Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Она задернула белую занавеску.

— Что такое? — сердито спросила молодая женщина, когда Феликс вошел. — Тебе не стыдно?

— Боже, ты такая скромница?

— Была. До прошлой пятницы.

Гвендолин поглубже опустилась в пенную воду. А Феликс, сорвав с крючка первое, попавшееся под руку полотенце, расстелил его на кафельном полу и уселся.

— Так, по-твоему, ты растеряла свою прежнюю скромность?

Честный вопрос требовал честного ответа, и Гвендолин решилась говорить как на духу.

— Да, есть такое ощущение. Скромность предполагает умение придерживаться общепринятых норм морали и нравственности. Какая по-настоящему скромная женщина ляжет в постель с мужчиной после двух дней знакомства?

— Какая?.. Ты, например.

Гвендолин нахмурилась.

— Я никогда раньше так не поступала. И не предполагала, что способна, на такое. — Она покосилась на него. — Не понимаю, почему я это сделала…

— Я понимаю. — Феликс поймал ее руку своими сильными пальцами. — И ты понимаешь, просто боишься в этом признаться даже себе.

— В чем признаться?

— В том, что тобой двигало не влечение тела, а самая настоящая любовь.

Гвендолин осторожно высвободила руку.

— Если бы ты знала, — проникновенно продолжил Феликс, — как ты мне нравишься, когда забываешь об общепринятых нормах поведения и становишься самой собой — непретенциозной и твердо стоящей на земле! Были мгновения, когда я дико ревновал тебя к твоему предыдущему кавалеру, но потом понял, что он даже не прикасался к настоящей Гвендолин Снайдерсон…

Их взгляды встретились.

— А я прикасался. Я счастливый. Я трогал ее, вкушал ее, любил, наслаждался ею. И она проделывала со мною то же самое — свободно, по собственному желанию. И словами это волшебство описать невозможно!

У Гвендолин дыхание перехватило от такого признания, но она упрямо произнесла:

— Ах, вот почему ты здесь! Ты решил, что можешь и дальше свободно эксплуатировать мое тело, всласть развлекаться… А потом… потом…

— Твое тело меня абсолютно не интересует.

Гвендолин обескуражено и где-то обиженно моргнула.

— Не интересует?

Феликс с трудом удержался от смеха при виде ее разочарованного лица.

— Ни на йоту. — Он поднялся и вытер руки о полотенце. — Пойду, приготовлю обед, как обещал. Ты недолго, пожалуйста. Омлет начинает терять вкус через десять минут.

Гвендолин глубже опустилась в воду, и поднятые, ею волны мягко и ласково качнули ее. Тело откликнулось на эту символическую ласку так же, как если бы ее ласкал сам Феликс Миллингтон.

С тяжким стоном молодая женщина встала, вытащила пробку из ванны и, включив душ, сунула голову под тугие холодные струи.

— Ты сделал отменный омлет, — сделала ему комплимент Гвендолин, на этот раз одетая не в мужскую рубашку, а в уютную белую кофту ручной вязки. — Спасибо.

Двумя руками она обхватила чашку с горячим апельсиновым чаем.

— После расчистки снега у меня сил осталось только-только, чтобы добраться до кровати и уснуть.

— С удовольствием усну вместе с тобой.

Глаза Гвендолин удивленно округлились, затем подозрительно сузились.

— Кто-то утверждал, что мое тело его абсолютно не интересует…

— Все верно. Просто я не усну, если тебя не будет рядом.

Он принялся собирать со стола тарелки и чашки.

— У моей мамы на кухне висело старинное фарфоровое блюдо с замечательными словами «Здание строится на камне — дом строится на любви», — сказал Феликс, закрывая дверцу посудомоечной машины. — Твой дом построен на любви, на настоящей любви.

— Спасибо большое, — тихо отозвалась Гвендолин. — Я сама его обставляла. Только несколько старинных вещей осталось от тети Матильды.

Она почувствовала вдруг, что ей приятно говорить о доме, особенно после похвалы Феликса. Он в этот момент губкой вытирал, светлую деревянную поверхность стола.

— А тетина спальня один в один соответствует твоему описанию, — заметил Феликс. — Массивная кровать с водяным матрасом и огромная розовая балерина в резной раме над ней. Ничего, что я не удержался и заглянул?

