В тот же день под вечер мы взяли мешки и двинулись «на работу». Прошли огородами — и в лес. На опушке остановились, прислушались и пошли дальше. Для храбрости держались поближе друг к дружке. Шли, шли — и наткнулись на кучу гранат, которые лежали под молодой развесистой елочкой. Мы прямо затряслись: еще бы, целый склад оружия.

— Что будем делать с ним? — задумался Марат.

— Надо спрятать, — говорю я.

Мы перетаскали гранаты на опушку и зарыли под ореховым кустом.

Чтобы никто не нашел нашего тайника, сверху насыпали листьев.

Потом снова двинулись на поиски. В одном месте нашли станковый пулемет, возле которого, уткнувшись лицом в землю, лежал убитый. Пониже правого уха чернела маленькая дырочка. Кровь, которая текла из раны, успела засохнуть. Вокруг пулемета валялись одни стреляные гильзы. Видно, пулеметчик вел огонь до последнего патрона и погиб как герой. Мы рассказали об этом деду Прокопу Сидоровичу. Он тайком сделал гроб и принес его в лес. Мы помогли ему вырыть могилу и похоронить героя-пулеметчика. Никаких документов при убитом не было, и мы не узнали ни его фамилии, ни откуда он родом.

Пулемет мы притащили в деревню и спрятали возле нашей хаты в старом погребе. Потом мы нашли еще ручной пулемет, тол, бикфордов шнур. Все это снесли туда же. Скоро наш погреб превратился в оружейный склад.

В деревню стали наезжать партизаны. Они осторожно расспрашивали, у кого есть оружие.

Однажды они приехали ночью и постучались к нам. Мама перепугалась: думала, что это полицаи.

— Что вам нужно? — спросила она.

— Где ваш Шура?

— Спит…

— Разбудите его.

Мать растолкала меня, рассказала, в чем дело. Я сразу догадался и вышел во двор. Партизан было пятеро.

— Комиссар отряда просил тебя достать гранат, — сказал один из них, должно быть, старший.

Я взволнованно прошептал:

— Это можно… У меня есть…

— Давай их сюда.

— А на чем повезете? — спросил я.

— Дотащим как-нибудь, — отозвался один из партизан.

— Сил не хватит.

— Неужто их так много?

— Много, — ответил я и повел их к яме.

Увидав, сколько там гранат, партизаны прямо за головы схватились.

— Где ты их столько набрал?

Я рассказал.

— Молодчина! — похвалил меня старший и велел двоим партизанам сходить в деревню за лошадью. Те ушли и скоро вернулись с подводой. Когда гранаты были погружены на телегу, старший вдруг спросил, нет ли у меня запалов. Я сказал, что сейчас нет, но я могу достать. Он попросил достать обязательно, потому что запалы очень нужны.

Наутро я пошел к Марату и рассказал ему обо всем. Он выслушал меня и спросил:

— А ты себе ни одной не оставил?

— Нет. А зачем?

— Мало ли что… — сказал Марат. Потом подумал и решил: — Ну что ж, отдал так отдал. Но где мы возьмем запалы?

Я открыл ему секрет. Неподалеку от нас жил такой Леванович. Его сын Игнась хвастал, что принес из лесу целый ящик запалов. Где он их спрятал — я не знал. Теперь Игнась собирался идти в полицаи. Желая показать свою преданность немцам, он решил отнести им и ящик с запалами. Чтобы запалы не достались врагу, нам нужно было найти их и выкрасть.

Мы выбрали момент, когда Левановичи были в поле, и занялись поисками. Долго кружили возле их хаты, делая вид, будто что-то потеряли и теперь ищем. Наконец заметили, что в одном месте земля на завалинке вроде бы более свежая, чем рядом. Я взял кусок толстой проволоки и стал орудовать им, как щупом. Проволока сразу наткнулась на что-то твердое. Это был ящик с запалами.

Мы, радостные, вернулись домой и стали дожидаться вечера. Как только стемнело, мы подкрались к хате Левановичей, осторожно выкопали ящик и принесли к нам. Через день приехали партизаны и забрали его. Тогда же мы отдали им и пулеметы. Партизаны от души благодарили нас.

