис Г. Байера, особенно если мы примем во внимание существование «бродячих» сюжетов[106] и легендарность самих генеалогий, как германских, так и славянских, которые так или иначе восходят к именам богов и эпических предков. Но запутанность этногенетической истории покажется еще выше, если мы вспомним о различного рода «пересечениях» германских и славянских племен от эпохи так называемого германо-балто-славян-ского единства и до эпохи Великого переселения народов; С чем все же надо согласиться, так это с тем, что на южное побережье Балтики славяне пришли уже после германцев, кельтов и собственно венедов/ венетов, в которых изначально следует видеть древних индоевропейцев. О.Н. Трубачев придерживался мнения о венедах как о «третьем этносе» региона, не германцах и не славянах. Как считает историк Хенсель, венеты подверглись латинизации в северной Италии, кельтизации — перед 500 г. до н. э. в Западной Европе, германизации в это же время, а таюке иллиризации и фракизации на Балканах и славянизации на землях между Одрой и Вислой. Славяне в бассейне Одры столкнулись с германцами, и те продолжали называть своих восточных соседей венедами (вендами). Здесь Хенсель не учел лишь момента возможного участия венедов/венетов в формировании самих этих народностей, как их древнеевропейской (и может быть, не только индоевропейской) основы. А из предлагавшихся этимоло-гий имени «венеды» вполне логичным мне кажется значение «сородичи». вернуться В наших легендах чуть иначе: Синеус — Белоозеро, Трувор-Изборск (на Псковщине). Кстати говоря, упоминание о конце династии Рюриковичей свидетельствует о весьма позднем и литературно заимствованном характере рассмотренной версии. Нам уже хорошо знакома эта взаимная цитатность старых авторов (в этом смысле сегодняшний постмодерн ничего нового не придумал). вернуться И в иных местах у Татищева: «вандалов германцев или сарматов с вендами славянами мешают»; «в Вандалии князи славянские никогда готических и сарматских имен не были, но всегда славянских… а Рюрик, Синеус, 'фувор, Олег, Рохволд, Оскольд, Тур и пр. ни одно не есть славянское» (гл. 31; гл.4). Иногда даже кажется непонятным, что, кроме цитат из старинных источников, привлекает в Татищеве «патриотов»? Несмотря на вполне простительные для той эпохи научного знания, ошибки, он мало напоминает нынешних своих последователей и почитателей своим честным и искренним отношением к делу, а также довольно критическим взглядом на источники. Психологически гораздо ближе им должен быть Ломоносов. Последний писал о трудах Г.Ф. Миллера по русской историк- «И хотя бы то была правда, что славяне для римлян Дунай оставили, однако сие можно бы было изобразить инако. Например, славенский народ, любя свою вольность и не хотя носить римского ига, переселился к северу» (Ломоносов M.B. Полное собрание сочинений, т. 6, с. 37–38). вернуться Аполлон Кузьмин в своих работах взывает не только к патриотизму, но и к «здравому смыслу», но понимает и то, и другое весьма специфически. Он чересчур буквально, с излишним пиететом воспринимает легенды о приходе норманнов с Дона, отождествляя асов-алан и асов, скандинавских богов. Кузьмин уверен, что «уральский», он же аланский, компонент присутствует в варинах и ваг-рах, как ославяненных племенах вандальской группы, и считает даже тацитовских ингевонов уральцами, чье имя якобы отражает уральский корень инг, «человек». С другой стороны, возведение имени руси к герм, rods «гребцы» не годится, якобы потому, что должно было означать… «ругательство», т. к. гребцов приковывали к уключинам. Тут ему, видимо, вспомнилось что-то из эпохи древнеримского либо османского владычества. вернуться Известно, что у лангобардов был король Ариперт, а сами они, по собственной легенде — из племени винилов. Так же здесь вспоминаются утопившаяся в Висле героиня древнепольской истории Ванда, не пожелавшая выйти замуж за короля аллеманнов, Вадамерка (см. Иордана), племянница амала Винитария, ставшая женой его убийцы, гуннского вождя Баламбера, и… остров Вунден на реке Волхов. Но чтобы закончить с княжьей историей, приведем те немногие факты, которые сохранили нам франкские анналы. Князь Драговит/Дражко (795?