Повторите эту процедуру для каждой книги. Затем суммируйте цифры в обеих колонках. Если ваша общая прибыль превышает общую прибыль авторов… эй, бросьте, кого вы хотите одурачить?!
Если прибыль авторов больше вашей, скажем, в пять миллиардов раз, то какой урок мы можем из этого извлечь? (Подсказка: подумайте: «ну и лопух!»)
Без паники! Надежда еще есть. У нас в запасе еще один закон — и самое лучшее мы приберегли напоследок!
Молитва истинного поборника самосовершенствования
Господь, указавший народу Своему путь через долину смертной тени,
укажи мне путь через отдел улучшения личности в книжном магазине.
Помоги мне понять, которой из личностей становится лучше от каждой из этих книг на самом деле,
дабы все, что зарабатываю я в поте лица своего, оставалось в моем собственном кармане,
и пусть я неизменно буду давать решительный отпор тем, кто попытается заставить меня быть предприимчивым.
Помоги мне также постичь ту глубокую мудрость, которая ждет меня в конце следующей, заключительной главы.
Глава седьмая с половиной
Письмо от Аббата…
Новая миссия Каны…
Последний и самый главный закон
В то воскресенье почти вся программа «Шестьдесят минут» была посвящена событиям в Кане. Поскольку Аббата уже объявили в международный розыск, он и оказался в центре внимания. Они сделали видеомонтаж его монашеской карьеры — от свадебного рекламного ролика и спуска по искусственному каналу с призраком Себастьяном до наручников. Меня даже передернуло, когда они показали, как он сообщает Хью О’Тулу о «секретном компоненте, который мы называем любовью», и тут же дали кадр с агентом БАТО, держащим в руке пластмассовое ведро «Канской красной» краски — уже с биркой «ВЕЩЕСТВЕННОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО». Дотошные, как всегда, репортеры «Шестидесяти минут» взяли интервью у сеньора Баэсы в его винограднике в долине Майпо, а так же разыскали некоторых крайне недовольных покупателей, в том числе одну женщину, которая сломала бедро после того, как по пьяни выбросила свои инвалидные ходунки.
— БАТО закрыло канскую винодельню, — сообщил Уоллес.
На экране, за спиной Уоллеса, появилась фотография Аббата с надписью «РАЗЫСКИВАЕТСЯ ПОЛИЦИЕЙ». Когда Уоллес заканчивал свой репортаж, мне показалось, что на лице у него мелькнула улыбка:
— Что же до местопребывания этого странного монаха, то пока оно, похоже, одному Богу известно.
БАТО в конце концов установило, что Аббат прокрался в туристский автобус, нанятый монреальским отделением Общества святого Блеза. В одном донесении сообщалось, что он сел в поезд, отправлявшийся в Торонто.
Спустя месяц видели, как человек, похожий на него, задавал вопросы бармену в гостинице «Принсесс» на острове Большой Кайман — где неделей раньше останавливался человек, похожий на монсеньера Маравилью. После этого след был потерян.
Сюжет, показанный в программе «Шестьдесят минут», расшевелил отца Ганса. Мы заключили сделку с Ватиканом: если они выплатят все долги за невыполненные заказы, мы никому не расскажем об их нечистом на руку монсеньере. После уплаты долгов отпали все претензии к нам со стороны БАТО. Я заставил отца Ганса пообещать в письменной форме, что мы, монахи, останемся в Кане и не будем отправлены «совершать дела, угодные Господу, ни в один район, не выбранный по обоюдному согласию, в частности — ни в Кисангани, ни в любую другую общину на реке Конго».
Наши долги были погашены, но мы вновь оказались в привычном положении — без денег в банке и без определенных средств к существованию. Следовало ли нам снова заняться торговлей вином? Марка нашей продукции получила официальное признание — факт, безусловно, отрадный. И в то же время неприятный. Как новый настоятель Каны, я должен был думать о будущем монастыря, если он таковое имел.
Как-то раз, когда я сидел за своим рабочим столом, изучая каталог винодельческого оборудования, вбежал брат Джером с каким-то письмом.
— Почерк! — взволнованно воскликнул он.
Этот почерк я узнал сразу. Судя по штемпелю, письмо было отправлено из Каракаса. Я вскрыл конверт и прочел:
«Дорогой брат!
Надеюсь, это письмо попало к вам, а не к какой-нибудь назойливой правительственной ищейке. В последнем случае не стоит терять время на отправку вертолетов в Венесуэлу. Меня там уже не будет.
