— Что вы так убиваетесь, госпожа Жанна, — пробурчала Жаккетта. — Вы же все равно там самая красивая, как обычно, будете.
— Может быть, — не стала спорить с очевидной истиной Жанна. — Но подготовиться заранее как можно лучше — никогда не помешает!
— Мы уже в замке все сделаем, — убеждала ее Жаккетта. — На месте. И платья из сундука достанем, и плащ праздничный. Еще неизвестно, сколько мы в грязи проплюхаемся по здешним-то дорогам.
— Да как ты не понимаешь! — возмутилась Жанна. — Если я не буду ослепительна, нас и в замок-то не пустят, у меня же нет с собой ни грамот, ни пригласительного письма! Только если сразу будет ясно, что без меня герцогине, ой, королеве Анне никак — только тогда ворота откроются.
— Вы будете ослепительной, — пообещала Жаккетта.
Когда встали все остальные, Жанна уже была и причесана, и полностью готова тронуться в путь хоть сию секунду.
Особенно эти превращения поразили Жерара.
— Ты какая-то другая сразу, — заметил он. — Это теперь навсегда?
— Я не знаю, — честно сказала Жанна.
Она села, сжала ладонями виски, задумалась.
Начинается придворный водоворот, который быстро засасывает с головой…
— Нет, не навсегда, — твердо пообещала Жанна. — Но я готовлюсь к тому, что придется объяснять при въезде в Ланже, кто я и почему без приглашения.
— А как мы объясним, кто я? — грустно спросил Жерар.
— А мы удержимся от объяснений до подходящей оказии, — успокоила его Жанна. — Она обязательно будет.
Жерар улыбнулся, только улыбка все равно получилась печальной. У Жанны сердце сжалось.
— Мы справимся, — сказала она, целуя его. — Мы справимся.
* * *
Ехать бы без промедления, подальше от болот Шатолу, но пришел Ришар с печальной вестью, что что-то разладилось в экипаже и нужно обождать. Взяв для помощи Масрура, как самого неразговорчивого и, соответственно, не дающего полезных советов, Ришар удалился чинить поломку.
Рыжий пират увидел Жанну при параде и обрадовался:
— О-о! Вот сразу понятно, что такое придворная дама, — а меня представляйте, пожалуйста, как вашего дальнего бедного родственника, надеющегося сыскать благосклонность сильных мира сего.
— Каким это образом, интересно знать? — проворчала Жанна.
— О, примерно таким же, я думаю, как сыскал Жак Кер из Буржа, закадычный друг деда нашего короля.
— Это кто? — не удержалась Жаккетта.
— Ты не знаешь? — возмутился рыжий. — Жак Кер — три сердца и три раковины на щите — финансовый воротила и поклонник прекрасной Аньес Сорель.
— Ваши претензии мне понятны, — заявила холодно Жанна, войдя в образ придворной дамы, принимающей бедного просителя. — Но я бы с осторожностью пыталась занять место Жака Кера при короле — учитывая, как плохо он закончил.
— Он закончил ровно так же, как всякий человек с деньгами, слишком близко подошедший к правителю, — ехидно заметил рыжий пират. — А потом, вспомните его побег…
— Какой побег? — заныла Жаккетта. — Так нечестно!
Ее неожиданно поддержал Жерар, признавшись:
— Я тоже ничего не пойму! Кто этот человек, когда он жил? Почему плохо закончил?
— Отвечая на последний вопрос, могу сразу сказать, что Жак Кер завершил свою деятельность значительно успешнее, чем его коллеги при других королях, хоть братья Францези, хоть Ангерран де Мариньи.
— А это еще кто? — насторожилась Жаккетта, сообразив, что незнакомые фамилии успешно размножаются. — Они кончили еще хуже?
— Братья Францези, малышка, были люди отчаянные и проворачивали для Филиппа Красивого такие дела, на которые не всякий разбойник с большой дороги осмелится, — пояснил рыжий пират. — Они умудрялись выбивать налоги с ломбардских ростовщиков — а это, я скажу, без малого подвиг. И, не моргнув глазом, похитили для короля папу.
— Какого папу? — взмолилась Жаккетта. — Королевского?
— Римского! Бонифация Восьмого.
— Это неправда, — твердо сказала Жаккетта. — Не мог наш христианский король похитить Его Святейшество, вот. Он же тебе не сарацин какой-то!
