Если будешь думать много

Об обрядах похорон,

Грусть замедлит у порога,

Будешь в мыслях ты смущен.

Час последнего ухода,

Прочь из дома своего, –

Затемненье небосвода,

Ночь, в которой все мертво.

Ты не к Солнцу путь направишь,

Ты не к Небу бросишь взор,

Тело хладное оставишь

В переходах темных гор.

Тот, кто строил из гранита

Безглагольный свой чертог,

Чья работа знаменита,

Кто быть богом в смерти мог, –

Кто картиной изречений

Свой украсил саркофаг,

Он лишь тень, где только тени,

Тьма – его всесильный враг.

Там – лишь тени смутным роем,

Кто был светел – спит во мгле,

Как отброшенный прибоем,

Одинокий на земле.

Кто в земной исчерпан силе,

Морем брошен на песок,

С мертвым рыбы говорили,

Мертвый берег – крайний срок.

И горька морская влага,

Глух и пуст приморский край.

Слушай, слушание – благо.

День веселый совершай.

Запад – сумрак. Край Заката – край свершенностей и сна.

Те, кто там, безгласно дремлют, их сковала пелена.

Чтоб любимого увидеть, не пробудятся они,

Тех обнять, с кем проводили здесь свои земные дни.

Муж не чувствует супругу, и не видит сын отца,

Те, что мертвы, льнут друг к другу, не прижав к лицу лица.

На земле вода живая, каждый рот ей освежен.

Ил и тина – здесь со мною, ил и тина, мрак и сон.

С той поры, как снизошла я, бросив милых, в мертвый край,

Где я, что я, – я не знаю, слышу вечное «Прощай».

Если б лик мой был на Север, к свежей влаге обращен,

Я пила б не отрываясь, слыша влаги светлый звон.

Я подставила бы кружку под блестящую струю,

Обращенная на Север, освежила б грудь мою.

Здесь – Всесмерть. «Иди» – ей имя. Чуть покличет: «Приходи», –

Позади земля осталась. Ты идешь. Иди. Иди.

А придешь, Всесмерть не смотрит, – человек ты или бог,

Мал великий перед нею, и нисходит гром во вздох.

Каждый ужаса исполнен, в страхе все сошлись гурьбой,

Но Всесмерть на них не смотрит, и глядит перед собой.

Если ж кто ее восхвалит, сохраняет тот же лик,

И не видит, и не слышит, ты возник, и ты поник.

Я древо красного граната,

Среди деревьев я богато,

Мой красный плод – любимый рот,

В нем зерна белые как зубы,

В нем нежен каждый поворот,

Ее румяные в нем губы,

Овал красивого плода –

Как грудь ее, что молода.

Моя листва густа над нею,

Я древо лучшее в саду,

Я неизменно зеленею

Двенадцать месяцев в году.

Кругом деревья облетают,

А я зеленое стою.

К гранату двое припадают,

Чтобы укрыть любовь свою.

Во мне сокрыта их отрада,

Их жар любовного огня.

Я древо первого разряда, –

Зачем же умалять меня?

Коль так еще вторично скажут,

На эту не иди межу,

Их обниманья обнажу,

Увидят все, и их накажут.

Уж не придут они тогда

Шептать свои и «Нет» и «Да»,

В моей тени, где спит прохлада.

Уж не уснут в моих кустах,

Упившись соком винограда,

В веселых миртовых венках.

Я древо первого разряда…

Цени же, меж других, трикрат

Пурпурно-розовый гранат.

Смоковница, шурша листвою,

Открыла тонкие уста,

И говорит: «Пред госпожою

Я здесь покорною слугою, –

И в ней красива высота».

Смоковница шуршит ветвями:

«Она стройна, как я стройна.

Раз нет рабов, – я ей дана.

Из Палестины я с дарами

Была сюда принесена.

И здесь посажена я ею,

Среди дерев в ее саду.

Но я без влаги захирею,

Пускай польет меня, я жду.

А я на свежесть аромата

Ее возлюбленного брата

До груди милой приведу».

Я здесь росту, я сикомора,

Посажена ее рукой.

Чуть зашепчу, – и словно рой

Пчелиный слился в пеньи хора,

Я говорю моей листвой.

Ветвиста я, и чару лика

Древесного, что здесь цветет,

Обильный умножает плод,

Тот плод краснее сердолика,

Листы же словно малахит,

Стекло сквозистое шуршит.

Мой ствол – как камень самоцветный,

Как желтокрасочный нешмэт.

И я, на дар – мой дар ответный,

Густую тень кладу на свет.

Руке девчоночки я малой

Даю на ветке письмецо: –

«Приди на праздник, цветик алый,

И мне яви свое лицо».

И праздник весел. Смех в разгаре.

Горят душистости плодов.

Вино сверкает в полной чаре.

Красивы лица меж цветов.

Весь мир кругом так свеж и зелен,

Под песню пляска хороша.

И как из убранных молелен

Смолистый дух плывет, дыша.

Приди сегодня, завтра тоже,

И после завтра загляни.

Как все нарядно и пригоже

В моей зазывчивой тени.

Упились гости. Нет их боле.

И чара выпита до дна.

В тени зеленой ты на воле,

Ты с братом здесь, и ты одна.

Она разделась подо мною.

Сестра, я за тобой слежу,

Я молчалива, все я скрою,

И ничего не расскажу.