Буква Ж, Жорж-Антуан, здесь телефон и название кафе, которое я тогда записала: «Терция». Было семь тридцать вечера, как раз время достославного brain-trust’a, посвященного разработке оперативного плана на неделю.
Помедлив, я вставила палец в прорезь телефонного диска. Именно в этот момент послышался странный звук, буквально пригвоздивший меня к месту. Я бросила взгляд в зал ожидания: ручка двери шевелилась! На тебе — в трансе, каком находилась, я забыла запереться. Я открыла рот, чтобы крикнуть, но не смогла произнести и звука. Но, должно быть, в нас дремлют какие-то подспудные силы, позволяющие в критический момент действовать без участия разума. Не помню, как подлетела к двери своей комнаты и вмиг закрылась на два оборота ключа.
Из зала ожидания донесся уже более ясный звук открываемой двери, потом послышались осторожные шаги. Немного погодя дернули дверь моего убежища. Снова тишина, человек размышлял, наверное, как поступить дальше. Скорей к телефону. Непослушным пальцем я набрала номер. Мне казалось, что щелчки создавали неимоверный шум. Он, конечно, их слышал, потому что начал трясти дверь. Гудок… второй, третий. А, черт! Неужели именно сегодня кафе не работает? А вот и чей-то голос. Я произнесла задыхаясь:
— Нельзя ли поговорить с мсье Дюбурдибелем, вашим клиентом? Это по личному вопросу и срочно… Скажите, что просит Мари-Элен Лавалад, он меня знает…
Молчание. Они там, видно, натасканы, как относиться к подозрительным звонкам. Потом мне как-то боязливо сообщили:
— Сейчас посмотрю в зале, отзовется ли кто-нибудь на это имя…
Надо было действовать быстро. Я выпалила едва слышно:
— Послушайте, передайте, его просит Мари-Элен Лавалад… да-да, Мари-Элен, он все поймет. Скажите ему, что я в опасности… ну, нет, это не шутка, клянусь вам. В любом случае, пусть об этом судит он сам; умоляю вас, запомните и передайте ему: я в конторе мэтра Манигу, пусть он немедленно приедет, да, немедленно, не теряя ни секунды, речь идет о жизни и смерти… Он знает, где это; на всякий случай: третий этаж, комната двести семнадцать, быстрее, быстрее…
Тишина. Полная тишина. Я нелепо тряхнула трубкой, словно это могло оживить ее. Потом догадалась: человек заметил в зале телефонные провода и порвал их. Дверь теперь была неподвижна, но послышалось какое-то странное царапанье.
Конверт все еще был у меня в руке. Неверной походкой я подошла к маленькому столику и под его второй полкой приклеила послание Дюрана клейкой лентой. Скрежет стал явственней. Я крикнула, охваченная паникой:
— Уходите отсюда, немедленно уходите! Я позвала на помощь, сейчас сюда придут… Что вам надо? Здесь нет денег!
Послышался приглушенный голос:
— Фото в конверте, отправленное из Ниццы… оно должно быть у вас, отдайте мне его…
Я пробормотала:
— Какое еще фото? У меня ничего нет.
— Передайте его под дверь, и я сейчас же уйду. Я не сделаю вам ничего плохого… я не убийца.
— Нет у меня фото, я уже сказала!
— Посмотрите тогда среди свежей почты. И зачем вы пришли сюда? Мне нужно фото, я прошу вас, прошу…
Раз за разом он умолял меня, потом начал угрожать, отчаяние и гнев делали порой его речь нечленораздельной. Голос его то дрожал, то как будто в нем слышались всхлипы…
В конце концов я даже почувствовала на миг острую жалость к нему. Смутно подумалось, не отдать ли ему фото, чтобы он оставил меня в покое (бес мне нашептывал, отдай, ну какая может быть связь у этого снимка с покушением на патрона…). Признаюсь к своему великому стыду, что если я этого и не сделала, то, главным образом, из-за опасения, что мужчина не захочет оставлять свидетеля.
Я препиралась с ним, чтобы выиграть время до прихода Дюбурдибеля. Не столько, чтобы позвать на помощь (на что я почти не рассчитывала), сколько чтобы припугнуть человека за дверью, я открыла немного погодя окно и попыталась кричать. Страх ли, а может быть, извращенное чувство собственного достоинства, не знаю, только из моего горла вылетали едва слышные бессвязные звуки.
Знаешь ли, что я сделала потом? Я нацарапала послание к живым в стиле бутылочной почты — это на тот случай, если найдут лишь мой хладный труп.
