Вспомним и Геракла. Все без конца воспевают его мужество и перечисляют подвиги: что же касается остальных прекрасных качеств, присущих его душе, то не найти ни одного поэта или писателя, который бы упомянул что — нибудь. Я же нахожу эту тему оригинальной и совершенно неразработанной, не мелкой и не пустой, а дающей богатые возможности для обильных восхвалений и описаний прекрасных деяний, — темой, ждущей только того, кто сможет достойным образом рассказать обо всем этом. Если бы я приступил к этой теме, когда был помоложе, я бы с легкостью показал, что предок ваш выделялся среди всех людей прежних поколений более своим разумом, честолюбием и справедливостью, чем физической силой. Но приступив к ней сейчас и увидев, как много о ней нужно сказаться и в силах своих усомнился, и понял, что такая речь оказалась бы вдвое больше той, которая получилась теперь. По этим причинам я и отказался от всего остального и выбрал только один подвиг, который тесно связан со всем, о чем было сказано выше, а рассказ о нем будет более всего способствовать данному месту речи.
Геракл, видя как Элладу обуревают войны, раздоры и многие другие бедствия, покончил со всем этим, примирив государства между собой, и показал потомкам, в союзе с кем и против кого следует вести войны. Отправившись походом на Трою, которая была тогда самой могущественной силой в Азии, он настолько превзошел своим полководческим искусством тех, которые воевали против Трои после него, что, в то время как они с войском эллинов за 10 лет осады с трудом завоевали город, он за меньшее или за такое же количество дней, выступив в поход с немногими соратниками, без труда взял его штурмом[98]. А после этого он перебил всех царей тех народов, которые жили вдоль побережья обоих материков[99], — а царей он никогда бы не уничтожил, если бы не одолел их войск. Совершив это, он установил так называемые Геракловы столбы — знак победы над варварами, памятник своей доблести и перенесенных испытаний, — как пограничные столбы эллинской земли.
Я рассказал тебе об этом с той целью, чтобы ты понял, что этой речью я призываю тебя к таким делам, которым твои предки явно отдали предпочтение в своей деятельности, признавая самыми прекрасными. Всякому разумному человеку следует брать себе за образец самого лучшего из предков и стараться стать таким, а особенно это относится к тебе. В самом деле, если тебе нет надобности обращаться за примерами к чужим предкам, но такой есть в твоем роду, разве не естественно, чтобы он побуждал тебя к стремлению сравняться со своим предком? Я не говорю, что ты сможешь повторить все подвиги Геракла (даже некоторые боги, пожалуй, не смогли бы этого), но, во всяком случае, по духовным качествам, по человечности, по его благожелательности к эллинам ты мог бы сравняться с ним в стремлениях. Последовав моим советам, ты можешь добиться такой славы, какой сам пожелаешь. Ведь при твоем теперешнем положении тебе легче приобрести высшую славу, чем при том состоянии дел, которые ты застал, вступив на престол, — достигнуть нынешней славы. Заметь, что я убеждаю тебя, прибегая к помощи таких» примеров, следуя которым ты станешь совершать походы не в союзе с варварами против таких людей, война с которыми не является справедливой, а в союзе с эллинами против тех, с кем и следует воевать потомку Геракла.
Не удивляйся, что на протяжении всей этой речи я пытался склонить тебя к оказанию услуг эллинам, к кротости и человеколюбию. Я вижу, что жестокость тягостна и для тех, кто применяет ее, и для тех, кто подвергается ей, а кротость не только людей, но и всех остальных живых существ ценится высоко. Ведь даже среди богов те, которые являются источником наших благ, называются олимпийскими, а ведающие несчастьями и наказаниями имеют очень неприятные имена: одним частные лица и государства воздвигают храмы и алтари, других же не почитают ни молитвами, ни жертвоприношениями — мы отвращаем их от себя заклинаниями. Имея это в виду, ты должен постоянно заботиться о том, чтобы еще в большей степени, чем теперь, у всех людей утвердилось такое мнение о тебе. А тот, кто сильнее других добивается все большей и большей славы, должен устремляться всем своим существом подвигам, хотя и выполнимым, но по замыслу приближающимся к мечте.
