В тот же день Парламент утвердил этот приговор и отправил осужденных к лейтенанту придворного суда для приведения приговора в исполнение.

Г.Сансон. Записки палача. — М.: Терра, 1996.

Антуан-Франсуа-Мишель Дерю родился в Шартре 20 января 1744 года.

Отец его, Мишель Дерю, если верить брачному контракту Франсуа Дерю, торговал хлебом; если же верить документам, оставшимся после процесса, то он был содержателем гостиницы. Очень легко может быть, что Мишель Дерю занимался в одно время тем и другим.

Мишель Дерю умер в 1748 году, оставив после себя четверых детей, из которых герой нашего рассказа был старшим. В то время, когда преступления Дерю придали всеобщую известность его имени, одна из его сестер была уже монахиней, а другая еще послушницей в Шартрском монастыре; брат его в это время был трактирщиком.

Франсуа-Мишель Дерю был воспитан одним из своих дядей, потому что после смерти отца он остался ребенком четырех лет, а мать его умерла вскоре после отца.

Молва гласит, что Дерю, так же, как и Картуш, уже с самого раннего детства проявлял нравственную испорченность; ребенок как будто готовился к тем подвигам, которые предстояло ему совершить с годами. К сожалению, рассказы из этой эпохи, передаваемые обоими биографами Дерю, Кэйльо (Cailleau) и Бакуляром д'Арно (d'Arnaud), плохо мирятся с тем лицемерием, доведенным до крайней степени развития, которое составляло характерную черту этого преступника.

Дядя отдал Дерю в ученье к шартрскому жестяных дел мастеру Леграну, а потом к мелочной торговке, вдове Картель; впрочем, ученик ничего не вынес, побывав в этих домах.

У Дерю вовсе не было качеств, характеризующих хорошего рабочего человека. У него не было влечения ни к мужской, ни к женской работе. Даже, по словам Кэйльо, самый пол этого человека до того был неопределен, что нужно было прибегнуть к операции, для того чтобы его сделать похожим на мужчину. Если у него и было призвание к чему-нибудь, так это к занятиям, которые равно приличны тому и другому полу и в которых усердие, услужливость и умение болтать заменяют силу или искусство, необходимое для всякого другого рода занятий.

Как только Дерю получил право располагать собою, он определился мальчиком во фруктовую лавку. Побыв некоторое время у одного шартрского купца, он пришел в Париж и тотчас же поступил на первое попавшееся ему место во фруктовую лавку на улице Контес-д'Артуа. Отсюда он перешел к одной вдове, родственнице своего первого хозяина, в лавку на улиие Святого Виктора.

Здесь Дерю проявился в своем настоящем виде.

Это слабое, недоразвитое существо, едва заслуживавшее звания человека, было, несмотря на то, необыкновенно самолюбиво. Дерю постоянно мечтал о том, что он выдвинется из толпы, что он добьется и богатства, и почестей. Занимая самое ничтожное место в обществе, он смело и самоуверенно поглядывал вверх и искал только случая, чтобы уцепиться за него и с помощью силы воли подняться выше.

Не успел Дерю пробыть и месяца в лавке вдовы, как она сильно полюбила его. Он нравился ей своим тихим, кротким, невозмутимым характером, своей правильной жизнью и религиозностью. Более же всего дорожила она им за то, что он увеличил число ее покупателей; кротость и обходительность молодого приказчика невольно привлекали к маленькой лавочке на улице Святого Виктора.

Встав рано утром, он начинал принимать покупателей. Одаренный необыкновенным даром приспосабливаться к обстоятельствам и разыгрывать роли, он с большим тактом умел подметить слабую струнку каждого покупателя и с каждым стал говорить особым языком. Без церемоний, как добрый малый, обращался он с чернью; шутил с охотниками и с особенным вниманием относился к какому-нибудь буржуа; при духовных и монахах он казался образцом смирения и благочестия. Из дома он выходил только для исполнения своих обязанностей; благочестие его было так велико, что он, определяясь к своей хозяйке, обязал ее нанять ему скамейку в церкви Сент-Этьен-дю-Мон и за это отказался почти от целой половины своего жалованья.

