Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Окончательную отделку версия получила в викенд 30 ноября — 1 декабря, когда все заинтересованные имели возможность обдумать и обсудить детали. Начиная с 1 декабря показания шестерых полицейских (Кларди, Макмиллан, Арчер, Дин, Ньюман, Крой) делают крутой поворот, после которого вход через северный въезд принимается как непреложная истина полицией, ФБР, судом и впоследствии — Комиссией Уоррена.

Примечательно, что этот вердикт по сути объявлял полицейского Вона, охранявшего северный въезд, виновным в непростительной небрежности. Казалось бы, такой проступок должен был повлечь самые тяжелые последствия. Однако этот якобы главный виновник случившегося не получил даже выговора. Правда, коэффициент надежности Вона (показатель, оценивающий исполнительность полицейских) был снижен с 90 до 86. Но когда он, не чувствуя за собой никакой вины (см. выше, стр. 26), пошел выяснять в чем дело, ему объяснили, что снижение проведено по другой причине, а именно: за полтора часа до выстрела Руби он впустил в гараж механика Тома Кэбота.

Механик этот был на жалованьи у городского управления, постоянно обслуживал машины в гараже. Он подъехал к въезду в полицейской машине, объяснил Вону, который его отлично знал, что ему нужно переговорить с сержантом Дином, и через три минуты уехал. За что же тут наказывать? Скорее всего таким полувзысканием за полувину полицейское начальство хотело показать, что проступок не прошел незамеченным. На самом же деле оно тем самым лишь молчаливо признало, что само не верило в версию входа через северный въезд, а поддерживало ее лишь для защиты чести мундира.

Много любопытного содержится в показаниях телережиссера Джимми Тернера — начальника тех двух операторов, которые в последний момент привезли камеру с третьего этажа и, затесавшись между которыми, Руби проник в гараж. Отвечая на вопросы следователя Комиссии Уоррена, Тернер заявил, что видел Руби спускающимся по северному въезду секунд за 30 до выстрела. Но, описывая внешность виденного им человека, он упомянул пальто и огромную, бросающуюся в глаза шляпу, какие носят на среднем Западе.

Миллионы телезрителей во всей Америке знали, что Руби в момент убийства был одет в темный костюм и обычную шляпу с узкими полями. Снимок момента убийства был воспроизведен в тысячах книг, газет и журналов. За четыре месяца (Тернер давал показания в марте 1964-го) этот снимок должен был попасться на глаза каждому взрослому американцу, не говоря уже о свидетеле, которому предстояло давать показания. Следователь Хуберт, помогая, спрашивает:

— Шляпа с узкими полями?

— Нет, — твердо отвечает свидетель. — С широкими. И человек выглядел гораздо крупнее, чем Руби, каким я его увидел на суде.

Спрашивается: зачем Тернеру понадобилось давать заведомо неправильное описание внешности убийцы? Если он действительно видел кого-то в пальто и техасской шляпе (журналист Хуффакер был одет так и стоял неподалеку), он должен был бы признать, что этот человек не мог быть мистером Руби и. его первое впечатление было ошибочным. Если же он решил врать ради выгораживания своих операторов; ему ничего не стоило сделать вранье гладким и описать внешность Руби, как она запечатлелась на знаменитой фотографии.

Я вижу здесь лишь одно возможное объяснение: он хотел дать следователям знак, что показания его ложны и даются под угрозами. Формально выполняя требование заговорщиков подтвердить вход через северный въезд, он нашел способ — либо под давлением совести, либо из страха наказания за лжесвидетельство — дискредитировать собственный рассказ.

Так или иначе, эта явная ложь ставит под сомнение и его заверения в том, что он был третьим у телекамеры в момент ее продвижения через двойные двери (см. выше, стр. 42). Тем более, что и здесь он путается: не помнит, кто из двух операторов был в середине, кто слева (сам он, якобы, подошел к камере справа); невнятно объясняет, в какой момент он достиг движущейся камеры — до или после ее прохождения через двойные двери.

