О.: И столь же вечных — традиционных, «слишком человеческих», интересов.

А.: Фундаменталистских, я бы сказал.

О.: В данном контексте — согласен.

Любая критика мифов имеет какой-то смысл, если мы имеем хотя бы приближенное представление о концептуальных основах традиционной мифологии. Парадоксально, но факт: творчество современных язычников в объективном плане — это, безусловно, некая форма фольклора, но субъективно они не только полностью лишены понимания, что это такое, но и не особенно интересуются научной стороной вопроса. На данную тему за многие годы уже написаны сотни томов и тысячи статей, в том числе на русском языке, правда, кроме специалистов они мало кому известны. Чем копаться во всех этих малотиражных изданиях и забивать себе голову специальной терминологией, гораздо легче выдумать собственный миф, особенно когда есть две-три популярных и апробированных теории, наподобие теорий Блаватской и Вирта, и такие потворствующие самолюбию «памятники», как «Книга Велеса».

Итак, что такое традиционный миф и традиционная мысль? Довольно сложно рассказать об этом просто (и наоборот), тем более — коротко. Но можно попробовать.

Обычно, во всяком случае часто, начинают с вопроса о «главном», об архетипе, архэ, или так называемом «основном мифе». Такой подход совершенно естествен, хотя и некорректен, уводит нас в сторону бесперспективных споров, чей миф «мифее».

Миф сам по себе есть знаковая модель и моделирующая система, культурная матрица, концептуальная «голограмма», выражающая в символических формах духовный опыт общества. Нельзя говорить об «основном мифе» — любой сюжет в голографической системе — это «основной миф». Но поэтому же нельзя не говорить об «основном мифе», поскольку им является каждый сюжет.

Миф виртуален и физичен, человекоподобен (антропен) и космичен, это восприятие (и выражение) себя (и общества) в мире и мира (общества) в себе. Миф, как и мысль, начинается с простейшего — с системы ориентации, выраженной в связках-оппозициях: верх — низ, левое — правое, свет — тьма, мужское — женское и т. д. Традиционная мысль (миф) тотальна — каждый момент бытия встроен в систему космоса. Но если появляется ощущение целого, то возникает и категория времени, появляется чувство истории: как? откуда? и почему? Возникает сюжетность — рождение, развитие и гибель мира. То есть мир подвижен и изменчив, он живет и умирает в своих героях и в целых поколениях (цивилизациях). Понятие жизни неразрывно с понятием силы, энергии, а сила воплощается в носителе силы. Все известные природные стихии воплощены и именованы. Возникает пантеон. И это уже философия, пусть и выраженная в образах. На абстрактном уровне процесс тот же самый — становление гегелевской Идеи, порядок повествования и развертывание языкового высказывания.

Для большей наглядности можно изобразить ми-фосистему как схему координат. «Вертикаль» здесь представлена вектором переходных форм, иерархией символов: Мировое Древо, Мировая Ось, Мировая Гора, Первохолм, погребальный курган, пирамида, храм, ковчег, камень — центр мира («пуп земли»), мандала, Мировое Яйцо, зооморфный предок, родившийся из Яйца, Бог-творец, шаман, уподобляющийся пер-вопредку (и поднимающийся к небесам по Мировому Древу) и т. п. Вдоль горизонтальной оси выстраиваются функции, ситуации и отношения форм, типы субъектных действий и объектных использований.

Из этой, почти непрерывной системы элементов мы легко можем выстроить любой сюжет или найти в ней место для любого известного (из Традиции) сюжета. «Основным» сюжет становится по факту использования (актуализации) в качестве основного, а потенциальные сюжеты сворачиваются в его фон.

Эту тему можно продолжать до бесконечности, и всегда останется, что добавить. Но пора перейти от древней истории к попытке ее духовной «реинкарнации». Можно заметить, что возрождение традиции довольно легко обходится и без традиции, и без возрождения. Новое время — новые традиции, это уже совсем другая старина, абсолютно далекая от классических архетипов, но сильно зависимая как от эзотериков-индивидуалистов XIX в., так и от европейской культуры Нового времени, противопоставляющей себя веку Просвещения. В первую очередь, это касается духовной истории России и Германии и их «народнического» движения, по-своему понятого и переработанного новейшими писателями.

