Однажды я сидел перед телевизором и смотрел что-то со Шварценеггером. Я люблю его «Терминатора». Когда он говорил «I`ll be back», я понимаю, что он имел в виду. Что уйдет из кино и станет губернатором Калифорнии. Я уважаю такой ход мыслей.

В этот момент на пороге комнаты появилась жена и порекомендовала мне включить другой канал. Я включил. На экране мадам Роулинг в каком-то книжном магазине, на фоне стопки книг, отчитывалась за своего «Гарри Поттера» и раздавала автографы. Толстые тома и большая цена впечатляли.

– Ну и что? – спросил я жену.

– А то, – сказала жена, – что если ты, наконец, выключишь своего Шварценеггера и напишешь какую-нибудь популярную книгу, то у нас появятся деньги.

– А что, у нас нет денег? – удивленно спросил я. – Я ведь давал тебе вчера 70 долларов на хозяйство.

Ответом мне были холодная улыбка и небольшая лекция на тему «что такое деньги».

Всю лекцию пересказывать нет смысла, но основные тезисы примечательны. Коснувшись значения моей персоны в современной медиакультуре, каковая, по мнению жены, измеряется уже отрицательными величинами, она, напомнив, что за ней в молодости ухаживали весьма достойные люди, теперь, наконец, окончательно поняла, что именно я погубил ее жизнь.

– Я так понимаю, что мне и далее придется гнить в этой глуши, – трагично сказала жена. Ключи от спортивного «мерседеса» нервно дрожали в ее руке, а ее чудесная фигура, которая меня всегда волновала, неплохо смотрелась на фоне голубой воды домашнего бассейна с подогревом.

– О чем же мне писать? – Я развел руками.

– Посмотри на Роулинг! – горячо сказала жена. – Она придумала Гарри Поттера. Теперь у нее миллионы. Неужели ты не можешь придумать что-то свое?

– Например? – поинтересовался я.

– Сюжеты валяются на дороге – ты ленишься их поднять. Например, сейчас модно что-то детское. Напиши про девочку, которая съела яблоко и заснула, а потом ее поцеловал принц, и она проснулась.

– И хорошо, чтобы ее звали Белоснежка?

– Ах, да, – смутилась жена. – Ну, тогда напиши про другую девочку, которая встретила белого кролика.

– И пусть ее зовут Алиса? – мрачно спросил я.

– Хорошо, – согласилась жена, – не будем тратить время на выдумки. Просто напиши продолжение Гарри Поттера.

– Что?! – Мои глаза полезли на лоб. – Роулинг ведь уже все написала…

– Вот что делают с тобой эти боевики, – снисходительно улыбнулась жена. – Там сначала стреляют, а потом думают. Но тебе придется один раз в жизни сделать наоборот.

Она повертела ключами от «мерседеса».

– Роулинг намекнула, что Дамблдор гей. А ты напиши книгу, где доказывается, что Дамблдор не гей. Возьми интервью у него, у его бывшей жены, у школьных товарищей. И потом, он, наверное, был в бейсбольной команде…

– Какая команда?! Она же его придумала…

– А ты придумай бейсбольную команду! И пусть вся команда докажет, что Дамблдора оклеветали. Наивная Роулинг, – хмыкнула жена, – она не понимает, что написать «Поттера» – это полдела. Нужно еще пережить все судебные иски!..

– Я не буду писать про Дамблдора, – отрезал я.

– Напиши про Пэрис Хилтон. Или про Мадонну. Представляешь, твое обширное интервью с Пэрис. Ее умные мысли о разном. Например, что нужно спасать китов.

– Я не буду писать про все это, – злобно сказал я. – Я знаменитый журналист. Я пишу на серьезные темы.

– Ну вот, – радостно сказала жена. – Я, правда, давно тебя не слушала в эфире и не читала. Но если ты напишешь что-то про Ларри Кинга, то это будет серьезно, не так ли? Ты ведь его уважаешь. Кстати, он закончил работать на CNN – ты не хочешь им позвонить, чтобы тебя взяли вместо него?

– Но они ведь меня не знают!