Гвендолин улыбнулась.

— Ничего. У меня рука не поднялась поменять что-то в ее комнате. Не то чтобы тетушка была святой, но… но…

— Но она была Матильдой! — закончил за нее Феликс, и молодая женщина кивнула в знак согласия. — А альбомов со снимками от нее не осталось? Меня прямо-таки заинтриговала эта женщина.

— Есть несколько. В ее комнате, на комоде. — Гвендолин прикрыла ладонью зевок и добавила: — По этим фотографиям можно изучать историю века.

Она еще раз зевнула и замотала головой.

— Прости. Я уже в объятиях Морфея.

— Тогда пора спать. Тебе завтра на работу.

Феликс, шутя подхватил ее на руки и направился в спальню. Впервые в жизни мужчина нес ее на руках!..

Он как-то ухитрился нажать на выключатель, и все вокруг озарилось мягким розоватым светом.

— Твоя комната похожа на тебя. Слышишь, Гвендолин? — Он бережно усадил ее в кресло и снял с кровати цветастое покрывало. — Восхитительная смесь стилей и материалов. Гамма несколько странноватая, но выдает не испорченность натуры.

— Странноватая? А, по-моему, нет. — Гвендолин сняла кофту и оглянулась. — Феликс, ты что, собираешься спать здесь?

— Собираюсь, но не сейчас.

Когда она улеглась, он накрыл ее одеялом и заботливо подоткнул его со всех сторон.

— Сейчас проверю, как там камин, и выключу наружное освещение. Кроме того, нужно взглянуть на твою рождественскую елку. По-моему, она начинает засыхать, — сказал Феликс.

Гвендолин моргала, изо всех сил стараясь не заснуть.

— Елка искусственная, — сообщила она, снова зевнув.

— Гм… а выглядит, как настоящая.

Феликс погладил молодую женщину по щеке, ласково провел рукой по волосам.

— Спокойной ночи, любовь моя!

Гвендолин, стоя у зеркала, пыталась вдеть в уши золотые сережки, но у нее не особенно получалось, потому что глаза смотрели на отражение кровати. В том, что Феликс спал на ней, сомнений не было. На подушке осталась вмятина от его головы, а простыня до сих пор хранила тепло его тела. Наглый обманщик!

Но когда в семь часов зазвонил будильник, он, видимо, вскочил. Гвендолин слышала концерт, который он устроил в кухне, гремя тарелками и чашками. Там он пока и обосновался, предоставив ванную и спальню в ее полное распоряжение.

Гвендолин открыла шкаф в поисках коричневого кожаного ремня и шарфика, который обычно обматывала вокруг шеи, когда надевала голубое шерстяное пальто. Шарфик она нашла тут же, а ремень обнаружился на кресле под чемоданом Феликса.

Чемодан стоял раскрытый, и вещи в нем были аккуратно, с толком уложены: нижнее белье, носовые платки, свитер, две рубашки, джинсы и шерстяные брюки. Шелковый, черный, похожий на кимоно халат был переброшен через спинку кресла, но на пижаму не было и намека.

Гвендолин вздрогнула как от озноба, хотя в спальне было довольно тепло. Выходит, она провела ночь рядом с голым мужчиной и не заметила этого? Ох уж этот Феликс Миллингтон.

— Феликс Миллингтон, — повторила она вслух, наслаждаясь звучанием его имени.

— Ты меня звала? — раздался голос откуда-то позади нее.

Гвендолин с профессиональной быстротой стерла с лица блаженную улыбку и повернула голову в сторону кухни.

— С добрым утром! У тебя на редкость бодрый голос!

— Спасибо!

Гвендолин прошла в кухню, где на столе уже стояла тарелка с тостами.

— Вчерашняя борьба с сугробами не отразилась на твоем здоровье?

— Нет, я привычная к физическому труду, — ответила молодая женщина, потягивая сок из бокала, и невольно остановила взгляд на мощной спине, обтянутой свитером из верблюжьей шерсти. — А еще с утра я много не ем.

— Помню-помню. — Феликс повернулся к Гвендолин. — Поэтому и предлагаю только сок, тосты и кофе.

Он подошел к кофеварке и наполнил чашку.

— Возьми мою машину и поезжай на работу. Насколько я понимаю, твоя по-прежнему в гараже.

25
{"b":"242021","o":1}