Чувство современности содержится в творчестве, и оно-то больше всего и радует автора, обещая ему непременное внимание и сочувствие друга. Особенно трудно дается автору изображение природы и вместе с тем открытие современности в несовременных вещах.

Тайная современность рассказа о несовременных вещах является, может быть, пробным камнем истинного творчества.

Без современности, заключенной в произведении, не может быть влияния на читателя.

Внутри произведения, будь оно написано о чем угодно и как угодно удалено от современной темы, внутренняя тема всегда современна.

Красота направлена к вечности, но художник должен знать время, когда с ней нужно выходить на люди: когда у них свадьба, когда похороны.

Художник должен чувствовать вечность и в то же самое время быть современным. Без чувства вечности невозможны прочные вещи, без чувства современности – художник останется непризнанным.

По-моему, каждый настоящий талант содержит в себе чувство современности, и как птица на перелете верно направляется в огромном пространстве с Новой Земли в Центральную Африку, так и писатель движется во времени, точно как птица в пространстве. И нет писателя вне современности, хотя бы он писал о египетских пирамидах или о листике осины, трепещущем на своем стебельке… Я называю эту способность чувством, а не мыслью, потому что сам действительно не могу разобраться в этом движении моем, как сороконожка не может понять, какой ногой вперед сейчас ей надо ступать.

Чувство современности, как я его понимаю, в повседневной практике указывает на что-то самое главное, возле чего ходит душа. В этом чувстве встречается и определенное нужное слово со всей его музыкой и смыслом… как если бы душа похожа была на раскрытый цветок, и современное слово, как мушка, садилось бы на край цветка, и он захлопывал бы мушку-слово, и оно бы потом соединялось со всем организмом цветка.

Я так представляю себе орган, определяющий писателя в отношении современности.

Будет ли когда-нибудь этот орган открыт, и нужно ли его открывать? Современность является после длительного упражнения в душе художника ощутимой, как ощутим воздух бегущему на лыжах, как вода – скоростному гребцу, как лес – охотнику.

Самое важное для инженера, строителя, например, моста через реку, это чтобы мост был прочным. Так и у нас главное, чтобы вещь оставалась и по ней, как по мосту, читатели долго бы устанавливали путь своего сознания.

Так столетие проходит за столетием, а мы все учимся по Шекспиру, и кажется, будто Шекспир остается всегда современным и что сила чувства современности у писателя и есть то самое, что у механиков называется прочностью.

От себя уйти невозможно, а еще говорят, будто писатель может уйти куда-то от современной темы.

…Во мне живет чувство нового времени. Мало того! Я могу надеяться, что это великое чувство жизни, замаскированное охотой, я оставлю в своих книгах.

Есть в незримой среде, окружающей каждого, тон времени, и кто слышит его, как будто получает крылья и может лететь и лететь.

Но это не все, что нужно человеку. Человеку нужно слышать тон времени и идти по своей тропе.

Свойство творческой души быть везде и всюду самой собой и даже «вечные» истины воспринимать только через себя, а не просто на веру, как внеличное данное. Чувство времени как современность, как свойство личности, отвергающей готовых богов, прямо противоположно общепринятому пониманию этого слова. Современный человек в общепринятом смысле делается современным путем усвоения именно внешних форм чужого ума.

Писатель должен обладать чувством времени. Когда он лишается этого чувства – он лишается всего, как продырявленный аэростат. Это чувство времени входит в состав его таланта. Как это ни странно, а часто бывает, что люди, очень близкие к жизни, бывают несовременны, а писатель, стоящий в стороне, ближе, чем они, ко времени.

Ранним утром в предрассветный час. когда я в полной тишине ставлю сам самовар, пью чай и потом прямо от чая сажусь за пишущую машинку, я чувствую полное слияние бытия моего с сознанием, и о чем бы я ни писал, все равно написанное выходит из бытия моего, да, о чем бы ни писал, все написанное мною современно.

Нет более раннего утра, чем предрассветный час, и я думаю, что я самый современный писатель: никто-никто раньше меня не встанет и в этот ранний час никто, как я, – разве певчая птичка! – так не чувствует святость бытия в момент перехода его в сознание.

Мой современник – это не тот, кто устраивается потребителем всего нового, а кто сам участвует в создании нового времени, кто на это душу свою положил.

Человек живет и рождает новое, и от него остается навсегда то небывалое, что он рождает словом, делом, помышлением, поклоном даже, или пожатием руки, или только улыбкой посылаемой.

Человек неведомый послал улыбку кому-то, и от этой улыбки родилось небывалое.

Человек – это мастер культурной формы вещей. На низшей ступени лестницы этих мастеров стоят те, кто ничего не вносит своего, а возвращает талант свой в том виде, в каком он его получил. На высших ступенях располагаются те, кто всю душу свою вкладывает в творчество небывалого.

Человек – это источник небывалого в природе.

Атомы были, но атомная энергия в руках человека действует как небывалое. Наташа Ростова была, но под пером Толстого она живет как небывалое, потому что ею руководит душа единственного, неповторимого человека Льва Толстого.

Люди смеются тому, что повторяется, и боятся всего, с чем встречаются в первый раз. И больше всего боятся заглянуть в себя потому, что каждый из нас содержит в себе небывалое.

Настоящий художник, отдавая свои вещи в бывалое, тем самым лично движется к небывалому. Оттого так и кажется, что ничего я не сделал, но в следующей вещи создам небывалое.

Художник – это тот, кто душу свою вкладывает в творчество небывалого.

Как художник, я страшный разрушитель последних основ быта (это мой секрет, впрочем): я разрушаю пространство и говорю: «В некотором царстве», я разрушаю время и говорю: «При царе Горохе». Совершив такую ужасную операцию, я начинаю работать как обыкновенный крестьянин-середняк и учитывать хозяйственные ценности, как красный купец.

Этим обыкновенным своим поведением я обманываю людей и увожу простаков в мир без климатов, без отечества, без времени и пространства

– Освежились, очень освежились! – говорят они, прочитав мою сказку.

И платят мне гонорар.

Чем я силен? Только тем, что ценное людям слово покупаю ценой собственной жизни.

Дон-Кихот это я: («Я Дон-Кихот!»). Гамлет тоже я: («Я Гамлет!»). И «Двойник» Достоевского о мне писан, и Раскольников. Так «я» борется с другим «я», находя в нем себе подобие, с болью откалывается и Дон-Кихот, и Гамлет, и Двойник, и Базаров… Будто змеиная чешуя слезает с настоящего «я», в котором скрыта воля на неповторимое действие.

Там, где человек, – это я. Там, где каждый из нас выступает за себя, там, как след ноги на песке, остается собственность.

Хорошо это или плохо? Это неплохо и нужно, если нога собственника ступает по незанятой земле. Но как только по этой земле другие прошли, надо глядеть, чтобы не поставить ногу свою на чужой след.

Вот почему нас всех манит к себе девственная природа, земля, по которой не ступала еще нога человека.

Вот почему иной раз даже и вовсе землю бросаем, – нам тесно, мы становимся на путь искусства и там ищем путей, по которым никто никогда не ходил.

У Аксакова в «Семейной хронике» чудесно описана Башкирия в

то время, когда в ней землю покупали тысячами десятин по рублю десятину Прелесть воли на просторе Аксаков чудесно изобразил обилием охотничьих птиц и зверей, искусно пользуясь предупреждением читателя наступающими новыми временами, несущими гибель всем прелестям «страны непуганых птиц и зверей».