Ты мог бы убедиться на многих примерах в необходимости поступать именно таким образом, а особенно на примере с Ясоном[100]. Он, не совершив ничего такого, что могло бы сравниться с твоими деяниями, достиг огромной славы не делами своими, а словами: он распространял слухи, будто собирается переправиться на материк и воевать с царем. Если Ясон только с помощью слова сумел так возвеличиться, какова же будет твоя слава, если ты осуществишь это на деле и главным образцом попытаешься полностью сокрушить это царство или по крайней мере захватить как можно больше земли и занять Азию, как говорят, от Киликии до Синопы: кроме того, основать города на этой территории и поселить там тех, кто скитается теперь за неимением необходимых средств к жизни и вредит всем встречным. И если мы не остановим роста их численности (а это мы можем сделать, предоставив им достаточные средства к жизни), то их незаметно для нас станет так много, что они будут нисколько не менее опасны для эллинов, чем для варваров. А мы на это не обращаем никакого внимания и не видим, как растет общая угроза и опасность для всех нас. Совершив это, ты не только их сделаешь счастливыми, но и обеспечишь безопасность для всех нас. А если ты и этого не достигнешь, то другого, во всяком случае, добьешься легко — ты освоишь те города, которые находятся в Азии. Какое бы ты из этих деяний не совершил, или хотя бы только попытался совершить, ты непременно прославишься больше других — и с полным правом: если ты только и сам устремишься к этому, и эллинов увлечешь. Ведь кто теперь — и по праву — не станет удивляться создавшемуся положению и презирать нас, когда у варваров, которых мы всегда считали изнеженными, неопытными в военном деле, испорченными роскошью, появились люди, претендующие на господство над Элладой, а из эллинов никто и не думает о том, чтобы попытаться сделать нас господами Азии. Мы оказались настолько ниже их, что они не побоялись первыми проявить вражду к эллинам, а мы не осмеливаемся отомстить им даже за причиненное зло. В то время как они признают, что во всех войнах у них не находится ни воинов, ни полководцев, и вообще никаких средств, пригодных для отражения опасностей, но получают они все это от нас, мы в своем стремлении причинять себе зло дошли до того, что, несмотря на возможность безбоязненно владеть их достоянием, воюем между собой из — за мелочей, помогаем покорять тех, кто отпадает от власти царя, и сами не замечаем, как иногда вместе с нашими наследственными врагами мы готовы погубить и своих сородичей.
Поэтому я считаю, что тебе полезно возглавить войну против него, в то время как остальные так малодушны. Все другие потомки Геракла, скованные государственными законами, обязаны подчиняться тому государству, в котором они живут, а ты, оказавшись как бы вольным человеком, должен считать своей отчизной всю Элладу, как и ваш прародитель, и подвергать себя за нее опасностям так же, как и за самое важное для тебя самого дело.
Может быть, некоторые осмелятся порицать меня — те, которые только и умеют заниматься этим, — за то, что я предпочел обратиться с призывом к походу против варваров и заботе об эллинах к тебе, обойдя свое государство. Я мог бы согласиться, что ошибаюсь, только в том случае, если бы раньше обращался с речами по этому поводу к кому — нибудь другому, а не к своей родине, трижды освободившей эллинов: два раза от варваров и один раз от господства лакедемонян. Но на самом деле ясно, что именно ее прежде всего призывал я к этому со всей возможной для меня энергией. Когда же я почувствовал, что она на мои слова обращает меньше внимания, чем на речи ораторов, беснующихся на трибуне перед народом, я отступился от нее, не отказавшись, однако, от своей цели. Поэтому я заслуживаю одобрения всех за то, что со всей присущей мне силой я все время борюсь с варварами, обвиняю тех, кто придерживается другого мнения, чем я, пытаюсь склонить к деятельности тех, кто, по моему мнению, более всего способен сотворить какое — нибудь благо для эллинов, а варваров лишить того благоденствия, которым они наслаждаются сейчас. По этой причине я и обращаюсь теперь к тебе с речью, хорошо зная, что хотя к планам, предлагаемым мною, многие будут относиться недружелюбно, но, когда ты их осуществишь, рады будут все. Ведь к предложениям моим никто здесь не причастен, а от выгод, которые отсюда будут проистекать, ни один человек не захочет отказаться.