Едва скинув пальто и наспех повесив его на вешалку, он подошел к этажерке с книгами и достал учебник. Усевшись у окна так, чтобы солнце освещало его, он торопливо перелистал страницы и отыскал главу о газовой гангрене. Он перечитал ее несколько раз, надеясь найти что-нибудь новое, ускользнувшее от внимания прежде. Но все было так, как он представлял себе и до этого. Он отложил книгу и перебрал в памяти все мелочи, которые уловил в состоянии Ростовцева, придираясь к самому себе и стараясь нарочно доказать себе свою неправоту.

В тех случаях, когда он не был уверен в правильности своих заключений или когда обстоятельства заставляли его сомневаться, он намеренно старался сам опровергнуть то, что отстаивал. Он придирчиво находил различные факты, говорящие не в его пользу, тщательно взвешивал их, и только после анализа отбрасывал, убедившись окончательно в том, что они не противоречат первоначальному суждению.

Он долго думал, невидяще смотря в парк через оконное стекло. Наконец, проведя рукой по волосам, встал и произнес вслух:

- Нет, все-таки прав я, а не он. И я докажу это!

Ему стало как-то сразу легче. Поднявшись, он включил чайник. Потом опять подошел к окну. Солнце светило ярко, и он вдруг подумал, что пришло время выставить раму и впустить весну в комнату. Он взял нож и начал отковыривать замазку.

- Лето почуяли, дорогуша? - услышал он за спиной мягкий голос Воронова, незаметно вошедшего в комнату.

- Да, Иван Иванович, - ответил Ветров, на минуту отрываясь от своего занятия и здороваясь. - Хочу проветриться немного. Только что с дежурства пришел и показалось душно... Очень уж погода хороша...

Воронов сел у стола. После продолжительной паузы он сказал:

- А ведь вы не в своей тарелке, юноша. Вижу, что сегодня у вас что-то случилось...

- Отчего вы так думаете, Иван Иванович? - спросил Ветров, продолжая отковыривать замазку.

- Догадываюсь по некоторым признакам.

- Каким же?

- Во-первых, вы сами сказали, что пришли с дежурства. Во-вторых, вы пришли домой не сразу, а где-то пропадали. Полчаса назад ваша комната была на замке. В-третьих, по вашему лицу заметно, что вы устали. Оно желтое, измятое. И, несмотря на это, вы не ложитесь спать. И, наконец, самая главная улика - учебник на столе. Причем он открыт на определенном месте. Голову на отсечение даю, что у вас какие-то неприятности!

- Вы Шерлок Холмс, Иван Иванович, - улыбнулся Ветров. - Действительно, у меня есть что вам рассказать... Будьте добры, выключите чайник... Кстати, вы пили чай?

- Да, недавно.

- Думаю, от одного стаканчика не откажетесь?

- Вы угадали, дорогуша.

- Тогда подождите минуточку. Я закончу свое дело, раз взялся, - и мы по-летнему попьем чайку у открытого окошка вприкуску с моими новостями. - Он заторопился.

В комнату хлынула волна свежего воздуха.

- Смотрите, как хорошо, - сказал Ветров. - Зеленеет первая травка, пробуждаются деревья, оживает природа. Сегодня после дежурства я бродил по городу. Мне показалось, что я окунулся в какой-то новый мир. Я только сегодня почувствовал, что пришла весна.

- Она давно пришла, дорогуша. Она скоро кончится.

- Знаю... Но почувствовал ее я лишь утром. - Он быстро собрал на стол, уселся против Воронова и сказал: - Знаете, Иван Иванович, с вашей легкой руки я сделался любителем чая. Это первое, чему я от вас научился.

- Наука несложная, - усмехнулся старик и вспомнил: - Вы что-то обещали мне рассказать? Я слушаю...

Ветров начал издалека. Он вспомнил школьный выпускной вечер, шахматную партию, окончившуюся для него так неудачно, встречу с Борисом и Ритой, и, наконец, дошел до разговора с ведущим хирургом. Этот разговор он передал очень подробно. Воронов, слушая, спокойно помешивал ложечкой в стакане, ожидая, когда чай остынет. По его выражению было трудно судить о том, как он относится к повествованию. После того, как Ветров умолк, он не спеша отхлебнул из стакана и сказал:

- Видите, я угадал: с вами произошли интересные события. Вы все же погорячились. Так нельзя. Михайлов - опытный врач. С его мнением нужно считаться. Может быть, вы незаслуженно его обидели.

