Однако, несмотря на высокую цену и жертвенность петровских преобразований, Россия так и не стала европейской страной. Европеизация затронула лишь внешнюю оболочку российской жизни, но не ее ядро, внутренняя суть российского общества осталась прежней — азиатской, феодальной. Достаточно обратиться к тому же В. Ключевскому, чтобы увидеть картину коррупции, воровства в верхах, неприглядных разборок в Сенате. «В последние годы жизни Петр издал ряд указов, проникнутых необычным ему настроением. Это… многословные, расплывчатые поучения, в которых автор и жалуется на общую служебную распущенность, и скорбит о пренебрежении указов, грозящем государству конечным падением, подобно греческой монархии, и сетует, что ему не дают покоя частными просьбами, что он не может среди жестокой войны за всем усмотреть сам». К тому же низ отвечал разбоями на произвол верхов. «Это была молчаливая круговая порука беззакония и неспособности здесь и безрасчетного отчаяния там»[82].

На протяжении последующих полутора столетий Россия не переживала серьезных периодов реформаторства, хотя преобразования проводились, и среди них было немало достаточно важных. Однако они принципиально не изменили российского общества и государства. В силу особенностей российской действительности — недостаточности развития классовых отношений — движение вперед было возможно лишь при импульсах со стороны самодержавия. Согласно оценке Е. Гайдара, в основе развития послепетровской России лежало глобальное противоречие, которое прошло сквозь всю русскую историю XVIII–XX вв. и с балластом которого мы входим и в XXI век. Выдавая нужду за добродетель, это противоречие назвали «особым», «мессианским» путем, в то время как в действительности здесь была то явная, то скрытая борьба между двумя путями при невозможности выбрать один из них. В трещину этого противоречия свалилась царская, затем коммунистическая империя. Над этой трещиной мы и сегодня строим здание новой России. Копируя во многих, особенно внешних, культурных формах европейский путь, мы не имели главного — развитого рынка, свободного от государственно-бюрократического диктата, свободных отношений частной собственности. Это был какой-то перманентный кризис «западно-восточной структуры» общества[83].

По существу, Петр и Екатерина представляют собой две модели российских реформ, полагает историк А. Каменский. Оба, в конечном счете, пытались добиться эффективности управления. Оба добивались преодоления того, что они считали социально-экономической, социально-политической отсталостью страны, осуществляли модернизацию. И Петр, и Екатерина стремились к реализации определенных идеальных целей, которые восходили к неким теоретическим западноевропейским положениям того времени. Но условия, в которых они действовали, были различны[84]. Именно это обстоятельство — различный культурно-исторический контекст — играет важную роль в процессах обновления и модернизации.

Несмотря на все модернизационные усилия, к XIX в. Россия представляла собой «огромное, необъятное мужицкое царство, закрепощенное, безграмотное, но обладающее своей народной культурой, основанной на вере, с господствующим дворянским классом, ленивым и малокультурным, нередко утерявшим религиозную веру и национальный образ, с царем наверху, в отношении к которому сохранилась религиозная вера, с сильной бюрократией и очень тонким и хрупким культурным слоем»[85].

В начале XIX в. образованные круги России понимали необходимость проведения реформ, затрагивающих социально-экономические преобразования в духе экономического либерализма, и политических новаций, включая конституционное оформление народного представительства. Но эти планы не были реализованы. Их осуществлению помешали как внешние, так и внутренние факторы. Россия оказалась вовлеченной в качестве влиятельного актора в европейскую политику, что не позволило ей сосредоточиться на внутригосударственных проблемах. Внутри страны сопротивление оказывали консервативно настроенная аристократия и правительственная бюрократия, к которым добавлялась деятельность радикалов. Идеи революционного радикализма, активно проникавшие в то время на российскую почву, привели совсем не к тем результатам, на которые рассчитывали их сторонники.

При Александре II власть стремилась, сохраняя политическую стабильность, осуществлять программу социально-экономических реформ, но не под давлением «снизу», а путем целенаправленных и обдуманных действий «сверху». Народу было предоставлено столько гражданских прав и свобод, сколько он мог, в меру своей тогдашней политической зрелости, реализовать и усвоить. Впервые в истории России начался процесс освобождения общества от всепроникающего бюрократического контроля. Экономическая и социально-культурная сферы получали определенную автономию, что на практике означало реальное движение к гражданскому обществу. Этому же способствовали судебная реформа и учреждение системы местного самоуправления. Реформы эпохи Александра II представляли собой наиболее значимую в нашей истории попытку модернизации по либеральной модели, когда реформировались не только технологии, но и социальные институты.

Во второй половине XIX в. характерной чертой российского исторического процесса было чередование реформ и контрреформ. Властная элита под влиянием поражения в Крымской войне начала проведение реформ, но они не были завершены. Опыт российской истории свидетельствует, что власть хронически опаздывала с проведением необходимых преобразований и не желала идти на сколько-нибудь значительные уступки. Российские самодержцы шли на серьезные реформы только под давлением чрезвычайных обстоятельств — крупных военных поражений или мощных народных восстаний. Такой важный фактор модернизации существующего строя, как либерально-оппозиционное движение, в России действовал очень слабо.

В целом либеральные реформы 1860–1870-х гг. стали одним из переломных событий в отечественной истории, положив начало модернизации всех сфер общественной жизни и со временем существенно изменив социальный, экономический и культурный облик России. Был сделан важный шаг на пути превращения страны в индустриально-аграрную. «Только после Великой реформы эрозия стала постепенно распространяться на деревню — сердцевину традиционного общества»[86]. Либеральные новации в области судоустройства, в образовании и культуре, в развитии органов местного самоуправления способствовали созданию условий для формирования элементов гражданского общества и развития общественной самодеятельности. Реформы способствовали активизации хозяйственной жизни и успехам экономики, повлияли на развитие гражданского самосознания, распространение просвещения и, в целом, улучшили качество жизни, приблизив ее к европейским стандартам.

Александр II сыграл огромную роль в стране, которой он правил в 1855–1881 гг. Он освободил крепостных в 1861 г., за два года до Декларации об освобождении, подписанной в США Авраамом Линкольном, и провел «Великие реформы», в результате которых появились суды присяжных и увеличилась свобода слова. Однако реформы ускользали от Царя-Освободителя, а его попытки бороться с ретроградами лишь усиливали недовольство людей, желавших более осмысленных перемен. Его правление завершилось трагедией.

В Западной Европе цикл буржуазных революций XVII–XIX вв. обеспечил полную смену феодальных структур и отношений. В России же в ходе реформирования удержались многочисленные пережитки традиционного общества и элементы феодальных отношений — самодержавная власть, крупное помещичье землевладение, средневековая крестьянская община, сословное и национальное неравенство, ведущая роль дворянства в политической жизни. Но не потому, что преобразования в «обществе социальной молодости» осуществлялись «сверху», самодержавной властью. Иного субъекта творчества не было. А потому, что слишком своеобычны были общество, власть, народ. Большинству крестьян свобода принесла невыносимое бремя ответственности. Раньше барин — справедливо, нет ли, решал судьбу крепостного, а теперь — изволь сам. Только ответственный, крепкий хозяин мог выдержать этот удар. Но в России слишком велика народная масса, жаждущая только покоя. Или, если доведут, наоборот, бунта, после которого сама же просит верхи успокоить себя. И подставляет спины для кнута.