Один из послов, побывавших у вас, сообщил мне, что вы, пригласив его для беседы отдельно от остальных, спросили его, согласен ли я оставить свою страну и поселиться у вас. Я охотно отправился бы к вам, помня о дружбе, связывавшей меня с Ясоном[135] и Полиалком[136]: ведь я полагаю, что личное общение окажется для всех нас полезным. Но многое препятствует мне это сделать, более же всего невозможность отправиться в путешествие, а также и то, что неприлично людям моего возраста покидать родину. Кроме того, все, узнав о моем отъезде, по справедливости осудили бы меня за то, что в то время как в течение всего предшествующего периода я предпочитал жить спокойно, под старость лет пустился бы в странствия — тогда, когда мне следовало бы, если бы ранее я даже и бывал в разных местах, стремиться на родину ввиду приближающегося конца жизни. Помимо всего этого — надо ведь сказать правду — я опасаюсь своего государства. Я вижу, в самом деле, как быстро теряют силу военные союзы, заключаемые с ним. Так что если бы нечто подобное случилось с вами и если бы я даже смог избежать обвинений и возникающих в связи с ними опасностей (что было бы весьма трудно), то все же мне пришлось бы устыдиться, если бы кто-нибудь решил, будто бы я ради своего государства пренебрегаю вашими интересами — или, наоборот, ради вас жертвую интересами своего государства. Поэтому мне не представляется возможным сохранить добрые отношения одновременно и с вами, и со своим государством, за исключением случая, когда польза от моей деятельности окажется обоюдной. Таковы причины, вследствие которых я не могу совершить то, что я желаю.

Я полагаю, однако, что мне не следует уделять внимание только своим делам, оставляя в стороне ваши; я попытаюсь сейчас по мере своих сил высказаться о них так, как я стал бы говорить, если бы прибыл к вам. Не подумайте, однако, что я стал писать это письмо в качестве образца красноречия, а не из чувства дружбы к вам. До такого безумия я еще не дошел, чтобы не понимать, насколько невозможной окажется для меня попытка создать что-либо лучшее по сравнению с изданными мною ранее произведениями — тем более, что пора расцвета осталась у меня далеко позади, а если я выступлю со слабым произведением, то нынешняя сопутствующая мне добрая слава может смениться дурной. Кроме того, если бы я устремил все свое внимание на создание образцовых произведений риторики, а не стал бы заниматься серьезно вашими делами, то в этом случае я не избрал бы именно эту тему, рассуждать о которой надлежащим образом является делом весьма трудным, но сумел бы отыскать гораздо более прекрасные и содержательные темы. С последними, однако, я и прежде никогда не связывал честолюбивых надежд, но обращался к другим, ускользнувшим от внимания большинства. И ныне, придерживаясь того же образа мыслей, я не стал заниматься ими; но видя, что вы беретесь за многие и важные дела, я пожелал изложить сложившееся у меня мнение по поводу этих дел. Человеку моего возраста, как я полагаю, подобает давать советы, ибо опыт налагает свой отпечаток на людей, доживших до таких лет, и дает возможность скорее, чем всем остальным, находить лучшее решение; составлять же на заданную тему речь, тщательно обработанную, изящную и благозвучную, уже не подходит моему возрасту. Для меня будет вполне достаточно, если я смогу рассуждать на данную тему не совсем бессвязно.

Но не удивляйтесь, если вы найдете в моей речи нечто подобное тому, о чем уже слышали прежде. Одни повторения могут, пожалуй, возникнуть случайно и помимо моей воли, другие будут внесены мною сознательно, если сказанное мною прежде окажется подходящим к содержанию настоящей речи. Ведь было бы нелепо, если бы я, видя, как другие широко пользуются моими произведениями, сам стал бы воздерживаться от сказанного мною прежде.

Я предпослал это вступление по той причине, что первое из моих положений является одним из общих мест. Я привык говорить тем, Кто изучает у меня науку красноречия, что нужно обращать внимание Прежде всего на то, чего следует добиваться как Самой речью, так и отдельными частями речи. Когда же мы это определили и точно установили, тогда, утверждаю я, надо искать приемы, с помощью которых все это будет осуществлено и достигнута цель, которую мы поставили перед собой. Хотя я говорю все это по поводу искусства Составления речей, принцип этот лежит в основе всех других занятий, а также и ваших дел. В самом деле, никакой разумный поступок не может быть совершен, если вы предварительно с большой предусмотрительностью не обдумаете и не примете решения, как вы должны прожить оставшееся время, какой избрать себе образ жизни, к какой славе стремиться, каких почестей добиваться — таких ли, которыми сограждане награждают добровольно, или тех, которые предоставляют против своей воли. Определив все эти цели, вы должны только после этого рассмотреть вопрос, в какой мере дела, ежедневно совершаемые вами, соответствуют целям, поставленным в самом начале. И подобным образом стремясь к полезному, соответствующему поставленной цели, вы достигнете ее с помощью разума; если же вы не поставите перед собой подобную цель, но будете делать то, что придет вам в голову, вы неизбежно станете страдать от неопределенности ваших замыслов и совершать многочисленные ошибки.

Может быть, кто-либо из избравших себе беспорядочный образ жизни попытается высмеять эти рассуждения и потребует, чтобы я высказал собственное мнение по поводу сказанного выше. У меня нет никаких оснований скрывать все, что я думаю по этому поводу. Мне представляется, что жизнь частного человека следует предпочесть жизни тирана; я также считаю, что почести, воздаваемые гражданам политий, являются более приятными, чем пожалованные монархами. Об этом я и попытаюсь высказаться. Мне, однако, хорошо известно, что я встречу множество противников моей точки зрения и более всего среди тех, кто окружает вас — ибо я полагаю, что они в немалой степени поощряют ваши устремления к тиранической власти. Они ведь не рассматривают всесторонне существа дела, но сами обманывают себя во многом. Они видят широкие полномочия этой власти, выгоды и удовольствия, которые она с собой приносит, и надеются получить долю от всего этого. Тревог же и несчастий, которые случаются с монархами и их друзьями, они не замечают и с ними происходит то же самое, что с теми людьми, которые отваживаются на самые дурные и противозаконные дела. Ведь подобные люди прекрасно знают о неблаговидной стороне своего дела, но они надеются воспользоваться всем тем, что в нем заключено хорошего, избежав всего присущего ему ужасного и дурного, итак устроить свои дела, чтобы от опасностей находиться вдали, а от выгоды — близко.

Я поражаюсь легкомыслию людей, придерживающихся подобного образа мыслей, сам же я устыдился бы, если, давая советы другим, но пренебрегая их интересами, искал бы лишь выгоды для себя и если бы я не стал советовать; им наилучшее, целиком Поставив себя вне всяких корыстных соображений. Поэтому уделите мне внимание, как человеку, придерживающемуся именно такого мнения.

Ты[137] слышал, как я полагаю, от многих о традиционной дружбе, связывающей нас между собой; я желаю и тебе счастья, так как узнал, что ты, прежде всего, пользуешься своей властью гораздо более разумным и прекрасным образом, нежели твой отец, а также и потому, что ты предпочитаешь приобретение доброй славы накоплению великого богатства. Ты являешь собой образец добродетели, и не малый, но великий (насколько это возможно), придерживаясь указанного образа мыслей. Так что если ты будешь продолжать вести себя так, как о тебе сейчас говорят, то у тебя не будет недостатка в людях, которые захотят прославить твое благоразумие и этот избранный тобою путь.