Она расспрашивала о России, правда ли, что у нас медведи по улицам ходят.

- Сущая неправда, - возмутилась я, - это всё глупости! Медведи есть, но живут они в лесах. Приезжайте в Москву, я вам всё покажу. Зимой, правда, холодно, иногда температура до тридцати градусов доходит, но последнее время зимой в столице слякоть. Хотя последняя зима была нормальной, снежной. А летом тридцать тепла.

- А сейчас у вас как? – не отставала дама, блестя чёрными глазами, а я схватила с подноса у проходящего мимо официанта бокал с шампанским.

- Тепло сейчас, - ответила я, и отпила шипучку.

- Как тепло?

Ох, достала она меня!

- Двадцать пять градусов, - ответила я, стиснув зубы, - хорошо сейчас. У нас нет вечной мерзлоты!

Дама закивала, и на какое-то время отцепилась от меня, что меня порадовало, и я, увидев Нику, поспешила к ней.

Она стояла около террасы с бокалом коньяка в руках.

- Отличный приём, - сказала я.

- Да, ничего, - Ника воровато оглянулась.

- Что-то не так?

- Полный порядок. Извините, - и она исчезла.

Что это с ней?

Я ещё немного поошивалась, от музыки стала болеть голова, и я вышла на террасу, постояла, и тут до меня дошло, что в оранжерее с орхидеями включён свет. Зачем Ника включила

его? Решила кому-нибудь из гостей показать свои цветы?

Да, мало ли что ей взбредёт в голову по пьяной лавочке!

Чёрт! А вдруг она, пьяная, забрела туда, и дотронулась до

цветка? Того самого, ядовитого?

Я быстро вернулась в зал, поставила бокал на столик, и вышла в сад, где в искусственных водоёмах плавали свечки.

Вдруг я услышала лёгкий шорох, и остановилась. Померещилось мне, что ли? Пожав плечами, обогнула водоём, подошла к оранжерее, легонько толкнула дверь и застыла на пороге.

Произошло то, из-за чего, опасаясь, я и пришла сюда...

Ника лежала на полу оранжерее, рядом лежали осколки, наверное, от бокала с коньяком, а рядом ядовитый цветок...

Пока я соображала, за моей спиной раздался истошный визг, я обернулась, и увидела даму в сари, ту, что достала меня разговорами о России.

- Убийца! – закричала она истошно, топая ногами.

- Прекратите! – рассердилась я, женщина ойкнула, сделала попытку сбежать, и, не удержавшись на ногах, свалилась в водоём.

Твою мать! Ещё, не дай Бог, захлебнётся! И я, на свою голову, ухватила её за ноги, и попыталась вытащить наверх. Дама стала отчаянно вырываться, и, в результате, мы обе оказались в водоёме.

- Что здесь происходит? – услышала я голос Генриха, отплёвываясь, вынырнула, и увидела его, Сергея, и несколько человек гостей.

- Ты что, решила искупаться? – поднял брови Генрих, - а утра подождать было нельзя?

- Я её вылавливала, - кивнула я на даму, которая с воплем: « Убийца! », с бульканьем ушла под воду.

- Ника мертва, - сказала я и выбралась из водоёма.

- Как? – попятился Сергей, заглянул в оранжерею, и застыл, как изваяние, - Господи! Я же ей говорил, выбрось ты это растение! И вот результат! На свою голову...

- Надо милицию... тьфу... полицию вызвать, - воскликнула я, пытаясь отжать платье.

Прибыл следователь, осмотрел место происшествия, и стал всех допрашивать. Начал, естественно, с меня, поскольку я

нашла труп.

Галиб Тагор, так звали следователя, с ходу спросил меня, зачем я пошла в оранжерею.

Порадовавшись, что рядом нет Сергея, я честно и откровенно ответила:

- Ника была алкоголичкой, я боялась, что она, пьяная забредёт туда, и умрёт.

- Интересно, - пробормотал следователь, - с чего бы ей умирать?

- Как с чего? Этот цветок, что рядом валялся, он ядовитый. Она сказала мне, что к нему и притрагиваться нельзя. Она сама щипцами листья на нём обрывала, ей его достали нелегально, жуткая отрава потому что.

- Что за глупость? – воскликнул следователь, - таких растений не существует!

- По-вашему, я вру? – прищурилась я, - так спросите Сергея, он, когда труп увидел, сказал, что говорил ей, чтобы она выбросила цветок. С экзотами вообще шутки плохи.