Это поведение не ускользнуло от внимания наблюдательных и умных людей всего околотка, и они стали поговаривать, что этот маленький Дерю, или кумушка Дерю, как его в шутку прозвали на улице Святого Виктора, пойдет далеко.

Поэтому не показалось удивительным, когда в январе 1770 года стало известно, что Дерю покупает лавку и товары вдовы.

Каким образом сделал он это приобретение? Как он выплатил эти деньги? Сам Дерю и оба его биографа уверяют, что на его долю досталось из отцовского наследства три тысячи пятьсот ливров. Можно также предполагать, что доброта его бывшей хозяйки значительно облегчила для него уплату этих денег.

Как бы там ни было, но в августе 1770 года, двадцати шести лет от роду, он был уже купцом.

За что же принялся Дерю, заняв это положение в обществе? Кэйльо и Бакуляр предполагают, что он путем воровства и подлогов составил себе довольно значительное состояние. Но в этих данных нет ничего достоверного, тем более, что принимая их, необходимо согласиться, что все преступления Дерю чрезвычайно ловко скрывал. Из справок, наведенных о его прошлой жизни, не видно ни одного обстоятельства, обвиняющего его в подобном преступлении.

Дерю во что бы то ни стало решился достигнуть той цели, к которой он стремился; он решился даже не останавливаться перед преступлением, если это будет необходимо. Но при своем расчетливом характере он мог решиться на преступление только тогда, когда оно, по его расчетам, стало необходимым и когда уже испытаны были все средства для достижения своих целей.

Поэтому мне кажется, что он по-своему вел добросовестно свою маленькую торговлю. Правда, он был не слишком разборчив, допускал обман и всякого рода подделки в своей торговле. Но в продолжение этих двух лет, когда бдительность правосудия еще не находила ничего предосудительного в действиях Дерю, он все еще был убежден, что найдет возможность нажить себе состояние путем, по его мнению, совершенно честным.

В 1772 году весь квартал Святого Виктора был озадачен одной из тех новостей, которые так мастерски описывает госпожа Севинье. Все стали говорить, что Кумушка Дерю женился на молодой, богатой и знатной девушке. Толковали даже, что благодаря этому браку он стал важным барином, и жена его имеет даже доступ ко двору.

Эта женитьба имела такой романтический характер и такие неожиданные последствия, что рассказ о ней сочтут скорее порождением фантазии, чем реальностью. Фея, волшебная палочка которой должна была обратить скромную лавочку Дерю в роскошный дворец, называлась Марией-Луизой Николэ. Женщина эта не отличалась ни умом, ни красотой. Отец ее, незначительный артиллерийский офицер, уже умер; мать ее вышла во второй раз замуж за какого-то ремесленника, человека крайне ленивого и, кроме того, пьяницу. При нем все семейство дошло до такой крайности, что принуждено было плести рогожи, чтобы хоть чем-нибудь зарабатывать кусок хлеба. В этой обстановке Дерю, кажется, нечего было рассчитывать на приданое; но с невестой было связано одно обстоятельство, которое открывало широкое поле деятельности для предприимчивого жениха. Это обстоятельство, кроме того, давало Дерю возможность ослепить блеском своего величия доверчивые умы и воспользоваться ими для достижения своих цепей. Обстоятельство это было следующее.

Незадолго до этого один дворянин по имени Леплейнь дю Плесси (Despleignes du Plessis) жил в своем полуразрушенном замке, носившем пышное название поместья де Кодевиля и находившемся в окрестностях Оксера. Этот Леплейнь дю Плесси был в некотором роде деревенским мизантропом, одаренным всеми теми мелкими страстишками, которые обыкновенно составляют принадлежность ограниченных людей: он был скуп, груб в обращении и так недоверчив, что не держал ни одного человека у себя в замке. От души ненавидел он своих соседей, которые, в свою очередь, ненавидели его; угнетал своих фермеров и вел ожесточенную войну с браконьерами, которых, как ревностный поклонник Святого Губера, считал чуть ли не хуже моровой язвы.