-809), преемник князя Вышана, в 798 союзник Карла в битве с саксами; в 789-м Карл победил Вышана и Драговита и те стали его союзниками. Вышан (Witzan, Wizzin) убит саксами в 795 г. В одном фрагменте (т. н. «фрагмент Дюшана») сказано: «В 789-м году был король Карл в Склавинии, и пришли к нему короли славян Драгит и сын его, и другие короли Витсан и Драго с остальными королями винидов» (цит. по «Свод древнейших письменных известий о славянах». Т. И. M., 1995). Собственно, и Меркулов вынужден несколькоостудить этнологические надежды: «Ни венды, ни вандалы, — пишет он, — изначально не были "славянского" происхождения (антропологически установлена их. близость к северной расовой группе)». вернуться Рассуждая о возможном существовании Русского каганата, о котором сообщили послы «кагана русского» императору Феофилу и Людовику Немецкому в 839 г., вполне естественно видеть в нем Северную Русь, а столицей — Ладогу, хотя этот полиэтничный транзитный пункт в 838 (!) г. в роли столицы чего-то равного каганату хазарскому — звучит, пожалуй, слишком «гордо» и похоже на типичную «дезу». Некое — во второй половине IX в. — полу- (на четверть!) государственное образование, «эмпория», «остров русов», не более. Хотя и не менее: вспомним полиэтничное войско Олега, а само распределение княжений «призванных» братьев, от Белоозера до Изборска, указывает на его границы. Каковы шансы других городов? Все значительные пункты на водных путях, в сравнении с Ладогой, более поздние. Раскопки в Новгороде показали, что в IX в. этого города еще не существовало. Первые элементы рыхлой предгородской структуры возникают на еготерритории только на рубеже X в., а настоящим городом с уличными мостовыми и усадебной планировкой он становится лишь в середине X в. Не лучше обстоит в этом смысле и с Киевом: хотя какая-то жизнь на киевских холмах была всегда, серьезной столицей, даже при Аскольде (т. е. до Олега), Киев, судя по раскопкам, быть никак не мог. Некоторые археологи придавали найденным ими следам культурной жизни непомерную значимость. Тмутаракань и крымские города тоже никогда не были реальным государством, противопоставленным Хазарии. Остается известная нам (точнее: недостаточно известная!) салтово-маяцкая культура, и то только на короткий период, когда можно предполагать некую ее самостоятельность от хазарского домена. Таким образом, виртуальные образы «русского каганата» в IX в. у варягов-свионов совпадают с подобными же образами у современных романтиков от истории. Правда, в таком случае становятся не совсем понятными подлинные известия о черноморских и каспийских походах русов. Но это кажущееся противоречие: в качестве возможного источника подобных походов, как показывают реалии норманнских нападений на Западную Европу, вовсе не требуется какой-то особый, могучий, «каганат». Нельзя преувеличивать, но не стоит и преуменьшать значения причерноморских «следов». Варяги, как главные «пользователи» пути из Руси в Крым (а оттуда в Грецию и на Каспий), чувствовали себя там хозяева-ми, так что и византийские писатели относили Бос-пор к русским владениям, и недаром, уже в эпоху Киевской Руси, в Тмутаракани правили русские князья. Но, с другой стороны, Крым и Боспор — это древняя, хорошо освоенная территория со сложнейшей этнической, культурной и политической структурой, находящаяся под протекторатом сильных государств, и русы здесь были все-таки «находниками». вернуться В северном эпосе мы находим имена Ро, Хорика, Рорика, Хро-рекра, Хродрика, Сигватра, Торвера, Торвальда, іуглейба, Годлейфа и т. п. Все они, конечно, соколы «по жизни», но все ли — «ререги»?.. Сравним также германские и славянские этнонимы к югу от Балтики: кессины — хижане, хатты, хатгуарии — хутичи, семноны — земчичи, лугии — лужичане, ругии — руяне, силинги — слензяне, милин-ги — мильчане, толлензы — доленцы, тервинги — древане, голштинцы, хелизии — голзаты, геленсичи (от holz-sazzen; ср. летописное о древлянах: «седоша в лесах»). Забавное (случайное?) совпадение: семантика имени Рюрика у К. Мармье («кроткий») совпадает с таким же значением у одного из первых эпических датских вождей, Хамбла. вернуться Среди прочего стоит упомянуть такой весьма специфический. сюжет, как поджог города с помощью птиц — история мести княгини Ольги древлянам (ПВЛ) и война Хаддинга с Хандваном, королем г. Дуна на Геллеспонте («Деяния датчан» Саксона Грамматика). |