– Правильно, поэтому нужно пригрозить им, что напишешь о них всю правду. Скажи, что про них есть компромат в «Викиликсе». Скажи, что Ассанж твой друг и он дал тебе документы про то, что Ларри выгнали из СNN из-за его любовниц.

– Но это ведь неправда! – возмутился я. – У него нет никаких любовниц.

– Должны быть! – холодно отрезала жена. – Это журналистика! Сначала придумай ему пару любовниц, а потом себя же разоблачи и напиши, что это неправда. Про любовниц громко скажи в эфире, а про ошибку – тихо в «Твиттере». Не понимаю, – жена пожала плечами, – что тут сложного? Все так делают…

Поцеловав меня, жена упорхнула, по всей видимости, гнить с подружками в местном, но весьма дорогом ресторане, а я вернулся к фильму.

Однако оказалось, что лекция жены – это была только первая часть дьявольского плана отторгнуть меня от Шварценеггера.

Днем в комнату вошла дочь. Лицо милого дитя было залито слезами.

Оказалось, что ее парень сомневается – брать ли ее с собой на вечеринку.

Я с трудом сдержал радость. При виде ее парня мне всегда хотелось взяться за ружье. Метко выстрелить мешали только многочисленные отблески от его колец, которыми была щедро увешена вся его тщедушная плоть, и татуировка замысловатого орла, темные тона которого сливались с темнотой его немытой шеи.

Я спросил, чем, как отец, я могу помочь, чтобы унять кроткие девичьи слезы. Ответ удивил меня. Оказалось, что дитя просит меня написать какую-нибудь книгу. За гонорар она купит свой мотоцикл и больше не будет зависеть от мотоцикла этого немытого монстра.

Я сказал, чтобы дочь вышла прочь, на что она заявила, что именно я толкаю ее в объятья этого лузера и вся ответственность за последствия сегодняшней вечеринки лежат на мне.

Грохнула дверь, взревел мотоцикл, и облако вонючего дыма напомнило мне, что ружье нужно положить где-то неподалеку, чтобы к утру разобраться с последствиями.

Вечером террор продолжался. Маленький сынок, поставленный женой на стульчик, декламировал что-то типа: «Милый папа – не зевай, сыну денежку давай!..»

Вечером того же дня позвонили несколько бывших друзей.

Часть из них я мечтал закопать еще в молодости.

Один из них с 95-го года должен был мне двести долларов. Свое долгое молчание он объяснил, что не знал, как извиниться передо мной, но теперь знает. Я просто должен написать любую книгу, из гонорара дать ему еще триста, и он сразу, где-то через месяц, отдаст мне все пятьсот.

Далее позвонила моя боевая подружка студенческих лет. Намекнув, что двадцать лет, когда мы не виделись, – это чистая случайность, она напомнила, что всегда ценила мое умение писать. Я поинтересовался, а что она мое читала, ведь ее визиты ко мне носили далеко не литературный характер.

Подружка ответила, что в перерывах от основного нашего занятия она листала мои конспекты и, между прочим, даже пыталась запомнить, что там написано, но я, проказник, слишком быстро отрывал ее от этого интереснейшего чтива.

Но апофеозом заговора против меня, телевизора и Арни стал звонок одного издателя.

Нужно сказать, что с этим человеком у меня были особые счеты.

Однажды в детстве, начитавшись Бредбери, Саймака, Шекли и Гаррисона, я решил написать что-то в подобном фантастическом духе.

Месяц я сопел над рассказом, в котором шестиногий пришелец пленял несчастных землян, но какой-то герой, типа Человека-паука, побеждал этого негодяя.

В рассказе была потрясающая кульминация, где он отрывал инопланетянину все шесть ног. Этой сценой я особенно гордился.

Потом месяц, дрожа от нетерпения, я заглядывал в почтовый ящик.

Ответ, наконец, пришел.

В нем мне издевательски советовали более умело соединять куски уже написанных произведений, хотя и восхищались тем, что я много читаю.

Под письмом стояла подпись именно этого издателя.

Я затаил злобу. Мне хотелось бы, чтобы он приполз ко мне на коленях с гонораром в зубах. Для этого я отсылал ему все новую и новую писанину.

Но вместо гонорара я получал все те же издевательские ответы.