У всех шведок, кроме вратарши, центр был обнаружен либо на различной высоте внутренней части бедер, либо в низу живота.
Мир.
Дорогие мама и папа,
Простите меня за последнюю открытку, мне тогда было очень плохо. Зато сейчас все хорошо. Я встретил замечательного индийского парня, и мы несколько дней прожили вместе в дорогом отеле, за который он платил. Мы хорошо повеселились, и только что перебрались в другой – маленький, зато на самом берегу моря, это даже лучше. Скоро я буду дома.
Целую,
Дэйв.
P.S. Я тут узнал, что Лиз спала в Раджастане с йогом-гуру. Если встретите случайно ее родителей, можете им так и передать.
Дорогой дедушка.
Я прекрасно провожу время. Индия – это замечательная страна, и она полностью изменила мой внутренний мир.
А по железным дорогам тут еще ходят паровозы, представляешь!
Надеюсь, у тебя все хорошо.
Целую,
Дэйв.
Шведки уехали, и Рэндж затосковал. К этому времени мне оставалось пробыть в Индии всего неделю, и мы решили, что Рэндж отправится домой просить прощения и обручаться сразу после того, как я уеду. До Дели предстояло пилить через всю страну – согласно Книге сорок восемь часов, поэтому если я хотел оставить три дня, на то, чтобы зарегистрировать билет, и один на всякий случай, отправляться надо было сейчас.
Мы с Рэнджем в глубокой депрессии доехали вместе до Тривандрама, там он отправился в аэропорт, посмотреть, какие самолеты летят в Пенджаб, а я – на вокзал. Вечером на пляже мы рассматривали маленькие клочки бумаги так, словно это были наши собственные похоронки. Ладно – не мы, а Рэндж, какая разница. На самом деле я радовался возвращению, хоть мне и было немного стыдно за то, что эта радость затмевает прощание с Коваламом. А если совсем честно, то я был на седьмом небе от счастья, что наконец-то возвращаюсь в Англию – возбужден настолько, что почти всю ночь не мог заснуть.
Поезд уходил рано утром, Рэндж уже не спал и, стоя в дверях отеля, махал мне на прощанье рукой. Мы обменялись адресами и телефонами, но все это было притворством – мы никогда больше друг друга не увидим. Лондон только все испортит. Я не хотел встречаться с Рэнджем из Патнея. Я боялся обнаружить на его месте обычного азиатского выскочку, который навсегда испортит мне воспоминания о клевом психе – Рэндже из Индии.
В поезде я наконец почувствовал, что еду домой, и странная мысль пришла мне в голову – мысль о том, что именно этого я сильнее всего ждал. Я не хотел быть дома, я хотел ехать домой. Все трудности оставались позади, и это долгое путешествие обратно в столицу казалось даже наградой. Я возвращался к исходной точке, и, разглядывая в окно проносившиеся мимо пейзажи, чувствовал себя колонистом – так, словно обозревал территории, которые успел покорить. Чем дольше длилось путешествие, тем внушительнее становилось впечатление, которое я производил на самого себя. Такие огромные пространства, и все мои – я это сделал. Подумать только – я пересек эту землю совершенно один – и никто меня не убил, не ограбил и не съел.
Все сорок восемь часов до Дели я в состоянии полного умиротворения просмотрел в окно или проспал – крепким сном новоиспеченного олимпийского чемпиона.
* * *
В Дели я сразу направился гостиницу миссис Коласо и даже умудрился получить ту же койку в той же общей спальне. Я устроился на жестком матрасе и некоторое время размышлял о том, какой я крутой. Я действительно победил. Я вернулся в исходную точку, и я жив. Я чувствовал себя на много лет старше и мудрее, чем был совсем недавно здесь, на этом же самом месте. Это продолжалось три месяца, и я не сдался и не сбежал домой. Экспедиция признается успешной.
Я так и не узнал, что путешественники делают целыми днями, но сейчас это было неважно. Я сам теперь путешественник. Я был там и делал то, о чем большинство людей боятся даже подумать. Я страдал и боролся с темными сторонами своей души. Я пробовал мир.
* * *
Через некоторое время в комнату вошли два нервных парня в чистеньких джинсах; они бросили рюкзаки на кровати и уселись туда же в полном молчании и с таким видом, словно у каждого в голове разорвалось по бомбе. Я заметил, что на рюкзаках у них болтаются самолетные бирки.
– Привет, – сказал один из них.
– Мир – эээ, то есть, привет, – сказал я. – Вы только что прилетели?
– Ага.
– И оно вас уже достало?
– Госссссподи, – простонал второй. – Какая жара. Это же невозможно. Как здесь вообще можно чем-то заниматься?
– Никак. Не надо. Ничем.
– Точно. – Он посмотрел на меня так, словно я спорол какую-то чушь.
– Сколько вы уже здесь? – спросил его приятель.
– Ох, долго. Через два дня улетаю.
– Универ начинается?
– Э-ээ ... ага. Кажется.
– Что вы читаете?
– Джона Гришема[38]. Не помню название.
– Нет, я имею в виду в университете. Какой предмет?
– Ах, да. Гм... Английский.
– Правда? А где?
– В Йорке. У вас свободный год? – спросил я, торопясь сменить тему. Я еще не мог думать о доме.
– Ага.
– Только начинаете?
– Мы пробудем пару месяцев здесь, потом, если получится – в Пакистан, потом Тайланд, Индонезия и Австралия.
– Здорово.
– Страшновато на самом деле.
– Все будет хорошо, – сказал я, думая о том, что они запросто могут заболеть, покалечиться, не говоря уже о депрессии, одиночестве, отчаянии, кражах, потерях, ностальгии и о том, что в один прекрасный день возненавидят друг друга до самых печенок. – Будет весело.
Глядя на этих свеженьких перепуганных зайчат, для которых Индия только начинается, я радовался, что для меня все это уже позади. Наконец-то я по-настоящему чему-то радовался. Я победил, но должен вам признаться: победить гораздо лучше, чем побеждать. Обсирать свои штаны – это ужасно и отвратительно, но из того, что штаны были когда-то обосраны, можно сделать веселый прикол и рассказывать на вечеринках. Я уехал на тысячи миль от того несчастного собачьего бургера. Лет через десять я только его и вспомню, и неважно, что скорее всего бургер был сделан вовсе не из собачатины. Можно не сомневаться: собачий бургер займет почетное место среди прочих моих индийских историй. Судя по тому, что я слышал от других путешественников, в ней в нужной пропорции совмещалось “я такой дурак, что вляпался” с “я такой крутой, что выпутался”.
Никто ведь никогда не спросит меня, на что похожи горы, или как меняется климат этой страны, если ехать с севера на юг – им будет интересно, кого я трахал и чем болел. К счастью, я поймал и то, и другое (почти), так что всегда найду, чем отчитаться. И какой бы скучной ни была потом моя жизнь, я всегда смогу сказать, что три месяца путешествовал в одиночку по Индии. То есть, я, конечно, не все время был один, но пошли вы к черту – что хочу, то и говорю.