Пройдет пять лет, и эти слова Ванги (к тому времени полузабытые) воскреснут в моей памяти, и вот почему. На соседнем холме начнутся раскопки. Почти сразу экспедиция наткнется на остатки древнерусской крепости. Возникнет гипотеза, что это и есть тот самый летописный Воронеж, следы которого считались безвозвратно утерянными. Руководитель экспедиции профессор Пряхин поделится со мной планами на будущее. Оказывается, они намечают провести раскопки и того бугра, который долгие годы служил мне своеобразным рабочим кабинетом. По их предположениям, там находится княжеское захоронение. Предварительная рекогносцировка уже проделана. Внизу у подножия бугра они обнаружили небольшой родничок, о существовании которого я не подозревал. Вместе с Пряхиным я спускался к этому родничку и пил из ладоней чистую ледяную воду. А сам думал: не тот ли это целебный источник, о котором мне говорила Ванга?[1]

Контакты с незримым миром были для Ванги незыблемой реальностью. Она не делала из них секрета, да и как могла она это сделать, когда все свои сведения — подчас малоизвестные, а то и вовсе неизвестные — она, по собственному признанию, получала оттуда.

Жаловалась:

— Иногда сплю всего лишь один час в сутки. Духи не дают покоя. Тормошат, будят. Говорят: «Вставай. Пора работать».

Ванга давно уже строгая вегетарианка. Но случается, что целыми днями она вообще не испытывает потребности в пище. Ограничивается одной водой, некипяченой, студеной — другую не любит. И вот что удивительно: при этом не чувствует ни малейшей усталости. Испытывает прилив бодрости. Кто знает, не является ли это результатом общения с незримым миром, который при определенных условиях может давать незримую энергетическую подпитку.

По описанию Ванги, духи прозрачны и бесцветны («как вода в стакане»). Но в то же время они светятся («как жар в печи»). Ведут себя как люди. Сидят. Ходят. Смеются. Плачут. В последнее время твердят одно и то же: «Не бойтесь. Мир не идет уже к гибели».

Ванга объяснила, почему любит встречаться со мной:

— С тобой приходят духи. Много-много духов. По большей части я их не знаю. Это те, которые жили еще до Ленина и которые выше Ленина.

Однажды она мне сообщила, что ощущает присутствие Николая Рериха. Я не удержался от соблазна лишний раз проверить ясновидческий дар Ванги. Спросил:

— А какого цвета глаза у Рериха?

Дело в том, что многие — я это знал — почему-то считают, что глаза у него карие или черные. Но Ванга незамедлительно и безошибочно отвечала:

— Синие-синие.

После небольшой паузы добавила:

— Точнее: небесные. Как у Христа…

Ванга рассказывала, каким образом узнает о скорой кончине того или иного человека.

— Я вижу рядом с ним высокого мужчину с удивительно прекрасным лицом. Но от него веет холодом, как от ледяной горы. Когда приходит ко мне человек в сопровождении вот этого спутника — он-то его не видит, но я вижу, — я понимаю, что дни его сочтены. Но говорить ему об этом напрямик не имею права.

Что привлекало и подкупало в пророчествах бабы Ванги (на которые она была весьма щедра), так это отсутствие тумана, двусмысленных фраз, дающих повод для разноречивых, а подчас и диаметрально противоположных толкований. На дельфийских оракулов она, по счастью, не походила. Ее предсказания (если не все, то многие) были четкими, ясными и — самое главное — нередко поддавались проверке в ближайшем будущем. Вот один из таких примеров.

В первую же нашу встречу — летом семьдесят девятого — Ванга заговорила со мной об Индире Ганди. «Ты друг Неру и Индиры Ганди», — с присущей ей категоричностью заявила она.

И сразу же сообщила — учтите, это говорилось тогда, когда Индира Ганди находилась в оппозиции, недавно сидела в тюрьме, — что вскоре она опять придет к власти. Тогда еще не планировались досрочные парламентские выборы — это будет позже — и никакая компьютерная установка не могла бы с такой уверенностью прогнозировать ход событий, как это сделала простая и не очень грамотная болгарская крестьянка. Во всяком случае, насколько мне известно, в нашем советском посольстве в Дели шансы Индиры Ганди на победу, когда было объявлено о досрочных выборах, приравнивали к нулю.

