— Они что, линию остановили? — спросил брат Боб. Однако по-прежнему было слышно, как в соседнем помещении дребезжат движущиеся на конвейере бутылки.

— Читайте дальше! — сказал брат Бенедикт.

Не совсем понимая, что происходит, я продолжал:

«И говорит им: теперь почерпните и несите к распорядителю пира. И понесли.

Когда же распорядитель отведал воды, сделавшейся вином, — а он не знал, откуда это вино, знали только служители, почерпавшие воду, — тогда распорядитель зовет жениха и говорит ему: всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее, а ты хорошее вино сберег доселе».

— Поднимается! — вскричал брат Боб. — Поднимается!

Мы смотрели в изумлении: уровень повышался. Столбик миновал отметку одной четверти объема, потом отметку половины — и продолжал подниматься. Никто не проронил ни слова. Один за другим монахи перекрестились и опустились на колени, сложив руки в молитве и не сводя глаз с этого поразительного зрелища. По щекам брата Олбана ручьями текли слезы. Он непрерывно шептал одно и то же слово: «Чудо… чудо…» Казалось, изменяется даже цвет вина. Наконец-то канское вино приобрело насыщенный, густой цвет, сделалось темно-красным.

Пока они молились, я помчался к Аббату, чтобы обо всем ему рассказать. Люди из «Шестидесяти минут» и агенты БАТО по-прежнему наблюдали за бутылками, сходившими с конвейера. Прикидываться учтивым было уже ни к чему.

— Ну что, ребята, веселитесь? Можете оставаться здесь, пока не надоест. Там, откуда берется это вино, его еще много. Если вам что-нибудь понадобится, брат Майк к вашим услугам.

Я уже направлялся к выходу из винодельни, как вдруг до меня дошло, что брат Майк, который должен был присматривать за ними, исчез.

— А где брат Майк? — спросил я.

— Умчался куда-то минуту назад, — сказала продюсер «Шестидесяти минут».

Свернув за угол винодельни, я увидел брата Майка на стальной лестнице, ведущей в верхнюю чановую. Он стоял там с ломиком в руке и, судя по всему, пытался взломать дверь.

Я бегом поднялся по лестнице.

— Какая-нибудь проблема, брат?

Брат Майк, как всегда, ответил односложно:

— Ага. Еще какая!

Навалившись на ломик, он чуть приоткрыл запертую дверь. После чего подобрал подол рясы и достал из ножной кобуры черный пистолет.

— Федеральный агент! — крикнул он, уставившись на дверь, и сильно ударил по ней ногой.

Дверь распахнулась. Внутри, на приставной лестнице, стоял над чаном Аббат. В одной руке — пластмассовое ведро с «Каска-адом», наполненное «Канской красной» краской. В другой — толстый шланг, при помощи которого он наполнял чан… водой.

Я в ужасе уставился на него.

— Ессе homo[42], — сказал я. — Первым чудом Господа нашего на земле было превращение воды в вино. Ваше чудо — превращение вина в воду.

Тем временем «брат» Майк продемонстрировал нам начищенный до блеска жетон, на котором значилось:

БЮРО АЛКОГОЛЯ, ТАБАКА И ОГНЕСТРЕЛЬНОГО ОРУЖИЯ.

— Специальный агент Сподак, — объявил он. — Вы арестованы за мошенничество.

Он убрал свой пистолет и знаком велел Аббату вытянуть руки, на которые тут же надел наручники.

— Простите, святой отец.

Защелкнув наручники на моих руках, он не извинился. Он достал переносную рацию и сказал в микрофон:

— Дядя Один, вперед!

Мы спустились по лестнице, и он привел нас обратно в разливочную, где передал своим коллегам из БАТО. Оператор «Шестидесяти минут» принялся протискиваться вперед, чтобы снять редкие кадры с монахами в наручниках.

Когда нас выводили из винодельни, к нам подбежал брат Джером.

— Еще одно чудо! — воскликнул он. — Виноград ходит!