К счастью, эта записка оказалась ни к чему, я ее порвала. Ты не узнаешь, что за перлы там содержались.
Когда дверь уже начала поддаваться, я перебралась из своей комнаты в кабинет мэтра Манигу. Теперь я тебе описываю все это очень спокойно и, по-моему, вполне связно, но, смею тебя уверить, проворству моему позавидовали бы и в цирке.
Страшный треск в покинутом помещении, и вот человек уже молотит в дверь, которая, на языке военных, называлась бы последней линией обороны.
Как тебе описать последующие минуты? Это было нечто вроде кошмара, и, как о всяких кошмарах, память сохранила путаные обрывки. Мне кажется, был момент, когда я пыталась молиться, да что проку: слишком много страха и совсем мало веры…
Вдруг моего помраченного сознания достиг новый звук: шум подъехавшего автомобиля. Я выглянула в окно: такси. Открылась дверца, вижу, как Жорж-Антуан бегом устремился к зданию. Я почувствовала комок в горле… Между тем человек, казалось, удвоил усилия. Я крикнула:
— Уходите, сейчас же уходите! Сюда идут!
Сильный удар потряс притолоку, дверь застонала… внезапно все стихло. Все-таки до нападавшего что-то дошло. Послышались удаляющиеся шаги, щелкнул выключатель.
Скорее надо предупредить моего спасителя! Приступ храбрости овладел мной. Я решительно повернула ключ и рывком открыла дверь. Это была картина! В наших комнатах царил полумрак, падал лишь слабый свет из зашторенных окон. У двери зала ожидания съежилась темная фигура, похожая на неведомое животное. И вот эта дверь распахнулась, в проеме обрисовалась фигура Дюбурдибеля (свет был в дальнем конце коридора).
Я крикнула:
— Осторожней, Жорж-Антуан, он вас подстерегает!
Почти одновременно с этими словами Дюбурдибель получил первый удар, умелый и сильный, который выдавал в нападавшем человека с боевым прошлым кулачного бойца. Дюбурдибель на миг остался неподвижным, согнувшись вдвое. Я услышала его хриплое дыхание. И обмерла. Человек схватил стул и с силой опустил его на спину Жоржа-Антуана. Тот зашатался.
Я подумала: «Это конец. Он убьет нас обоих…» Но до конца еще было далеко. Я считала, что Жорж-Антуан имеет лишь брюшко. Оказалось, у него еще и незаурядные бицепсы. Когда злоумышленник приблизился, чтобы ударить снова, он внезапно схватил его обеими руками без всяких приемов, что называется без затей, как сделал бы это здоровенный детина, каким он себя и показал. Они закружились будто в танце, потом яростная потасовка возобновилась, ее глухие звуки доводили меня до дурноты.
Человек, отброшенный к стенке, схватил стоящий там стул и метнул его. Жорж-Антуан увернулся и ринулся на него как разъяренный бык. Он схватил мужчину за плащ и буквально припечатал его к стенке. Раз, другой… голова мужчины болталась под ударами. Шляпа покатилась по полу, открыв, белую шевелюру — блондина или седовласого? Темнота мешала это понять.
Все кончилось в секунду. Раздался сдавленный вскрик. Жорж-Антуан отпрянул, прижав руки к низу живота, куда нападавший двинул его коленом. Дверь зала ожидания хлопнула. В коридоре гулко отзывались шаги убегающего человека. О преследовании в такой ситуации не могло быть и речи.
Я в смущении приблизилась к Жоржу-Антуану. Он сопел прямо-таки по-детски.
— Это ничего, ничего, — бормотал он с какой-то стыдливой поспешностью. — Это сейчас пройдет…
Я зажгла свет. Он выпрямился, мы улыбнулись друг другу.
— Вы-то как? — спросил он мягко.
— Что я… Вам становится лучше?
— Уже проходит… Вы меня назвали Жорж-Антуан…
Я просто задохнулась. На что он обратил внимание во всем этом деле! А как же иначе? Не кричать же было в тот миг: «Осторожней, мсье Дюбурдибель»?
Дальше, верь мне, не было ничего интересного. Вел он себя безупречно, именно так, змейка. Он едва согласился, чтобы я рассказала, почему понадобилась его помощь. Зачем мне это, заметил он, вы позвали меня в трудную минуту, мое вмешательство не дает мне никакого права на ваши тайны. Иной сукин сын, считающий между тем себя джентльменом, мог бы научиться кое-чему у моего спасителя.
