Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Глава тринадцатая

Ночь в степи так же, как и ночь в горах, располагает человека к раздумьям. Но только раздумья в степи и в горах бывают разные. Если ночь в горах возвышает, поражает торжественностью и величием, то степная ночь навевает грустные размышления. Недаром поется в песне, что степь — родная сестра печали.

Тихо ночью в степи. Только звенят цикады, едва шелестит ковыль, да изредка пискнет мышь или суслик в когтях у ночного бесшумного хищника. Нет здесь ни горного шума реки, ни жалобного воя шакалов.

Много звезд высыпало сегодня над степью. Высоко в небе они кажутся мелкими и зеленоватыми, а ближе к горизонту — крупными-крупными.

Чутким сном спит степь, словно вздрагивает от каждого шороха. Чутким сном спят сайгаки посреди степи. Никогда эти животные не спят все сразу. Старшие сайгаки несут поочередно ночную службу. Они знают, насколько коварны в степи такие вот ясные и сухие ночи. Тишина опасна, обманчива, звезды… Даже звезд стали бояться теперь сайгаки, потому что иногда появляются вдруг вдали две большие звезды, а вместе с ними почти всегда грохот, огонь и гибель.

Спит посреди степи семейство сайгаков, в котором родился белый сайгак. Он уже повзрослел теперь, сам щиплет траву, а сейчас лежит рядом с матерью, прижался к ней, как и все другие детеныши прижались в эту ночь к своим матерям.

Бабушка-сайга и ее старший сын не спят, потому что привыкли мало спать, они засыпают только под утро. Вожак стаи, однорогий сайгак, даже и не лежит, а стоит в стороне. Он слушает степь, он готов при малейшей опасности подать знак, чтобы стадо вовремя успело подняться и спастись бегством.

Казалось бы, чего им бояться в эти летние месяцы, когда самим законом запрещено всем людям на них покушаться?

Может быть, волков боятся сайгаки? Сейчас, в эту пору? Нет! Серые волки сейчас в горах, они откочевывают туда вместе с отарами овец. Куда легче волку расправиться с овцой, нежели гоняться по степи за быстроногим сайгаком.

Орлы? Но степные орлы ночью спят в своих гнездах. Орлы — дневные хищники, охотятся только с восходом солнца.

Нет, не звери самые страшные враги сайгаков. Но есть, есть у них злостный враг. Каждый взрослый сайгак знает этого врага, потому что каждый лишился через него либо отца, либо сестры, либо брата.

Однорогий сайгак всматривается в степь, смотрит на звезды. Почему-то иногда загораются в степи две новые яркие звезды. Вот и сейчас они неожиданно вспыхнули на горизонте и вместе с тем донесся до сайгачьих ушей неприятный, зловещий шум. Это уже опасность, это беда. Со страшной быстротой приближаются две ослепительные звезды, нарастает шум. Однорогий сайгак крикнул, будто простонал, и все стадо мгновенно вскочило на ноги. Все застыли на месте, смотрят на вожака, ждут его знака, в какую сторону он им скажет бежать. Детеныши недовольны, что перебили их сон, они ничего не понимают в происходящем. Но инстинкт уже передался им, он говорит, что надо бежать, спасаться. Они теснее жмутся к родителям.

Огни все ярче и ближе, шум все сильнее. Теперь слышны сквозь этот шум человеческие голоса. Пора. Однорогий сайгак с быстротой молнии метнулся в сторону, и все стадо устремилось за ним. Но яркий свет уже коснулся их, задел их спины, и тотчас машина резко повернула вслед за бегущими сайгаками.

— Вот они! Вот, прямо! Давай скорость! — Радостные крики людей слышны в степи. Белый сайгак недоумевает: почему они радуются, почему им весело, когда нам так страшно? Неужели это наш страх их веселит? Что будет, что будет? «Вырваться, вырваться из этого звездного света», — думал однорогий вожак. Но свет уже неотступно следовал за животными. Куда бы они ни метнулись, свет находил их. Детеныши сайгаков начали уставать…

— Мама, мне страшно! Мама!

— Не оглядывайся, сынок! Беги со мной рядом, вот так!

— Я больше не могу бежать.