При сравнениях между германскими и русскими народниками выявляется довольно мало общего, но много радикальных расхождений. Наши народники — это поздняя формация так называемых «кающихся дворян» и разночинцев с весьма сильными социалистическими и антиимпериалистскими настроениями. Германские (немецкие и австрийские) народники — ярые противники «еврейского» социализма, либерализма, интернационализма и прочих сходных тенденций. Они целиком погружены в миры древней культуры, истории и символологии. Это консерваторы по преимуществу, per se, и их можно понять — в конце концов, в Европе нет уголка без долгой и великой культурной истории.

В России конца XIX — начала XX в. с германскими народниками очень слабо коррелируют черносотенцы, доморощенные мистики, сторонники Нилуса и «Протоколов сионских мудрецов». Еще одну, довольно скромную параллель можно обнаружить у символистов, в частности у Александра Блока, писавшего о восприятии символистами философии Платона и Веданты через арийских (германских) мистиков. Но здесь, скорее, имелся в виду Якоб Беме, а не Гвидо фон Лист. Что до необходимой связи мистицизма, сектантства и «заумного языкоговорения», то об этом в 1916 г. писал Виктор Шкловский, а в конце XX в. историк Александр Эткинд.

Но и эзотерические общества России первой трети XX в., несмотря на деятельность и литературные труды таких заметных авторов, как Аполлон Карелин, Алексей Солонович, Борис Зубакин (анархо-коммунисты), Всеволод Белютин и Владимир Шмаков, ни по общественной востребованности, ни по интеллектуальной оригинальности не выдерживают сравнения с наследием Блаватской, Штейнера, гурджиева, Хаусхофера, Германа Вирта и Гвидо фон Листа. Равновесие в данном аспекте пришло поздно, только в последние годы — это творчество евразийцев, геополитиков, эзотериков и неоязычников, от Льва Гумилева до Александра Дугина.

Таким образом, и здесь, а не только в области общественно-экономического развития, Россия находится в статусе «догоняющей». В качестве некоторого утешения можно было бы указать на значение русской философии Серебряного века, но и в этой области не все гладко: печально не только то, что традиция была искусственно прервана, но и фактическое отсутствие спроса на нее, после короткого бума, у нашей интеллигенции[71].

У наших традиционалистов весьма непростые отношения с собственными традициями. Патриоты часто не тверды в отеческой вере. И нельзя сказать, что их не устраивает благорасположенность церкви к власти, будь та социалистической или олигархической. Разрыв глубже. Для многих неоязычников православие, а шире — христианство (впрочем, как и социализм) — это иудейская идеология, превращающая человека в раба. Иначе как «иудо-христианство» они его не называют.

Но прямое обращение к Перуну и Хорсу, к шабашам на Лысой горе сегодня выглядело бы чересчур инфантильным, поэтому в ход идет философия, переворачивающая привычную историю.

«Русская Отеческая Вера, называемая огульно язычеством и многобожием… на самом деле является ведийским монотеизмом», — полагает переводчик «Влесовой книги» Николай Слатин. «Наши предки (древние славяне) ведали, что Бог Един. Называли его по-разному. Подчиненные Ему Боги были его силами, носившими различные имена», — считает антихристианский публицист Игорь Синявин (Синя-вин И.И. «Стезя правды» (2-е изд.). М.: Русская Правда, 2001, с. 10).

В городе на Неве первым язычником считается преподаватель философии и научного коммунизма, кандидат философских наук Виктор Безверхий (он же «Дед», он же — «волхв Остромысл»). По сведениям В. Прибыловского, основатель «Союза венедов» философ Виктор Безверхий — бывший преподаватель военного училища, уволенный в конце 80-х за попытку создания среди курсантов военизированной профашистской организации. В январе 1995 г. он привлекался к суду за публикацию статей в журнале венедов «Волхв», где делил человечество на две категории: «белые люди» и «темно-белые ублюдки — жиды, цыгане». Был, впрочем, оправдан. Он также ввел в оборот и сам термин «ведизм», идущий от Ю. Миролюбова. Умер Безверхий в 2000 г.