— Наш христианский король считал, что это не настоящий папа, — утешил ее рыжий пират. — И чтобы сделать патрону приятное, флорентийские братья провернули это маленькое дельце. Только не удержались — и казну папы слегка почистили в свою пользу. Что и привело их на плаху, с конфискацией имущества в пользу, как ты понимаешь, короны.
— Раз они на святого отца руку подняли, туда им и дорога, — сказала благочестивая Жаккетта. — А этот, Мариньи, чего?
— А он, как ни странно, был при короле в это же время, что и братья Францези. Его даже называли регентом королевства, столько важных функций было сосредоточено в его руках. Но и он пережил братьев года на два или три, уже и не помню точно. Двенадцать лет ходил как по ниточке и оступился. Опала, казнь, конфискация. А Жак Кер, с которого мы начали, умер не на плахе, как его предшественники-финансисты. Его смерти может позавидовать любой воин. А ведь начал он с чеканки фальшивых монет на буржском монетном дворе, где и попался.
— То есть финансами короля управлял фальшивомонетчик? — поразился Жерар.
— Наверное, он раскаялся, — предположил рыжий пират. — Раз пойман с поличным.
— Но как он смог попасть в милость к королю? — не мог поверить Жерар. — Как?
— Начнем с того, что попал он в милость не к королю, а к дофину, объявленному на тот момент незаконнорожденным. В таких условиях, я думаю, выбирать не приходится, — жизнерадостно объяснил рыжий пират. — Каждый смышленый человек на счету. Тем более такой, который уже умеет пополнить казну новыми монетами, если надо. А тогда, видимо, было надо… Он стал полезным дофину Карлу, а тот, в свою очередь, доверил Керу не только свой гардероб, но и значительно более важные дела. А Кер, как истинный купец, тут же радушно открыл кредит нужным людям.
— И под папу стал подкапываться, как флорентийские братья? — уточнила сообразительная Жаккетта.
— Нет, Жак Кер папе помогал. И хорошо помогал — тот даже официально разрешил ему торговать на Востоке. И если задуматься, именно хорошие отношения со святым престолом и позволили Жаку Керу сложить голову не на плахе, а во время боевой операции на острове Хиос. Что — чистое счастье, учитывая предъявленные ему обвинения в заточении и отравлении королевской любовницы, занятии черной магией, продаже оружия мусульманам, чеканке фальшивой монеты, взяточничестве и спекуляции. Согласитесь, и за меньший список люди шею под топор подставляли.
Жанна в общих чертах, конечно же, знала эту историю. И больше всего ее интересовали не взяточничество и спекуляции, а все, что связано с прекрасной Аньес.
— Вы думаете, это правда — об отравлении?
— Не знаю, — пожал плечами рыжий пират. — Дело темное. Аньес ведь была его любимой клиенткой, для нее король через Кера скупал меха куниц и соболей, а это выгодное дело. Да и сама Аньес Сорель, включая перед смертью Жака Кера в число душеприказчиков, явно не считала его своим врагом. А ведь она успела сделать очень подробные распоряжения о своем имуществе и вкладах в различные аббатства. Скорее всего, эта история была зацепкой, позволяющей привлечь внимание к доносу. Поскольку это прекрасный повод для ареста.
— А кто написал донос? — заинтересовалась Жаккетта.
— Благодарные кредитуемые, конечно, — безмятежно отозвался рыжий пират. — По слухам, одна придворная графиня.
Жанна промолчала.
— А поскольку при королевском дворе должны ему были все — обвинение было встречено с чувством нескрываемого облегчения. Но поскольку, опять же, все ему были должны — суд проходил при закрытых дверях. Однако Жак оказался крепким орешком: соратники Карла Седьмого были все как на подбор незаурядными людьми. Даже сам папа направил прошение королю о помиловании казначея.
— Я про черную магию понять не могу, — признался Жерар. — Откуда это-то обвинение взялось? Он что, ворожил по ночам?
— О, с черной магией получилось еще лучше, чем с доносом графини об отравлении, — оживился рыжий пират. Видимо, эта история ему особенно понравилась. — Случилось так, что некий доктор изящной словесности и всяческих искусств попал на лионские рудники. Человек он был утонченный и культурный. Поэтому, увидев впервые в жизни, в каких условиях добывают руду, он пришел в ужас и заявил, что такой адский труд невозможен без применения черной магии. А лионские рудники тоже входили в сферу деятельности королевского казначея. И доктор изящной словесности объявил его колдуном и черным магом. В паре с придворной графиней они стали главными свидетелями обвинения.