Правда, Ванга добавила — и это тоже зафиксировано в моем болгарском дневнике, — что пост главы государства она будет занимать недолго и что ее пребывание у власти прервет смерть. Как вы знаете, так оно и случилось.

Но, разумеется, отнюдь не все предсказания бабы Ванги могли быть восприняты с налета. Порой требовались определенные усилия, чтобы проникнуть в смысл ее слов. Порой он прояснялся лишь тогда, когда исполнялось предсказанное.

«Через два года, — говорила при первой нашей встрече Ванга, — тебе будет легче доносить до людей свои мысли, через два года начнется поворот». Он и начался — только тогда я не сразу осознал это, — когда весной восемьдесят первого года я приступил к работе над книгой «Семь дней в Гималаях». Я шел на сознательный риск, ибо писал подцензурную книгу: ведь на духовно-религиозной теме — а она была ключевой в рукописи — стояло официальное табу. Но вопреки очевидности и вопреки охранительно-запретной логике того времени появилось то, что по идее никак не могло появиться. Повесть «Семь дней в Гималаях» была опубликована, да еще массовым тиражом, в журнале «Москва». Тогда это было своего рода знамение.

Маленький эпизод из того же периода жизни. Когда я работал над рукописью, то с отдельными частями и фрагментами последовательно знакомил свою жену — строгого и взыскательного редактора всех моих вещей. Читаю очередную главу: речь в ней идет о вегетарианстве и главная мысль состоит в том, что не следует отказ от мясной пищи превращать, как это делают некоторые, в самоцель. Внезапно она прерывает меня:

— А помнишь, что тебе говорила Ванга?

А что она говорила? Вспоминаю:

— Ты пишешь о пище? — спросила она у меня.

Удивленный неожиданным вопросом, отвечаю:

— Нет, не пишу и не собираюсь писать.

— Сейчас рано, — внушительно сказала Ванга. — Но через два года будешь об этом писать.

И вот свершилось: я и не заметил, как во исполнение предсказания Ванги я действительно начал об этом писать.

Следует сказать, что глобальные прогнозы бабы Ванги были обнадеживающи. «Войны не будет», — утверждала она тогда, когда ядерное противостояние достигло критической точки, когда мир висел на волоске, который могла оборвать любая случайность, небрежность, не говоря уже о злом умысле. Кстати, когда на своих авторских вечерах мне доводилось, но, естественно, в общих чертах рассказывать о бабе Ванге и я приводил ее пророчество «Войны не будет», зал непроизвольно взрывался аплодисментами.

«Через шесть лет мир начнет решительно меняться». Не забудьте, что это говорилось в разгар брежневской эпохи, в семьдесят девятом году. «Старые вожди уйдут. Придут новые».

И наконец — это с некоторой торжественностью в голосе Ванга повторяла не однажды — «Новый человек под знаком Нового Учения явится из России».

Ванга ощущала себя своеобразным резонатором, действующим не по своей воле. То, что шло через ее сознание, было сильнее ее и не всегда было ей понятно. Поэтому случалось, что иногда она обращалась за разъяснением к нам. Помню очередной непредсказуемый вопрос:

— Кто такой Горький?

— Писатель. А в чем дело, Ванга? — спрашиваю я.

— Он здесь. Он тебе помогает. Он стал ясновидцем. Ты пишешь о нем?

— Нет.

Убежденно:

— Ты будешь о нем писать.

В другой раз:

— Слышу: Рама, Рама. Вижу: везде ему поклоняются. Кто такой Рама?

— Индийский бог.

— Передайте Индире Ганди, — вдруг говорит Ванга, — пусть не плачет о своем сыне (тот незадолго перед этим разбился, совершая полет на спортивном самолете). Тот, кого в Индии называют Рамой, приблизил его к себе. Он рядом с ним.