– Здравствуйте, Пернатова, – робко сказал Журочка, подходя к Кате в университетском коридоре.

– Здравствуйте, Журочка. Что это вас так давно не видно? И бледный вы какой-то, будто всю ночь не спали… Ах… каким он франтом! Смотрите, смотрите… Галстук надел!.. Пойдемте гулять… Сегодня солнце… Дивная погода… Чудесно!..

Пошли. Катя взяла медика под руку.

«Нужно действовать», – думал Журочка, ступая прямо в весенние лужи.

– Что это вы молчаливый такой сегодня? – спросила Катя, когда они уселись на бульварную скамью. – Скажите же что-нибудь.

– Здоровье – это могучий фактор… – промолвил Журочка, подумав.

– Да? – рассеянно сказала Катя. – Это интересно. Смотрите, какие смешные тени от деревьев. Совсем кругленькие.

– Дерево, как и человек, нуждается в заботе. Дерево, например, поливают водой, и человек тоже… должен каждый день обливаться… Это укрепляет мышцы и нервную систему…

– Неужели укрепляет?.. Это интересно… Вы знаете, Журочка, как странно… Вы мне эту ночь снились… Будто бы вы женились на Зинке Татарчук…

– Брак без гигиены немыслим… Здоровье брачущихся – могучий фактор.

Катя слегка отодвинулась от медика и с возмущением посмотрела на его красные уши.

– Вы твердо уверены, что здоровье могучий фактор?

– Да.

– С чем вас и поздравляю. Ну, до свиданья. Не провожайте меня.

– Не клюет! – грустно сообщил Журочка.

– Да, уж у такого дурака, как ты, клюнет – держи карман! – сказал Дедушкин.

– И говорить не хочет. Ушла, не провожайте, говорит…

– А ты о чем с ней говорил?

– О гигиене брака.

– Здравствуйте! Ты бы еще поговорил с ней о двенадцатиперстной кишке… Так знай же, дурак, что не далее как вчера я лично присутствовал при споре, когда Пернатова с пеной у рта говорила о естественном подборе и браке ради потомства.

– Ну?

– Вот тебе и ну…

Был прелестный вечерний час, когда заря еще не погасла, а молочные звезды уже проявлялись на бледном небе. Огромная апельсинная луна медленно и нахально выползала из-за деревьев. В уединенной аллее сада было тихо.

– Люди должны думать о своем потомстве, – хрипло говорил Журочка, – потому что потомство – это…

– Могучий фактор? – грустно спросила Катя.

– Да, именно могучий фактор. На основе естественного подбора мы в общем и целом можем обновить человечество. Был, например, такой случай, когда одна всемирная красавица предложила старому писателю Шоу вступить с ней в брак. «Я красива, – сказала она ему, – а вы умны. У нас должно быть отличное потомство»…

– А вам известно, что ответил писатель красавице? – желчно спросила Катя.

– Н-н-нет, а что?

– Он ответил так: «Я боюсь, – сказал он, – что наши потомки наследуют мою красоту и ваш ум». Хороший вечерок сегодня выдался. Не правда ли? Я сегодня здорово повеселилась. До свиданья, Журочка. Кланяйтесь всемирной красавице. Быть может, она найдет в вас подходящего мужа.

Катя быстро смахнула слезинку с бледной щеки и исчезла за поворотом аллеи.

– Не понимаю, чего ей еще нужно? – горестно воскликнул Журочка, сжимая руками голову. – Уж, кажется, целую лекцию ей прочел. Ни разу не запнулся. А она… это самое… «Кланяйтесь, говорит, всемирной красавице…» А сама… плачет.

– С таким дураком, как ты, поплачешь, – сказал Дедушкин, зевая, – знаешь ли, дурья голова, почему она плакала? Плакала она, брат, потому, что сегодня я заметил у нее книжку Коллонтай «Любовь пчел трудовых», а ты ей всякую чепуху порол об обновлении потомства…

– Как? Ты сам видел? Читала?

Лопни мои глаза.