- Ну, для вас, может, орхидея и экзот, но не для меня. Здесь

этого добра навалом. И потом, таких растений не существует. Чтобы дотронулся и умер!

- Но я ещё в Москве слышала, что орхидеями можно отравиться, - сопротивлялась, как могла, я.

- Можно, - не стал спорить со мной господин Тагор, - например, надышаться ими, или вытяжку сделать. Но то, что вы говорите, полнейшая глупость.

- Хорошо, - кивнула я, - допустим, цветок не ядовитый, Нику обманули, но отчего же она умерла?

- Это и предстоит выяснить. А вас я бы попросил не покидать пределов страны.

Нервов мне всё это стоило немалых. Вечером мне позвонил Максим, он единственный, кто знал новый номер моего сотового.

- Как ты там? – спросил он, - оттягиваешься на полную катушку?

- Тут только оттягиваться, - проворчала я, - у меня уже мозги от жары плавятся.

- А у нас дожди. Идут нескончаемым потоком. Мне тут столь нелюбимая тёщенька звонила, требовала с ножом к горлу твой новый номер...

- Ты дал? – забеспокоилась я.

- За кого ты меня принимаешь? Нет, конечно.

Мы ещё поболтали, я предупредила его о посылке,

распрощалась, и легла спать.

Утро ничего хорошего не принесло, ко мне нагрянул господин

Галиб со своей командой, и стал перетряхивать мои вещи.

- Вы что, спятили? – зашлась я праведным гневом.

- Мы-то не спятили, - пробормотал он и вдруг воскликнул, - а это что?

Он держал в руках шприц, маленький, но объёмистый, и я понятия не имела, что это такое и откуда взялось в моих вещах.

Тагора мало волновало моё душевное состояние, он отвёз меня в управление, и впился, как клещ.

- Как вы, наверное, уже догадались, - сказал он медленно, - цветок к смерти Вероники Медведевой не имеет никакого отношения. Ей вкололи в шею вытяжку из орхидеи. Предполагаю, тем самым шприцом, что мы нашли у вас. Может, сразу признаетесь?

- Мне не в чем признаваться! – заорала я не своим голосом, теряя самообладание, - я с Никой два дня, как знакома. На кой ляд мне её убивать?

- Не знаю пока, но узнаю, будьте уверены. Я тут сделал на вас запрос в Москву, сейчас посмотрим, что вы за птица, - с этими словами Галиб полез в компьютер.

Да, сейчас он много интересного узнает... Я с откровенным злорадством наблюдала, как он меняет цвет лица, как какой-то хамелеон, читая полученную информацию... Да, чем дальше, в лес, тем толще партизаны.

Закончив читать, он схватил со стола какую-то папку и стал ею обмахиваться.

- Бог ты мой! – выговорил он наконец, - чтобы один человек столько раз проходил, как свидетель! Покушения, приводы в милицию...

- Мы, русские, такие, мы можем, - ухмыльнулась я.

- Упаси меня Боже, чтобы ещё раз связаться с русскими!

Я хихикнула, а Галиб встал, застегнул на мне наручники, и передал конвойному. Вообщем, меня препроводили в камеру, перед этим, правда, разрешили сделать один звонок.

Я позвонила Асе, и попросила её прислать какого-нибудь адвоката в Бангкок.

- Господи! Да что случилось-то? – спросила она испуганно.

- Меня обвиняют в убийстве одной русской эмигрантки, - пояснила я, - а я ни сном, ни духом. Пожалуйста, помоги.

- Я к тебе Женьку вышлю. Помнишь её?

- Конечно, давай.

Я просидела за решёткой два дня. Народу в камере была тьма, таитянки не обращали на меня ни малейшего внимания, в Москве, угоди я за решётку, боюсь, мне пришлось не сладко.

Потом лязгнули запоры, и конвойный рявкнул:

- Миленич, на выход.

Я покорно вышла, Тагор с недовольной рожей велел мне подписать подписку о невыезде из страны, я вышла из его кабинета, и обомлела.

В коридоре стояла целая делегация. Женя, коллега Аси,

Максим, и даже Дима, и Генрих.

- Стоило вас в тюрьму посадить, как вас целая команда вызволять приехала, - с недовольной рожей заявил Галиб.

- Как это понимать? – налетел на меня мой любимый, - ты даже здесь умудрилась вляпаться в историю.