- Но я чувствую, что прав, - возразил Ветров. - Михайлов тоже человек. Он тоже может ошибаться, как и все другие. Тем более, что погоня за процентами заслонила от него все остальное.

Иван Иванович, подумав, налил чай на блюдечко.

- Мне, конечно, трудно судить сейчас, кто из вас прав, а кто нет, - сказал он. - Я не специалист в вашей области и, кроме того, я даже не видел больного. Но дело не в этом. Я боюсь, что вы не были достаточно объективны в ваших рассуждениях. Насколько я понял, Ростовцев не только артист, но еще и друг той девушки, которую вы любили когда-то, а возможно, любите и сейчас... - Ветров хотел возразить ему, но он жестом остановил его и продолжал: - Даже если бы это было так, вы все равно будете доказывать противоположное. Вы, дорогуша, человек гордый и самолюбивый. В сочетании с хорошей головой это неплохие качества. Но они же заставят вас скрыть истину. Может быть, вы сами себе доказали, что не любите эту девушку. Но любовь, к тому же еще первая, никогда не проходит бесследно, особенно, если она осталась без ответа. Вам предпочли другого, и судьба этого другого теперь в ваших руках. И вы постараетесь сделать для него все, что в ваших силах. В этом будет ваш ответ девушке, которая вас не оценила. В том, что вы не питаете особо дружеских чувств к Ростовцеву, я почти не сомневаюсь, как и в том, что он не слишком расположен к вам. И все-таки вам страстно хочется сохранить ему прежнее положение в жизни, положение блестящее и несравнимое с вашим. И вот здесь назревает противоречие, потому что вам необходимо взглянуть на больного не пристрастно, а глазами врача, хладнокровно и обстоятельно. Чудес на свете не бывает, и нужно очень трезво взвесить все доводы за и против ампутации, чтобы промедлением не сделать ему хуже. Сделали вы это или нет? Вернее, сумели это сделать или не сумели?

- Думаю, что сумел! - уверенно ответил Ветров. - Время покажет, насколько это удалось мне. И если я ошибся...

- Да, что если ошиблись?

- Тогда плохо... Очень плохо!

- Тогда, дорогой мой, вся ваша будущность, грубо выражаясь, может полететь к чорту! Среди моих коллег я знаю таких, которые не стали хорошими хирургами только потому, что, взявшись за нож впервые, потерпели неудачу и не смогли после этого побороть свою неуверенность, свой страх перед тем, что она будет повторяться. Оперируя только грыжи, аппендициты и нарывы и пасуя перед более сложными и трудными случаями, они остались мелкими врачами, маленькими ремесленниками в своей профессии. Мне не хотелось бы, чтобы так же случилось с вами.

- Почему вы так говорите? - спросил Ветров. - Вы не уверены в моей правоте?

- Совсем нет. Я только хочу предупредить вас на будущее. Мало ли что бывает в жизни... А сейчас обстоятельства складываются так, что это может отразиться на всей вашей дальнейшей деятельности. И если вам придется проиграть эту игру...

- Я выиграю ее! Тем более, что ее необходимо выиграть! - Ветров задумался, глядя куда-то в сторону, и потом продолжал, наклонив голову набок: - И все-таки вы ошибаетесь, предполагая, что Рита теперь мне не безразлична. Я много рассуждал об этом сам и пришел к выводу, что...

- Простите, дорогуша, - перебил его Воронов, - а вы, гуляя по городу утром, не послали, случайно, телеграмму о том, чтобы она выезжала?

- Нет.

- Гм... - произнес неопределенно Иван Иванович.

- Я послал ее раньше с сестрой...

- Ну вот видите, - улыбнулся старик, поглаживая бородку и лукаво следя за собеседником, - факты говорят против вас.

Ветров почувствовал, что краснеет. Ощущая, как горит его лицо и видя, что это для Ивана Ивановича не осталось незаметным, он смутился. От этого он покраснел еще сильнее. Сердясь на самого себя, он склонился над стаканом.

- Я послал ее, исходя из соображений, что присутствие этой девушки благотворно подействует на больного, - сказал он, чувствуя, что Иван Иванович ему не верит. - И напрасно вы улыбаетесь; это так и есть на самом деле. С тех пор, как я видел ее в последний раз, она перестала мне нравиться... Нет, я, пожалуй, люблю вас несравненно больше, чем ее, если уж на то пошло.