– Тогда прощай, Дедушкин. Побегу в библиотеку…

Лодка тихо скользнула от берега и закачалась в лунной ряби. Катя села у руля. Журочка взялся за весла. Некоторое время ехали молча. Медик проглотил слюну и сказал:

– Что такое брак? Брак это есть отрыжка старого быта. Человечеству грозит опасность задохнуться в тяжелой атмосфере семейного очага. Любовь, связанная узами загса…

– Причаливайте! – сухо приказала Катя. – Мне пора домой.

– Нужно срывать цветы, – бормотал Журочка, послушно гребя к берегу, – долой… это самое… цепи, которые…

– Прощайте, Журочка, – твердо сказала Катя, – и, пожалуйста, никогда не зовите меня с собой гулять. Не пойду. Идите домой и займитесь вопросами брака среди туземцев Австралии и Океании. Почерпнутые сведения сообщите мне письменно с указанием источников, ха-ха-ха…

И Катя убежала, почему-то закрывая лицо платком.

– Н-ничего не понимаю… – прошептал Журочка, растерянно оглядываясь по сторонам.

И Журочка увидел… Что он увидел – описывать нечего, ибо это было описано миллионы раз. Журочка увидел перспективу сияющего многоточья ночных фонарей на реке. Увидел небо. Увидел луну и звезды. Журочка в первый раз в жизни увидел весну. И Журочка понял все.

– Черт возьми! – воскликнул он, бросаясь догонять Катю. – Еще не все потеряно!

– Пернатова, – пробормотал он, задыхаясь, – слушайте, Пернатова… Я… это самое… долой гигиену… К черту естественный подбор… Я… плевать хотел на это – как его… цепи очага… Я… Пернатова, я вас люблю, Пернатова!.. Хотите ли вы на мне жениться?.. И потом я хочу вас поцеловать… Можно?

Так они и сделали. Поцеловались.

1927

Весельчак^*

Почему, вспоминая о нем, я чувствую, как горло пересыхает о г злости, по животу пробегают холодные противные мурашки и появляется одно неистовое, жгучее, безудержное желание – бить.

Ведь он не сделал мне ничего дурного. А вот подите!..

– Ваш папа случайно не был стекольщиком? – раздался сзади меня тусклый голос.

Я оторвал взгляд от уличной сценки, которую с интересом наблюдал, и оглянулся. За мной стоял рыжеусый человек с оловянными глазами, в драповом пальто, каракулевой шляпе с лентой и больших хозяйственных калошах.

– Нет, – сказал я, – мой папа не был стекольщиком, но я тем не менее не люблю дурацких затасканных как мир острот. Если я вам мешаю, так и скажите: «Вы, мол, мне мешаете смотреть, отойдите».

– Не всякая пустота прозрачна! – сказал рыжеусый.

И вдруг его усы задергались, оловяшки сделались совершенно круглыми, рот раскрылся, и рыжеусый затрясся от еле сдерживаемого смеха.

– Знаете ли вы, – промолвил я с досадой, – что этой остротой последовательно пользовались все пошляки, начиная с царя Гороха. И я не привык…

– Не беда, – возразил рыжеусый, – потерпите сорок лет, а там привыкнете.

Я с отвращением отвернулся.

Через несколько дней, когда я сидел у знакомых и пил чай, в комнату вошел человек, в котором я без труда узнал рыжеусого.

– А, – воскликнул хозяин, – здравствуй, Никанор.

– Наше вам с кисточкой! – сказал рыжеусый, расшаркиваясь.

– Познакомьтесь. Это мой старый друг, Никанор Павлович.

– Очень приятно, – любезно улыбнулся я, – мы, кажется, однажды встречались.

– Гора с горой, как говорится, не сходится, – сказал Никанор, – а человек с человеком… хе-хе…

– Хочешь чаю, Никанор? – предложил хозяин.

– Нет, спасибо, я уже отчаялся.

– Он у нас первый весельчак, – нервно сказал хозяин, похлопывая Никанора по плечу. – Зубастый. Так и режет.

– Ну уж и весельчак, – потупился Никанор, – так. Середка на половинку.

– Ну, Никанор, ты все-таки выпей чаю. Ведь ты любишь. Вприкуску.

– Вприглядку, – сказал Никанор вяло.

– Ну так выпей рюмочку вина.

– Бувайте здоровеньки, как говорят хохлы.

Никанор налил стаканчик, щелкнул языком и выпил.