Мы посмотрели в сторону виноградника. И в самом деле, виноградная лоза там и сям явно двигалась под гору, по направлению к нам. Потом вдалеке послышался рокот приближающихся вертолетов. Мгновение спустя перед нами остановились несколько фургонов. Задние двери распахнулись, и оттуда выскочили отряды спецназовцев с оружием на изготовку. Бойцы тут же заняли свои позиции. Вертолеты были уже над нами. Они поднимали пыль и задирали нам рясы выше пояса, словно подол платья Мэрилин Монро над решеткой подземки. Группа «Шестидесяти минут» была вне себя от счастья.

— Неужели все это так уж необходимо?! — крикнул Аббат агентам БАТО, морщась от шума вертолетов и стыдливо придерживая подол своей рясы руками в наручниках. — Господи боже! Вы что, ожидали встретить вооруженное сопротивление?

Старший агент БАТО жестом велел «брату» Майку снять с нас наручники. Потом дал знак удалиться вертолетам, которые начали кружить над горой Кана, разогнав паломников.

— Религиозный культ в сильно укрепленном районе, — объяснил он Аббату. — Стандартная процедура со времен событий в Уэйко.

— Все по уставу, — сказал специальный агент Майк. — Да не отговори я их, они бы еще и танки с бэтээрами сюда направили.

— Да благословит вас Бог, сын мой, — процедил сквозь стиснутые зубы Аббат.

— Ну ладно, пора начинать облаву, — сказал старший агент БАТО.

Специальный агент Майк предложил устроить «временный загон» в Административно-отшельническом центре. Под охраной вооруженных центурионов мы пошли своим Via Dolorosa[43]. Агенты БАТО рявкали в мегафоны на паломников:

— Очистить гору! Это место преступления! Немедленно возвращайтесь в автобусы!

Испуганные, растерянные паломники, сжимая в руках свои сувенирные мерные кувшины, в изумлении смотрели на нашу странную процессию. Все это унижение наилучшим образом умерщвляло плоть. Святой Тад был бы в восторге.

Нас привели в Административно-отшельнический центр. Появились и другие арестованные монахи. Тех из них, кто работал в виноградниках, сопровождали агенты в камуфляже из лозы. Когда собрали всех, старший агент вышел вперед и начал:

— Вы имеете право хранить молчание…

— Знаем, — сказал Аббат. — Мы же монахи.

Агент зачитал нам наши права до конца. Потом сказал специальному агенту Майку:

— Сосчитайте всех, пора их отсюда увозить.

— Простите! — вмешался Аббат. — Можно кое-что сказать?

Старший агент кивнул.

— Всех арестовывать незачем. Во всем виноват я один. Я беру на себя полную ответственность за все совершенные здесь преступления.

Некоторые из агентов БАТО достали блокноты и принялись торопливо записывать.

— Осторожно, святой отец, — прошептал я. Но он продолжал, не обращая на меня внимания:

— Я — пастырь, а это моя паства. Я сбил их с пути истинного. Все, что они сделали, было сделано по моему приказу. Я был введен в заблуждение сочинениями лжепророков и польстился на легкую прибыль. А когда опомнился, было уже поздно. Мы сами остались в дураках и потеряли наши деньги. Уверяю вас, мы собирались выполнить все заказы, отправив покупателям настоящее вино. Нам нужно было лишь еще немного времени. Пурпурная краска была использована только ради вас. Эти бутылки мы бы отправлять не стали. Но я знаю, что нарушены законы кесаревы, и кто-то должен за это поплатиться. Я — тот, кто вам нужен. Это добродетельные монахи. Если они и совершили преступление, то всего-навсего одно: поверили в меня.

Агенты БАТО принялись совещаться. Они жестами подозвали к себе специального агента Майка. Я смотрел, как он кивает. Старший агент повернулся к Аббату:

— Вы готовы подписать соответствующее заявление?

— Да, — сказал Аббат.

Специальный агент Майк помог одному из агентов напечатать заявление на Аббатовом персональном компьютере. Аббат прочитал его и подписал, добавив от руки: «Меа culpa». Потом спросил у старшего агента:

— Можно мне на прощанье побыть несколько минут наедине с моими монахами? Нам бы хотелось прочитать молитву, которую наш основатель сотворил перед тем, как смиренно принять смерть от рук светских властей.

— Хорошо, — сказал старший агент.

Люди из БАТО оставили нас одних. Аббат направился в свою спальню.

— Зап, на два слова.

Я вошел следом за ним. Он начал переодеваться в мирскую одежду — брюки цвета хаки и куртку.