Позже немцы сделали налет на деревню. Они схватили наших родителей. Должно быть, им стало известно о нашей связи с партизанами. Мы с братом Толей успели убежать. На опушке леса, в условленном месте, нас ожидал Марат. Немного отдышавшись, мы стали наблюдать, что делается в деревне. Наших родителей повели в подвал лесопильного завода. Мы были рядом, видели все это и не могли помочь. От досады и злости мы плакали. Родители, конечно, ничего не сказали немецким палачам. Позже мы узнали, что их и еще многих жителей деревни расстреляли.

И вот я, Толя и Марат остались круглыми сиротами. Возвращаться в деревню было опасно — нас тоже могли схватить. У нас была одна дорога — к партизанам. И мы все трое подались в отряд Бережнева.

Шура Немирко (1932 г.)

г/п Березино.

Мы жили в деревне Ровнополье, неподалеку от Руденска. Крайние хаты деревни стоят у самой линии железной дороги. Мы, ребятишки, любили играть на насыпи.

Пришли немцы и первым делом запретили нам ходить по линии. Немного позже, когда в районе появились партизаны, немцы настроили вдоль пути дотов и вышек. Одна такая вышка была как раз напротив нашей деревни. На ней день и ночь находились два фашиста с пулеметом. Из окна нашей хаты было видно, как внимательно они осматривали местность.

С другой стороны деревни начинался лес. Там часто бывали партизаны из отряда «За Родину». Я встретил их однажды, когда ходил по ягоды. Командир отряда Гончаров подробно расспросил меня, кто я такой и откуда. Я рассказал, что сирота, живу у тетки Пелагеи и вот пришел по ягоды. Он внимательно выслушал меня и спросил, есть ли в деревне немцы.

— Нет, — ответил я. — Только двое, что на вышке сидят.

— А оружие у тебя есть?

— Нету, но найти можно.

Тогда он попросил, чтобы я собирал для его людей что попадется — патроны, винтовки, гранаты. Я пообещал.

В лесу мы часто находили спрятанные винтовки, гранаты. Кое-кто из ребят брал их себе, иные просто примечали места, где видели оружие. Когда я передал им просьбу командира, они помогли мне собрать около сотни гранат, 30 винтовок. Был у нас и ручной пулемет Дегтярева. Когда я все передал командиру, он, пожимая мне руку, сказал:

— Спасибо, Витя, за помощь.

Мне очень радостно было слышать похвалу из уст самого командира.

Между тем немцы чаще стали заглядывать в деревню. Они забирали хлеб, одежду, сало, кур. Недалеко от нас сожгли деревню Рыбцы вместе в людьми, Лутищи, Зазерку… Гитлеровцы перебили всю семью наших соседей — Лукьяновых. Помню, когда я зашел к ним в хату, они лежали, распростертые, на полу. Впервые в жизни я видел убитых. Мне стало страшно, и по спине пробежали холодные мурашки.

Я торопился выскочить во двор.

Ночью люди ушли в лес, к партизанам. Я тоже решил пойти. Командир взвода Володя Осипчик, молодой парень, спросил у меня:

— Сколько тебе лет?

— Двенадцать.

— Мал еще. Подрасти.

Я стал упрашивать, а он и говорит:

— Ты не помог бы нам взорвать вышку? Подумай. Постарайся познакомиться с немцами, а потом приходи.

Я пошел домой и стал обдумывать, как это сделать. Потом взял несколько яиц и пошел к немцам. Маленьких детей они не боялись и подпускали к себе. Я взобрался на вышку и попросил:

— Пан, дай сигарету!

— Дай яйка, — ответили оба в один голос.

Я достал из кармана яйца и подал немцам. Они обрадовались, о чем-то залопотали по-своему и дали мне четыре сигареты. Я тут же закурил. Один из них поглядел на меня, улыбнулся и сказал:

— Гут, киндер!

На вышке я увидал кровать, ручной пулемет и чугунную печку. Была поздняя осень; немцы боялись холода и все время жгли печку.

На другой день я снова пошел к ним. Младший стоял возле пулемета, а тот, что постарше, возился у печки. Я попросил закурить. Старший достал сигарету и на ломаном русском языке велел мне принести дров. Я спустился с вышки, насобирал обрезков досок и отнес им.

— Гут! — сказал старший.

Спустя несколько дней они привыкли ко мне, и я свободно ходил к ним на вышку. После этого я снова отправился в отряд и рассказал обо всем Осипчику.