— Что такое я слышу от белого сайгака? — недовольно, хриплым голосом говорит однорогий. — Белый сайгак должен бегать быстрее всех. Еще немного, держитесь…

Вдруг раздается страшный грохот, непохожий на гром, обычный в степи, но это не гром, это стреляют из ружей-автоматов охваченные азартом погони жестокие люди. Трехмесячный, еще не окрепший белый сайгачонок первым падает, сраженный картечью. Отец-сайгак оглянулся, и мать повернула назад. Но не успевает мать добежать до белого сайгака, как что-то сильно толкает ее в грудь, она взлетает над землей и падает бездыханной. Отец-сайгак успевает дойти до детеныша и тут же падает рядом с сыном.

— Сынок, что с тобой? — спрашивает раненый, умирающий отец-сайгак.

— Не знаю, мне очень больно.

— Будь они прокляты, сынок, эти двуногие звери!

Остальные сайгаки скрылись. Машина останавливается, развернувшись, люди спрыгивают с машины, хлопает дверца кабины.

В степном безмолвии, наступившем после погони и выстрелов, слышен человеческий голос. Не голос ли это Эсманбета?

Человек подошел к беспомощному, ослабевшему, умирающему белому сайгачонку и с превеликим равнодушием и хладнокровием, ощупав шею, одним взмахом острого кинжала отрубает голову. В степь хлынула горячая кровь, такая же соленая, как и земля здесь. Другие сайгаки были расчленены таким же образом. Туловища — в машину, а головы их зарывают в землю.

— Невелика добыча. Сколько всего?

— С этими вот тринадцать.

— Тьфу, проклятое число!

— Давайте живее выберемся теперь отсюда на дорогу.

— Это в нас разыгралась последняя бутылка.

— Только бы не напороться сейчас.

— Обойдется.

Все взгромоздились на свои места, и машина тронулась уже с потушенными фарами. На полу в кузове подпрыгивали обезглавленные туши сайгаков, среди которых был и белый сайгачонок, но уже не белый, а в кровавых пятнах.

— Проклятье! Мы, кажется, убили белого сайгака…

— Белый или рыжий, какая разница.

— Есть в народе поверье: несдобровать тому, кто убьет белого сайгака.

— А тому, кто убьет красного, сдобровать? Если он напорется на инспекцию? Ха-ха-ха…

— Если верить во все приметы, жить нельзя на земле. У нас вот есть поверье: если срубишь плодовое дерево, останется тебе жить один год. А наш колхоз три года назад вырубил в долине Таркама целый абрикосовый сад. И ничего, никто пока не умер. И председатель колхоза, дай бог ему здоровья, процветает. Может барашка съесть за один присест.

Все весело рассмеялись. Тут-то и случилось то, чего так боялись.

— Нас засекли. — Тревожный голос погасил смех.

— Это некстати, совсем некстати. Эй, Сансизбай, постарайся увильнуть.

— Может быть, не заметят?

— Уже заметили… Едут прямо на нас.

Оказывается, не только сайгаки боятся автомобильных фар в степи, но боятся их те, кого боятся сайгаки. Паника охватила всех.

— Может быть, это такие же, как мы, промышляют…

— Дурак, не видишь, «газик»…

Грузовик прибавил скорость. Теперь на скамейке в кузове усидеть было нелегко. Людей подбрасывало и опускало, они цепко ухватились за борта.

— Отстают, скорей!

Но «газик» не отставал. Грузовик стал петлять по степи, но и «газик» повторял те же повороты. Теперь не оставалось никаких сомнений, что это инспекция.

— Эй, Сансизбай, куда-нибудь в укрытие надо бы…

— Какое, к черту, укрытие в степи!

— Вон за те камыши… Выключай мотор, может, не найдет.

Машина круто свернула налево и исчезла за полосой камышей. Кажется, «газик» потерял ее из виду. Он остановился, затем стал кружиться на месте, светом фар ощупывая местность. Не могли же они провалиться сквозь землю! Потом «газик» тоже потушил фары и отъехал в сторону. Люди, сидящие в нем, прислушивались.

На грузовике тем временем шел такой спор. Идрис горячился:

— Я не понимаю, чего нам бояться. Нас много, пугнем их. Что, так и будем здесь стоять до рассвета?

— Тише. Кажется, они уехали. А ты, Идрис, не храбрись. Если нас поймают, будут большие неприятности. А мне, например, это сейчас совсем не нужно.

62
{"b":"242246","o":1}