Несмотря на то, что версия проникновения убийцы через северный въезд совместными усилиями полиции, прессы и адвокатов Руби была утверждена в правах, действия отдельных полицейских многим официальным и неофициальным исследователям казались весьма подозрительными. То, что некоторые из них лгали, не оставляло сомнений. Вопрос был только в том, лгали они для сокрытия своего ротозейства или для сокрытия своего соучастия в заговоре.

Очень подозрительно вел себя старинный приятель Руби, полицейский Уильям Гаррисон. Перед перевозкой Освальда он оставил своих сослуживцев и один спустился в подвальную раздевалку якобы для того, чтобы купить в автомате сигар. На телевизионной ленте Руби виден перед самой атакой стоящим за спиной Гаррисона. На суд он не был приглашен ни обвинением, ни защитой — видимо, не казался надежным свидетелем. На допрос в Комиссию Уоррена явился (один из немногих свидетелей) с адвокатом. Испытание на детекторе лжи провалил.

Отвечая на вопросы лейтенанта Ревилла неделю спустя после совершенного им убийства, Руби потерял самообладание только один раз: когда его спросили о Гаррисоне. Он обозвал лейтенанта кровопийцей, который будет только рад, если сослуживец потеряет работу.

И все же справедливо задать себе вопрос: если бы, покупая сигары, Гаррисон столкнулся с Руби или наткнулся бы на него раньше, на третьем этаже, или узнал его в гараже за две минуты до вывода Освальда, — сознался бы он в этом после того, что произошло? И, утаив факт встречи, не нервничал бы точно так же, как он нервничал во время допроса в Комиссии? Недаром приведенный им адвокат в конце допроса включается в разговор с уточняющими вопросами, смысл которых: «Мистер Гаррисон, вы знали, что благодаря принятым мерам безопасности никто из посторонних не мог проникнуть в гараж и, если бы вы увидели постороннего, вы были бы крайне удивлены?» — «Безусловно», — отвечает Гаррисон.

Лейтенант Батлер тоже находился в гараже в момент убийства Освальда. Журналист Вальдо показал, что обычно очень спокойный и выдержанный лейтенант за несколько минут до выстрела был непохож на себя: губы его дрожали, он постоянно озирался, говорил невпопад. Тринадцать лет спустя в разговоре с Зевом Кантором Батлер признал, что он сильно нервничал в тот момент, но объяснил это тем, что его тревожила плохая подготовка к перевозке задержанного.

Кантор с трудом сумел отыскать 69-летного полицейского, ушедшего на пенсию и живущего в деревенской глуши.

Его телефон не числился в справочнике; на почтовом ящике не было имени. Вокруг двора — ограда, калитка — на замке; стая собак внутри своим злобным видом подтверждала серьезность предупредительной таблички снаружи. Отыскать его адрес мне удалось только через налоговое управление… Местоположение дома на дороге номер 2 указал почтальон.

У Батлера были основания, превращать свой дом в крепость. Его специальностью была борьба с организованной преступностью, и он слишком хорошо знал методы и нравы этих людей. Одним из членов синдиката, отправленным им в свое время за решетку, был приятель и сообщник Руби, Поль Роуланд Джонс. Выше, на страницах 44–45, рассказано, как Джонс пытался подкупить новоизбранного шерифа Гутри. Дополнительная деталь: с предложением взятки преступники обратились к шерифу не через кого-то из его помощников, а через лейтенанта полиции Батлера, которого хорошо знали.

Замешанность Руби в той старинной истории (1946—47) стала предметом напряженной дискуссии и при первом расследовании (Комиссия Уоррена), и при втором (Комитет Стокса). Гутри заявил, что при переговорах именно Руби упоминался много раз как человек, который будет заведовать рестораном, прикрывающим деятельность мафии. Два репортера уголовной хроники тоже подтвердили, что слышали об этом. Причем, один — от самого Батлера. Сам Батлер, Джонс и Руби категорически отрицали эту связь. На сохранившихся записях подслушанных переговоров имя Руби не упоминается. Проблема, однако, состоит в том, что качество записей не позволяет слышать многие куски, а две пластинки из 22 вообще отсутствуют. Где же хранились эти записи? Выясняется, что дома у лейтенанта Батлера.

19
{"b":"243641","o":1}