Мэри ушла на курсы машинописи и стенографии, а Дженни поступила в театральную студию. Всего четверо из клана Броди продолжали учиться в последнем классе. Можно было подумать, что они вообще уже не ходят в школу — у них было так много свободного времени, так много лекций и самостоятельной работы в библиотеке, что в школу они забегали всего на минутку. С их мнением считались, с ними советовались, у них возникало ощущение, что стоит им захотеть, и они смогут командовать всей школой.

Юнис собиралась заниматься языками, хотя через год передумала и стала медсестрой. Монике судьба предопределила точные науки, а Сэнди — психологию. Роз оставалась в школе не в силу каких-то карьерных соображений — просто ее отец считал, что она должна выжать из школы все что можно, даже если потом поступит лишь в художественную студию или на худой конец станет натурщицей или манекенщицей. Отец играл в жизни Роз большую роль. Вдовец, крупный мужчина, настолько же красивый мужской красотой, насколько Роз — женской, он гордо именовал себя сапожником; на cамом деле это означало, что он владел разветвленной сетью обувных мастерских. Несколько лет назад, познакомившись с мисс Броди, он немедленно проявил к ней здоровый мужской интерес, который она вызывала у столь многих мужчин, против ожидания не считавших ее смешной; но она и думать не хотела о мистере Стэнли, поскольку он по ее критериям никак не был похож на культурного мужчину. Она находила его слишком чувственным. Девочки, однако, боясь в этом признаться, любили отца Роз. А Роз в силу, несомненно, имевшегося у нее инстинкта пошла на поводу у инстинкта настолько, что унаследовала трезвую и жизнерадостную чувственность своего отца и вскоре после окончания школы удачно вышла замуж. Она стряхнула с себя влияние мисс Броди, как собака, выбравшись из пруда, стряхивает с шерсти воду.

Мисс Броди неоткуда было знать, что все так сложится, а пока за Роз неотступно шла по пятам слава секс-бомбы, и она пользовалась большим успехом у мальчиков, кончивших в этом году школу, а также у университетских первокурсников. И как-то раз мисс Броди сказала Сэнди: «Судя по твоим рассказам, Роз и Тедди Ллойд скоро станут любовниками». Сэнди мгновенно поняла, что это вовсе не фантазия и не очередная забавная выдумка в стиле мисс Броди — ведь люди так часто развлекаются всякими досужими вымыслами и разными прогнозами, вроде того, будет ли война; многочисленные предположения подобного рода носятся в воздухе, как бумажные птички, и кто-нибудь непременно заявляет: «Да, это неизбежно». Но мисс Броди не фантазировала; она действительно верила в то, что сказала. Сэнди посмотрела на нее и поняла, что эта женщина одержима желанием положить Роз в постель с человеком, которого любит она сама; в этой идее не было ничего нового — новой была существующая ситуация. Сэнди вспомнила, как восемь лет назад мисс Броди рассказывала под вязом незамысловатую историю своей первой любви, и задумалась, пытаясь определить, в какой степени за эти годы изменилась мисс Броди, ставшая намного сложнее, а в какой степени изменилось ее собственное восприятие мисс Броди.

Весь свой последний год в школе Сэнди продолжала поддерживать отношения с Ллойдами. Она ходила с Диэдри Ллойд по магазинам и купила себе такую же, как у нее, домотканую блузку. Она слушала разговоры Ллойдов между собой и при этом по привычке раскладывала в уме их психику на значки и символы, как в то время любили делать начитавшиеся книг по психологии юноши и девушки, когда они слушали людей постарше, незнакомых с этой наукой. В те дни, когда Роз приходилось позировать обнаженной, Сэнди иногда сидела с художником и натурщицей в мастерской и молча наблюдала за странными преображениями на холсте нагого тела, чужого и незнакомого, но в то же время напоминавшего Роз и, более того, напоминавшего мисс Броди. Сэнди страшно интересовало, как устроена душа художника, настолько увлеченного мисс Броди, что он не считал ее смешной.