Сожалею, что вынужден был уехать в такой спешке. Я просто воспрянул духом, когда мне попалась на глаза статья в «Геральд трибюн», где сказано, что вы с БАТО пришли к полюбовному соглашению. От некоторых сицилийских друзей я узнал, что вы заставили отца Ганса выложить часть украденных у нас денег. Кроме того, они сообщили мне, что уже получили остаток причитавшейся им суммы. Тем не менее, карман у этого священника-растратчика, любителя чужого «Фижака» и футбольного тотализатора, по-прежнему набит битком, и я намерен заполучить эти деньги назад, пока он все не промотал. Когда я до него доберусь, настанет мой черед прочесть ему последние слова святого Тада. Я ручаюсь, что после того, как мы с монсеньером М. распрощаемся навсегда, все станут говорить: «Воистину этот человек познал боль».
Я постоянно думаю обо всех вас. Вы не планируете возобновить производство вина? Конечно, я не вправе давать советы, и все же рискну. Прекращайте торговлю вином. Забудьте и обо всем остальном, что обычно продают монахи — о сыре, варенье, пирожных и так далее. Пусть монастырь станет постиндустриальным. Вспомните о важнейшей миссии религии — о розничной торговле духовной мотивацией. Суть религии не в работе над собой, а в надежде на собственные силы. Вспомните о важнейшей миссии монашества — о сохранении и распространении вековой мудрости. Урежьте свои накладные расходы — выбросьте эти ржавые чаны, — и дайте людям то, чего они хотят на самом деле (помимо хорошего вина по сходной цене). Короче говоря, торгуйте утешением, а не совиньоном.
Ну, мне пора. Иду на футбол — матч может оказаться очень интересным.
Да благословит вас всех Бог, и не забывайте приберегать самое лучшее напоследок.
Ваш (бывший) Аббат».
Я привез письмо Филомене, уже ставшей послушницей в женском монастыре неподалеку. Мы встретились в гостевой комнате.
— Похоже, Аббат полон решимости изловить монсеньера Миловидного, — сказал я. — Мне бы очень хотелось оказаться рядом, когда это случится.
— Мне тоже.
— Я могу понять человека, который то и дело проигрывается вчистую. Это болезнь. Возможно, он заразился ею от отца. Но я никак не пойму, почему он забрал все наши деньги.
— Думаю, он пытался найти оправдание в том, что деньги ничего не значат, — сказала она, — но это не так. Он вырос в богатой семье, потом его отец всего лишился. Потому он и поступил на службу в Ватикан — это было почти то же самое, что вновь разбогатеть. Но он ненавидел Блютшпиллера. Просто изнывал от желания удрать от него подальше. Думаете, почему он провел так много времени у нас? В тот день, когда вы сообщили ему о приезде Блютшпиллера, он почувствовал страшную опустошенность.
— А как по-вашему, которым из способов святого Тада Аббат намерен умерщвлять его плоть?
— Вероятно, для начала он собирается отпилить ему голову, — сказала Филомена.
— Я желаю Аббату удачи. Но мне не совсем понятны остальные мысли, содержащиеся в письме. Что значит «торгуйте утешением, а не совиньоном»? Звучит так, словно он вычитал это у Дипака. Почему нельзя попросту делать приличное вино?
— Забудьте о вине, Зап, — сказала она и взглянула на письмо. — Мне нравятся эти слова о «постиндустриальном монастыре». Строки о «важнейшей миссии». По-моему, он нашел верный способ сокращения накладных расходов. Когда-то Церковь торговала индульгенциями, в обмен на наличные предоставляя людям отсрочку от Чистилища. Вот вам и минимальные накладные расходы.
— Ну что ж, если я решу начать торговлю индульгенциями, то непременно найму вас с Брентом делать информационно-рекламную передачу. «Постой, Себастьян! Не хочешь ли ты сказать, что следующие пятьдесят позвонивших получат тысячедневную отсрочку заключения в Чистилище, причем по невероятно низкой цене — всего за девятнадцать долларов девяносто пять центов? А в придачу, совершенно бесплатно — этот замечательный большой пляжный зонт?» Индульгенция — не лучшая страница истории Католической Церкви. В то время существовала так называемая Реформация. Хочется верить, что деньги для Церкви не самое главное. В конце концов, монахи дают обет нищеты.