«Судя по твоим рассказам, Роз и Тедди Ллойд скоро станут любовниками». Сэнди поняла, что мисс Броди действительно верит в то, что говорит. Она рассказывала мисс Броди, как странно походят на нее все портреты Тедди Ллойда. Она рассказывала об этом снова и снова, потому что мисс Броди любила про это слушать. Она рассказывала ей, что Тедди Ллойд хочет уйти с преподавательской работы, готовит выставку, и его поддерживают критики, но расхолаживают опасения, что он не сможет содержать свою большую семью.

— Я — его муза, — говорила мисс Броди. — Но я отвергла его любовь, чтобы посвятить свой расцвет моим юным воспитанницам. Я — его муза, но Роз должна занять мое место.

Она считает себя Провидением, думала Сэнди; она считает, что она — кальвинистский бог, что она знает Начало и Конец. А еще Сэнди думала, что эта женщина — подсознательная лесбиянка. К мисс Броди можно было применить много разных теорий из учебника по психологии, но все они были не в силах стереть ее образ с полотен однорукого Тедди Ллойда.

Когда Сэнди стала монахиней, члены клана Броди одна за другой периодически приезжали к ней в монастырь, потому что надо же им было чем-то себя занять, а Сэнди к тому же написала книгу по психологии, да и вообще приятно посетить монахиню — это вызывает религиозные чувства и духовное очищение, с которым хорошо возвращаться домой, — особенно если монахиня разговаривает с вами, вцепившись в прутья решетки. В монастырь как-то приехала Роз, давно вышедшая замуж за удачливого бизнесмена, который занимался широким кругом дел, начиная от производства консервов и кончая коммерческими банковскими операциями. Они разговорились о мисс Броди.

— Она много говорила о призвании, — сказала Роз, — но она не имела в виду то призвание, которое выбрала ты. А тебе не кажется, что сама она в какой-то степени нашла свое призвание в нас?

— Да, конечно.

— Почему же ее выперли? — спросила Роз. — За секс?

— Нет. За политику.

— Я и не знала, что ее интересовала политика.

— Только между делом, — ответила Сэнди, — но это послужило предлогом.

Моника Дуглас приехала к Сэнди потому, что переживала жизненный кризис. Она вышла замуж за ученого и в одном из очередных приступов гнева швырнула в его сестру пылающей головешкой. В связи с этим ученый потребовал развода, раз и навсегда.

— Я не очень разбираюсь в подобных вопросах, — сказала Сэнди.

Но Моника и не думала, что Сэнди сумеет по-настоящему ей помочь, — она ведь знала Сэнди много лет, а люди, которых знаешь много лет, никогда не могут помочь по-настоящему. Поэтому они разговорились о мисс Броди.

— Ей все-таки удалось заставить Роз переспать с Тедди Ллойдом? — спросила Моника.

— Нет, — ответила Сэнди.

— А сама она любила Тедди Ллойда?

— Да, — сказала Сэнди. — И он ее любил.

— Значит, она, в общем-то, на самом деле отвергла его любовь?

— Да, это правда. Что ни говори, а тогда она была женщина в расцвете лет.

— А ты еще думала, все ее разговоры про отвергнутую любовь — шутка, — сказала Моника.

— Ты тоже так думала, — ответила Сэнди.

Летом тысяча девятьсот тридцать восьмого года, после того как последние девочки клана Броди кончили школу Блейн, мисс Броди поехала в Германию и Австрию, а Сэнди в это время изучала психологию и ходила к Ллойду позировать для собственного портрета. Иногда на эти сеансы заглядывала и Роз.

Диэдри увезла детей за город, но Тедди Ллойду пришлось остаться в Эдинбурге, так как летом он преподавал в художественной школе. Сэнди продолжала два раза в неделю ему позировать, и Роз иногда приходила вместе с ней.

Однажды, когда Сэнди была с Тедди Ллойдом наедине, она сказала ему, что теперь все его портреты, включая даже портрет самого маленького из его детей, получаются похожими на мисс Броди, и при этом посмотрела на него дерзким шантажирующим взглядом. Он поцеловал ее, как три года назад, когда ей было пятнадцать, и почти целых два летних месяца они занимались любовью в его пустом доме, лишь изредка открывая дверь заходившей к ним Роз, а по большей части вовсе не обращая внимания на вопли звонка.